— Ты скромный. Госпожа воительница говорит, что ты исцелил нас, а ещё что выбрался из чана со Скверной.

— Как-то так, да.

— Значит, у Ии есть надежда. Прости, что скалился как дикий зверь. Я Миро, а это моя сестра Сумая. Мы из отверженных, первые, кто за века вышли из пещер на простор, бывший когда-то и нашим. Тёмная сила захватила нас, чтобы плач отверженных пробудил демонов, погребённых во льду.

Фео не торопился отвечать, осмысливая сказанное. Древнюю историю племенной вражды он помнил не очень хорошо, а подробности, спешно изложенные Фатиярой, до сих пор не уложились в голове. Драголин не обращала никакого внимания на разговор, который сама же спровоцировала. Её жуткую рану не было видно, а спокойствие и уверенность госпожи укрепляли душу.

— Мы наблюдали за Ией. Если она наклонялась, её пёструю шапку не всегда было видно над травами. Совы любят наряжаться ярко. Ия собирала голубику и любовалась камнеломкой, ловила осетра в широкой реке Гореключ, пела с ветром о земле, что лежит за чёрным Океаном, а мы всегда были рядом. Больше всего боялись, что она увидит нас, тех, кто утратил первозданный облик, и испугается.

— Совы? — поинтересовался Фео и почувствовал себя глупо.

— Да, совы. У каждого племени есть тотем, по имени которого оно и зовётся. Только у отверженных нет никого. Мы — химеры, помесь многих тварей земных.

Миро забывал есть, собственный рассказ увлекал его и, возможно, давал забыться.

Лес укрывала темень. Скоро ночь, нужно будет лететь дальше. Фео, Лу Тенгру и Ситинхэ решили, чтобы не занимать корзины, прыгнуть до окрестностей Домэна и дождаться остальных там, успев передохнуть. Однако сейчас Фео не чувствовал, что выдержит такой прыжок даже при поддержке сильнейших мастеров, и коснулся Осколка на груди, надеясь напитаться его силой.

— Ты не слушаешь. Я же вижу. Свои мысли для тебя ценнее, и за то не осуждаю. Что ж, я привык говорить с тишиной за полярным кругом…

— Нет. Я слушаю, — Фео подался вперёд, но Миро уже сник.

Его сестра ела суп, роняя в плошку слёзы, и смотрела на чёрный клинок Драголин. Сама госпожа прилегла, откинувшись на стенку корзины. Впервые Фео видел Драголин уставшей, обессиленной. Такой она не была даже после катастрофы в Ливнере. Хотелось укрыть госпожу, найти ей более удобное место для сна, но Фео не решился. Зато мог попросить Шакилара.

— Конечно, — кивнул принц. — Ей долгий путь предстоит, я позабочусь.

— Я лезу не в своё дело, но… думаю, стоит отправить госпожу на родину. Её рана очень тяжёлая, пусть и затянулась, но будет мешать в бою.

— Ты прав: это не твоё дело. И чтобы ты больше не поднимал этот вопрос — у госпожи причин воевать не меньше, чем у тебя. Есть, за кого мстить Аватару.

Шакилар вернулся к костру, что, повинуясь воле Фатияры, плясал огненными фигурами на хворосте. Принц и царевна держались за руки, а другие драконы косились на них, но большего возмущения не позволяли. Вестей от Сого не было, удалось ли ему прогнать войска мятежников из столицы или же он проиграл — неизвестно. Фео надеялся, что вскоре всё прояснится. У драконов самый большой опыт в войне с Океаном Штормов, они нужны людям, но согласятся ли лететь на другой конец света? Чем с ними рассчитается человечество? Для эльфов есть Лиёдари, а для остальных?

Фео понял, что совершенно не представляет себе будущую войну. Даже если план Ситинхэ сработает и появится новый Аватар, он не одолеет Океан Штормов, как не одолел его Эллариссэ. Или же вовсе откажется, это не его война, он защитит лишь границы своего царства.

«Поэтому Аватаром должен стать я. Чтобы человечество уцелело и шло вперёд».

Ухнула сова, среди ветвей сверкнули глаза-фонари. У Фео мелькнула мысль, что это дух Ии отделился от меча и следует за ними.

Синдтэри неприветлив. О чём думает лес, когда на мягких мхах остаются следы? Вспоминает ли, глядя на Лу Тенгру, как выглядел его народ? Перед глазами Фео проплыло алое пятно. На мгновение он узрел ярость Сагариса и услышал треск Осколка. Вместо рунических деревьев ущелья могли покрыть хрустальные цветы. В их объятьях спал бы не только Гилтиан, но и Фео, и все, кого он видел сейчас. Какое всё кругом хрупкое… К горлу подкатила тошнота, и он отставил свою плошку. Миро следил за ним. Немолодой, раз ещё помнит колдовской язык, может, ровесник или чуть младше Хоуфры. И Фео ощутил себя таким же древним.

Доужинав, драконы засобирались в путь, подменившись. Оборотни, ещё не способные лететь, превратились в мелкое зверьё, чтобы нести их было легче. Миро и Сумая стали карликовыми оленями пуду, безрогими по природе, но эти остались с рогами. Шерсть в рунах, как и у других оборотней, однако знаки выделялись отчётливо.

Обсидиановые драконы унеслись в ночную высь, и долго Фео провожал их взглядами. Собраться с силами, чтобы прыгнуть через Синдтэри, было непросто, а тревога не унималась. Прошлое, что ожило в этих лесах, не выходило из головы, а где-то поблизости незримо бродили призраки, будто не пожелали уходить на перерождение, а остались здесь, с израненными Духами.

— О чём задумался, Феонгост? — неожиданно поинтересовалась Ситинхэ.

Светила полная луна, и в её сиянии принцесса походила на богиню, которая спустилась с небес и нынче наставляет заблудшие души. Такой же она предстала перед Фео в день их первой встречи, и едва удавалось отделаться от ощущения, что круг замыкается.

«Увидеть бы мою Дели…» — всё становилось невесомым, и даже судьба мира не давила на плечи. Фео прыгнул, почувствовав, как упругое пространство тянет назад тело. Но покорилось — деваться перед магикорской силой ему некуда.

Север встретил прохладой и поклонами тёмных сосен. Ветер крепчал. Среди деревьев показался одинокий дом с покосившейся крышей, усыпанной хвоей.

— Переночуешь здесь, Фео, — сказала Ситинхэ.

Лу Тенгру же не было, и Фео не понимал: то ли колдун в другое место прыгнул, то ли ещё что. Явно здесь он не хотел показываться. У границ Домэна много зорких глаз.

Не справившись с мышечной слабостью, Фео рухнул на топчан у очага.

Снилась столица. Огромная. Царь сидел в высоком замке и волей своей управлял государством. А государство… крохотное. Нет городов, кроме Тессории и Беатии, тайга занята, степь — тоже. На парусах кораблей — герб империи Нэти. Люди толпились на улицах, жили друг у друга на головах и по найму шли работать в проданные земли. Будто сквозь сон Фео слышал чистую колдовскую речь:

«У людей огромные долги. Помогаем им едва ли не задарма».

«Опять нам с их бедами разбираться».

«Пусть отдают Лиёдари. Это не их край, они ничего не создали, кроме Каталис-града…»

Всё мутнее становилось видение, и вот уже до Фео доносилось, что не так уж неправ был Аватар, решив проредить человечество. Оно плодится в тесноте, и крепнет его недовольство. Стареет царь, а новый не прочь войной пойти на соседей, спасших людей от погибели. Беснуется Океан, пожирая суда, ищущие новую землю, и Тьма густеет над Хавинором, ожидая кровопролития.

Фео ничего не мог сделать. Он тоже состарился, и жизнь оказалась слишком короткой, чтобы освоить дарованное могущество, а ненависть в глазах и людей, и эльфов становилась всё ярче. Можно сказать, ярко-красной.

В утренней полудрёме он пытался осознать, кто он и где находится. Закрутился и рухнул на пол.

«Лишь бы никто не подглядывал», — подумал Фео, поднимаясь.

Рядом никого и не было. Приятно пахло нагретое дерево, в солнечных лучах кружилась пыль. От пола до потолка высились шкафы, до треска набитые побуревшими фолиантами. Будто в хранилище библиотеки Фео очутился. Быстро понял, что не лесничий обитал здесь. Стеновые доски исчерчены рунами, причём не только защитными.

«Что же — Ситинхэ мало храмов виспери? Отыскала какой-то домишко убогий. Странная она до безумия».

Свет манил наружу, но сильнее — ожидание, всколыхнувшее сердце. Сон забылся, его место в разуме занимала лишь она — Эдельвейс. Он мечтал увидеть её, что она почувствует и придёт, и даже показалось, что за окном мелькнул её силуэт.