«Если я разобью Секиру, выпадет нить. Свет Феонгоста превратит её в цветок, который исцелит меня…»

Так хотелось в это верить, но в глубине души Эллариссэ понимал: никакое милосердие Неру его не коснется, пока он сам не смирится и не склонится перед роком. Перед тем, что не вечен и всемогущ, а такой же, как все Живущие. В новой жизни его стегнёт бич бессмертных, он станет тяготиться годами, не зная, какая мощь и радость были у него когда-то.

Давным-давно на здешних лугах Лануэль собирала вереск и полярный мак. Глядя на неё, Эллариссэ думал, что у супруги нет вкуса. Совсем не смотрелись эти цветы вместе. Но как сияли её глаза! Ни один колдун так не зажигал свой взор. Она бегала по полям в белом платье легкая, как Афелиэ, и в тот единственный миг прекраснее своей ледяной сестры.

«Я хочу, чтобы у нас были дети, — сказал он ей тогда. — Чтобы они так же, как ты, носились по траве и радовались».

Наступи в тот миг ночь, небо могло бы сбросить все звёзды, и всё равно было бы светло от взгляда Лиланы.

«У вас не будет детей», — произнесла Левантэ.

В тот день Эллариссэ вернулся в Аберон. В лиловых звёздных облаках тонул замок Аватара — награда от Аэлун. Ни у кого из Духов не было владений прекраснее, но Эллариссэ бывал в нём нечасто. Всё же вершины небес ему оказались чужды, он любил касаться их, бродить по тихим галереям, зная, что он стоит над всем миром, но неизменно его тянуло на Землю.

Левантэ единственная никогда не навещала Эллариссэ, к ней приходилось идти в Храм Сердца. Это ничуть не смущало. Наоборот, близкое присутствие Неру дарило созерцательность и покой. Эллариссэ казалось, что ему ничего от жизни не нужно, кроме самой жизни, её мерного течения и череды событий, к которым он невольно относился философски. Однако…

«Почему не будет?»

Впервые недалеко от Древа Эллариссэ ощутил гнев.

Левантэ присела на каменную скамью, ножки которой оплетал вьюн. Некогда Эллариссэ думал, что в Абероне растут только роскошные цветы: розы, лилии, орхидеи. Поле Тинтх и внутренний двор Храма разубедили в этом.

«Когда-то я творила тела Живущих совершенными, лишенными изъяна. Но ещё когда они лежали в глине, ударила Скверна и отравила их. Она живёт и в душах, и в телах, точит их. Она бьёт везде, где может. Её ненависть к нам…» — тут Левантэ остановилась и опустила взгляд. Её стрекозьи крылья походили на витраж и переливались даже в спокойном сиянии Древа.

«Иногда болезни Скверны отравляют утробу, иногда рвут нити наследия, а иногда ранят Корни, мешая привести родителям новую душу в земной мир. С тобой приключилось второе. Ты рождён не таким, как твои соплеменники-лиёдарцы. Твои бледность и низкий рост — лишь видимая сторона беды. Скверна оборвала твой род как живого существа».

«И что, ничего нельзя сделать?! Я, Аватар, победил врага Неру и не могу исцелиться!»

«Это не исцелить. Ты рождён таким».

Эллариссэ унесся в свой замок и бил всё, что видел, пока залитые кровью руки не онемели, а боль не стала сильнее злобы. Тогда он опустился на трон и схватился за голову, пачкая и лицо, и руки.

«Как так… как так…»

Наконец, решился. Только Аватар способен на такое. Кому, как ни ему, нужнее всех? Принц или принцесса порадуют этот мир больше, чем дитя какого-нибудь пропойцы, который топит драгоценные годы в вине, но ему повезло быть неповреждённым, а Эллариссэ — Аватару, спасителю мира — нет. Теперь судьба в его власти, он имел право. Разве это стоит дороже замка в облаках?

С тяжестью на душе вернулся в Храм Сердца и подошёл к краю Колодца Творения, в бесконечную глубину которого уходили Корни Мирового Древа. Ближе к Стволу спят нерождённые. Их путь до утроб, где они начнут развиваться и превратятся в Живущих, под силу отследить Аватару. Он вглядывался в нити, изучая их и рассуждая про себя, что нужно срезать ему и забрать себе, чтобы стать отцом. Опуститься ли в Колодец, где истинно он уравняется с Великим Духом и сможет перешивать тела, как вздумается? Воды колыхнулись, будто заманивая. Звали таинственные глубины, откуда вышли материя и энергия. Если Аватар — хозяин второго Мирового Древа, то он имеет право спуститься и побыть немного демиургом.

На водную гладь тихо опустился цветок тюльпана. Неру молчал, хотя мысли Эллариссэ не могли быть для него тайной. Тюльпан погас и теперь походил на обычный, земной. Малая рябь подтолкнула его к траве. Повинуясь неведомому зову, Эллариссэ поднял тюльпан, но никакого, даже самого малого веса не ощутил. Цветок не принадлежал даже Аберону. Вспомнилось иное… как ладонь Неру коснулась лба Эллариссэ, благословляя, тоже невесомо, но ощущалось тепло. Ни один Дух не приблизился к Неру так, как Эллариссэ. А сейчас… будто отчуждение возникло. Эллариссэ помотал головой. Попытался убедить себя, что это лишь цветок, да какое там, если он упал с Кроны Мирового Древа.

Неру не нужны были слова. В тишине Эллариссэ развернулся и покинул Храм Сердца, и шелковая трава разгладилась, забыв следы Аватара.

Очнулся Эллариссэ от боли. Слёзы, катившиеся по щекам, обжигали. Бездумно он хлебнул зелья и укутался мглой как одеялом в холодные лиёдарские ночи две тысячи лет назад. Странно помнить дрожь. Тогда, как и сейчас, вокруг не было ничего, кроме серой мглы. Дворец царя Далара не приветливее пещер.

Солнца бы… даже эльфийский взор, созданный для темноты, потускнел. Пусть тусклое, зимнее, но оно ненадолго коснётся земли, напомнит оборотням, в чьих руках благословение.

«Нет. Пусть посидят в темноте, подумают лучше, кто им важнее: люди на чужой земле или соплеменники здесь. Кто для них всё сделал, а кто пришёл требовать, не имея на то права».

Только вьюга провыла в ответ. Вновь она собирает свои войска, чтобы мстить глупцам. В этот раз Воинам Света не победить. Как только стихнет Шторм, Эллариссэ телепортируется на остров и уничтожит Секиру. А оборотни… в конце концов земли людей опустеют и смогут принять новый народ.

Утешив себя, он сел и закрыл глаза.

«За что отец изгнал тебя?» — однажды спросил Эллариссэ у Мэйджины.

«За письмо, которое я хотела отправить вам. За унизительную просьбу о помощи».

«Бери твой отец на службу эльфов, было бы куда проще, — улыбнулся он и протянул руку стоящей перед ним на коленях принцессе драконов. — А что за просьба?»

«Вы и так знаете нашу беду. О большем говорить не смею».

Её лицо походило на маску. Ни дрожи, ни единого чувства. Смиренный покой. Она бы многое поведала, не будь над ней тени отца, хоть между ним и дочерью были сотни островов.

«Если простое исцеление не помогло, значит, дело в Корнях. Не волнуйтесь, принцесса. Я сделаю всё, что в моих силах».

Тогда он тоже не раскрыл, какая буря разыгралась в его душе. Как на месте Мэйджины видел Лилану, радостно встретившую его из Аберона и помрачневшую на его короткое: «Детей у нас не будет». Но у Нанаян они могут быть, раз зарождаются в утробе.

Нэйджу должен взять Золотую Орхидею. Она поможет, а не Аватар, который ни на что не способен, не ломая чужие судьбы.

Раздался грохот. Эллариссэ вскочил с резвостью, которой от себя не ожидал. Что-то огромное врезалось в склон, и потревоженная гора ответила лавиной. Прежде, чем она накрыла нечто, Эллариссэ встал на её пути. Вал снега разбился о магикорскую стену, тяжесть тысячи слонов выдерживал Аватар, пытаясь всевидящим взором отыскать, то, что ему нужно. Повезло. Стеклянный кокон.

Эллариссэ сдвинул снег, и лавина хлынула в другую сторону, оставив этот склон в покое. Затем связал кокон магикорскими путами, и, потихоньку смещая пространство, стал переносить в пещеру. Драголин могла кинуться на него, но присмирела. Может, уснула или погибла. Так или иначе, Эллариссэ нужно было её достать, и теневым копьём он уколол крыло. То треснуло. Силу Аватара не выдержало. Потихоньку придётся раздробить сначала одно, затем второе. Больше Драголин не полетит.

Мелькнула мысль заговорить с ней, но Эллариссэ покачал головой. Не согласится. Слишком хорошо он помнил ярость в её глазах, её смертельный бросок. Всё из-за Гилтиана. Даже странно думать об их отношениях, невесть как возникших. Драголин, такая утонченная, роскошная и… племянник, которого Эллариссэ плохо помнил.