Сун вздохнул.

После этого учитель рисования взял свои принадлежности, — и другие, сделанные на заказ, — и попрощался. Отец и сын остались наедине. Карун неловко сидел на каменной платформы, за которой простиралось ветреное голубое небо, и теребил когти.

— Скажи, Карун, — наконец спросил Сун. — Тебе хотя бы понравилось рисовать?

— Я… Я не против этим заниматься, отец… — ответил Карун.

— Не против…

Сун помотал головой.

— Прямо как с литературой? И музыкой… Ты не против, и в то же время это не приносит тебе удовольствия, так?

—…Да, — после некоторой паузы ответил Карун. — Извините, отец, — прибавил он печально. — Я знаю, что вам тягостно пытаться найти для меня подходящее занятие…

— Не извиняйся, Карун, — улыбнулся Сун. — В этом и состоит моя обязанность, как твоего воспитателя. Главное: верить и искать. Помни, у каждого есть своё предназначение. Оно может быть очень, или не очень полезным. Главное, чтобы оно приносило тебе душевное удовлетворение.

— А дядя Кархан говорит, что каждый дракон должен приносить пользу…

— У нас разные взгляды, — усмехнулся Сун. — Но пусть. Что-то мы больно засиделись. Не пора ли нам пойти на обед?..

— Обедать? — после этих слов глаза красного дракона вспыхнули радостным светом. — Что у нас сегодня на обед, отец? Коровы? Быки? Слоны?.. Ох, прошу прощения. Я немного проголодался… — прибавил он секунду спустя несколько смущённым голосом.

Сун горько усмехнулся. Проголодался… Странно было слышать это от дракона, который ещё утром съел больше трёхсот куриц и на закуску — целого жирафа. С косточками. Но факт остаётся фактом, и когда они прошли в просторный обеденный зал, в котором, при желании, можно было разместить целую арену, и слуги стали один за другим тащить в помещение быков, Карун набросился на них с такой жадностью, что, казалось, не ел целый год.

Сам Сун сидел на некотором отдалении, чтобы его не запачкало кровавыми брызгами, и поедал маленький кусочек сырого мяса. Его сын всегда обладал необычайным аппетитом, который, казалось, становился всё сильнее по мере его роста. Вскоре, чтобы прокормить последнего, пришлось вводить новую строчку расходов в бюджет императорского дворца. А ведь это были баснословные цифры!

Причём самое странное было в том, что, по собственному признанию, Карун никогда не наедался. Один раз он попробовал набить свой желудок. Эксперимент продолжался три дня, за которые было съедено целое стадо бизонов, несколько сотен свиней и целый кит. Под конец по острым, как точёные алмазы, зубам дракона потекла кровавая рвота, но даже это не помогло утолить некую странную, иную жажду, которая пожирала его изнутри.

Прошли годы, прежде чем Карун научился терпеть последнюю. В прежние времена, в детстве, он, бывало, сгрызал парты, столы и стулья; теперь же он вполне себе мог протерпеть промежуток между завтраком и обедом.

Хотя на это и требовались определённые усилия…

Сун мог только предполагать страдания, которые испытывал его приёмный сын. Именно поэтому, и потому что таким было его собственное желание, он хотел найти занятие для Каруна, нечто такое, что будет одновременно полезным и что будет приносить ему удовольствие.

Это, однако, оказалось совсем непросто…

За последние годы они попробовали великое множество профессий, но все они оказались либо недостаточно хорошими, либо совершенно неподходящими. Когда Карун пробовал заниматься каллиграфией, его письмо было почти нечитабельным. При занятии физической работой он проявлял необычайную неловкость. Для более точных дел ему хотя и хватало усидчивости, — вечный голод воспитал в нём терпеливый характер, — но это была мука, которая не приносила ему ни малейшего удовольствия. А музыка… Вспоминая ужас, который возникал на мордах прислуги, стоило им завидеть юного дракона на расстоянии хотя бы даже километра от музыкального инструмента, Сун печально покачал головой.

А затем посмотрел на свои сморщенные, седые руки.

Он был стар. Действительно стар, и понимал, что совсем скоро жизнь его подойдёт к своему завершению. Воспитания Каруна скрасило его последние годы. В них появился смысл. И всё же Суну, Великому мудрецу и прежнему императору, не хотелось уходить, прежде чем он разрешит эту последнюю загадку и найдёт подходящую стезю для своего ученика.

Именно поэтому, закончив собственную трапезу — в итоге кусочек мяса был съеден только наполовину, — и дождавшись, когда Карун завершит поедать быков, Сун сделал паузу, а потом сказал:

— Карун…

— Что такое, отец? — спросил дракон, вытирая рот и выпрямляя свою длинную шею.

— Раз живопись тебе не подходит… Как и музыка, и прочие искусства…

— Прошу прощения, я… — смущённо заговорил Карун, однако Сун прервал его движением руки.

— Раз всё это для тебя не подходит… Я решил использовать другой подход. Иной раз птица, выпущенная из клетки, сама находит своё гнездо… Я думаю, тебе стоит начать совершать прогулки.

— Прогулки? — спросил Карун и сразу вытаращил свои чёрные глаза. — В… в смысле на природе? В саду? Или… Или в городе⁈

— В городе, Карун, — спокойно ответил Сун, привычный к несуразному темпераменту своего подопечного. — Мы с тобой бывали там, и не раз, но до сих пор рядом с тобой всегда был я, стража, или другие знакомые драконы и друзья. Я думаю, тебе стоит попробовать выйти на улицу самостоятельно. Увидеть жизнь своими глазами. Каждый дракон рано или поздно должен покинуть своё гнездо и устремиться в небеса… Немного неправильно говорить такое, если у тебя нет крыльев… Хм… Но мне кажется, Карун, что ты действительно слишком долго сидел в заточении, — с этими словами Сун посмотрел прямо в красные кружки глаз своего сына и проговорил глубоким голосом: — Пора.

— Я… Эм… — Карун замялся. Его лапы невольно подобрали широкую металлическую тарелку и потянули её к зубам. В последнюю секунду дракон сдержал себя, поставил её назад и сказал:

— Я попробую, отец… — в его голосе появилась толика редкой для него уверенности, которая, однако, сразу треснула: — Через неделю, так? Или месяц?

— Хм… почему бы не прямо сейчас? — с лёгкой улыбкой предложил Сун.

— Сейчас? — едва не взвизгнул Карун, после чего сглотнул и сказал: — Ладно… Хорошо, я… Попробую, — после этого он старательно попытался нахмурить свои чешуйчатые брови, — жест, который он перенял у Суна, и который в его исполнении смотрелся довольно забавно.

И так решение было принято. Слуги одели Каруна в его в выходную мантию, снабдили всем необходимым, включая свисток, на случай, если случится что-нибудь дурное… Впрочем, это было совсем необязательно, так как юный дракон обладал силой полноценного Господина, и Карун отправился по длинной тропинке в сторону города.

Провожая своего сына взглядом, Сун невольно вздохнул.

Только бы всё прошло неплохо…

Население империи драконов было чрезвычайно разношёрстым, особенно в столичном городе, куда стекались чешуйчатые, а с недавних пор и обладатели прочего телесного покроя со всех краем этого пространного государства. На земле, в специально созданных для них впадинках, извивались маленькие безногие драконы; широкие трассы топтали титанические звери; в небесах мелькали крылатые создания, и даже под землёй, если хорошенько прислушаться, можно было услышать журчание воды, — это были водные магистрали, по котором перемещались морские ящеры.

Среди всего этого буйства дракон кроваво-красного цвета, облачённый в жёлтый халат и шапочку, который с интересом, хотя и робко, смотрел по сторонам, не привлекал особенного внимания.

И потому так странно, что с того момента, когда он впервые показался на улице, за ним пристально следила пара заострённых жёлтых глаз…

Наконец Карун немного устал от непрестанного шатания по улице. Он погладил живот и подумал, что ему не помешает перекусить… А затем немедленно помотал головой, стараясь выбросить опасные мысли, осмотрелся, принюхался и увидел чайный дом, от которого доносился приятный травянистый аромат. Иной раз тёплые напитки помогали прийти в себя и утолить голод. Карун прошёл через резные двери и оказался в аккуратно обставленном зале. Его немедленно встретил официант, который проводил его на второй этаж, с которого открывался прекрасный вид на оживлённую улицу.