«Не упасть в воду. Удержать Время. Да проще сдохнуть уже!»

— Свет жизни! Вихрь времён!

Годы перестали утекать. Темноту пронзили тонкие золотые нити, по которым бусинки скатывались к Наму. Фео боялся за неё, хотя не представлял, кто она, и не пожелает ли расправиться с ним и отдать Аватару, как её сородичи.

Наму пошевелилась. Фео выдохнул и едва не сорвался, за долю секунды успел воссоздать ступень. Так и лежал на брюхе, глядя на рыбу, а рыба — на него.

Вдруг она встала. Вода стекала по кожаным рубахе и штанам. На голове — такая же шапка, плотно облегающая овал лица, но немного топорщащаяся сзади, — видимо, укрывала волосы. Наму и в жизни была слепа, не проникал свет в её глаза.

— Спа-а-асибо, — с трудом произнесла она на первичном языке.

— Давно ты не видишь? Если нет, я могу тебя исцелить. Гронд…

— Стой, — она вскинула руку. — Не-е на-а-адо.

Сморщила лоб, на миг задумавшись, и вдруг внезапно затараторила на чистейшем колдовском, Фео даже завидно стало:

— Я уже с месяц слепа, так оплакивала детей своих, Миро и Сумаю. Но ты сказал — они живы?

— Да-а, — Фео не добавил «были»: не хватило уверенности.

— Афелиэ услышала мой плач, — Наму дунула в ладони и поклонилась. — Меня зовут Намунея, я дочь медвежьего племени и осетрового, что от рыб. А ты Аймери — древний феникс?

— Вообще-то я Феонгост и человек, но сейчас не так важно. Аватар хочет убить и меня, и всех людей. Он же разбил печать проклятия и наслал вечную зиму! Помоги мне добраться до рыб, оборотни все вместе должны сразиться с ним. Рядом с сородичами и другими народами! И ещё тот звероподобный оборотень предал нас, заточив здесь.

— Точно не он. Быть такого не может!

— А кто?! Нас тут льдом сковало!

— Поверь мне. Не все оборотни глотки друг другу рвут.

— Ты нас выведешь? Разморозишь воду?

Фео вдруг потерял уверенность, что эта хрупкая маленькая женщина в костюме ныряльщика сможет пробить толщу льдов, но она уверенно повернулась к дыре, из которой выпала, и сказала:

— Готовься.

Мощная волна впечатала Фео в стену, и в тот момент он бы встретил смерть, не будь магикорского щита. Всё быстро и резко. С дрожью он наблюдал в просвет рун, как уплывает вдаль осётр, и шёл за ним по дну. Да… так называлась эта северная речная рыба. В кого она превратится, когда из подземных пресных вод попадёт в солёные, морские? Там, в городах из гальки, теперь живут её соплеменники. Фео вспомнил уроки истории, зарисовки «крепостей», сделанные дальнозоркими. Теперь посмотрит сам. Голова гудела от всех сведений, сердце ныло. Единственная мечта — о сне. Беззаботном, глубоком, похожем на смерть, а при пробуждении бы увидеть солнце, услышать запах разогретой скошенной травы…

Очередной удар закружил Фео. Едва-едва он удерживал щит, но новый поток уносил. Куда? Фео не мог понять. Остатка воли хватало лишь на магикорские чары. Без них — смерть.

— Гронд Силин… — шепнул он.

Сознание уже коснулось грани забытья, но мрак отступил. Внутри пузыря он поднялся, опираясь на рунические стенки. Разумом сохранял их, а они помогали ему.

«Мастер», — усмехнулся Фео и закашлялся. Тошнота сдавила. Воздуха! И света, не холодного синего, а дневного. Как же он прекрасен! А тепло, а ароматы нагретой солнцем палой листвы! Осени, не пришедшей к оборотням и людям…

«Я должен справиться! Любой ценой!» Фео видел в сплетении рун имя отца, и оно вдохновляло как ничто иное. Гиддеон жив, пока его сын борется, и если победит, то не умрёт никогда!

— Орэ Неру Гронд Силин!

Фео знал, как усмирить поток, как вернуть водам их прежнее течение. Осколок застрекотал, подчиняя иную стихию. Река, освобождённая из плена, хотела показать норов, но всё ещё находила ледяные преграды. Наму-осётр не успела далеко уплыть, и пробивала стены, возведённые… кем? Фео не сомневался, что оборотнем-отверженным. Он насмотрелся на предательства и малодушие оборотней, за которых Гилтиан отдал жизнь. С другой стороны — она. Намунея. Борется, бьётся.

Воздух быстро кончался, но Фео ухитрялся и щит удерживать, и преобразование проводить. Раз за разом. В сознании — ничего, кроме заклинания, формулы и тлеющей мысли о спасении. Зрение давно стало бесполезным, всё равно перед глазами ничего, кроме мерцающих рун и темноты меж их вязью. Тело грел тёплый кристалл, без него Фео давно окоченел бы: река дышала холодом.

Толчок. Вновь пузырь перевернулся, и Фео упал. В этот раз — не удержал. Вода мгновенно наполнила пространство, Осколок выскользнул из рук. Фео едва сумел задержать дыхание и поплыл вниз, чтобы достать святыню, но внезапно что-то схватило его за ворот и дёрнуло. Нечто. Змеи-щупальца обвили туловище Фео и сдавили до хруста. Изо рта пошли пузыри…

«Папа, — Фео перевернул страницу пыльного фолианта, который, наверное, зарю человечества видел, — ты когда-нибудь видел демона?»

Отец, сидевший в кресле у огня и наблюдавший, как первый снег ложится на крыши соседских домов, произнёс:

«Нет. Магикорцы редко сталкиваются с демонами. У нас другие задачи. Для битвы есть демоноборцы».

«А если придут в Каталис? У нас ведь нет демоноборцев. Что будет?»

«Наш щит даже царь демонов не пробьет, ни один его слуга не проникнет сюда. И то их почти не осталось, Аватар многих перебил».

«Да? Какой он молодец!»

Отец чуть улыбнулся. В полумраке гостиной глаза мерцали ярко-голубым. Обычную синюю мантию сменил кофейный халат. Зачастую отец дома только ночевал, и Фео из своей комнаты слышал шаги. Сызмальства он привык оставаться один по вечерам, хотя знал, что при любой возможности отец рвался к нему.

«Я об этом забыл… почему? Почему я такой идиот!» — мысль словно возникла из безвременья, но сам Фео с нетерпением ждал ответа.

«Подрастешь и поймешь, что всё не так просто. Убить легко, и демоны, безусловно, этого заслуживают, но смерть порождает пустоту. Невосполнимую. Прежде чем кого-то казнить, подумай, можно ли поступить иначе? Демоны должны пребывать в Амале и ледниках Нанрога, ведь если в них осталось хоть искра света Неру, то есть надежда на искупление. Аватар поспешил лишить их надежды. Я понимаю, почему он так поступил, и не уверен, что сделал бы иначе, но…»

«А что за ледники? Никогда не слышал!»

Фео оба локтя поставил на стол, подвинув ими фолиант, и приготовился к увлекательному рассказу, но отец приблизился вплотную и замер, будто выжидал. Резко он схватил сына за волосы и прижал ко дну глубокого блюда с водой. Фео забился, но магикорская мощь отца сковала, не дала отбиться. Легкие разрывались, но ни закричать, ни вздохнуть.

«Так не могло быть… этого не было…» — мысль истончалась и терялась в шуме крови.

«Вот что такое ледник. Муки на грани жизни и смерти. Надежда и милосердие в чужих руках».

«Отец!»

Фео быстро поднялся и едва не потерял сознание. Голова гудела, тошнило. До сих пор он слышал волны и ощущал их колючий холод, хотя сползшее одеяло было толстым, из ячьей шерсти, а с потолка свисали тёплые кристаллы, огромные, в полруки длиной. Одежда сушилась на стуле, и, глядя на неё, Фео едва осознавал, где сам: в кровати или же сидит? Кожа стала тоньше шелка, сквозь неё просвечивали вены, её уродовали раны и шрамы. Только ладони до сих пор черны от графита. Фео пытался надышаться и поверить, что слышит аромат вереска и тёплого дерева. Смотрел на расписанные светящейся краской стены, и среди вязи рисунков и рун узнавал сюжеты бытия оборотней.

«Этого не было на самом дела. Просто после утопления в память влилось… где Осколок?!»

Второй раз Фео вскочил уже на ноги, предательски подкосившиеся, и рухнул на деревянный пол. Гулкий звук сотряс стены. Из угла поднялась груда шкур. За мгновение она обрела силуэт Живущей, а ещё через секунду стала узнаваемой.

Будто прочитав последнюю мысль, Намунея показала покрасневшую и оцарапанную ладонь и ей же коснулась большого резного ларца рядом с собой. Откинула крышку, и душа Фео воспарила в серебристом сиянии Осколка.