- В прошлый раз их что-то отворотило, что-то, пришедшее снизу по дороге, - напомнила я.

- Их может отворотить только союз всех стихий, жизни, смерти и божественной правды, - сообщил Каданай.

- А на пальцах? – сощурилась я.

- Маркиза, так издревле говорят о направленностях магических сил мира и человека, - сказал Асканио нравоучительным тоном.

Я только плечами пожала – мол, я же ничего не знаю о ваших магических силах, так, мимо хожу.

- Мы все так или иначе стихийные маги, смерть у нас есть, - зануда кивнул на Северина, - божественной правдой обычно называют ментальную магию. С жизнью просто и сложно, потому что сила жизни есть у всех магов, а вот чистые маги жизни редки необыкновенно. Я бы заподозрил вас… маркиза, но о вас уже известно, что вы посредственный стихийник и такой же посредственный целитель.

- А жизнь – это не целительство? – не поняла я.

- Нет, - покачал он головой. – Жизнь это жизнь, а целительство это целительство, как и атакующая сила, и защита.

- А то у нас вон Дуня, в ней этого целительства достаточно. Да и у вас самого, как я понимаю, тоже.

- Значит, если оно снова придёт и постучится, мы выйдем и ответим, - сказал Анри. – И если у него там какие-то… осколки памяти, то ту память ведь и освежить можно. Как раньше били, я имею в виду. Жаль, не добили, но уже как есть, так я понимаю. И вообще, господа, не желаете ли спать?

Спас\ть желали все. Каданай откланялся и утёк в свой шатёр на льду, Демьян Васильич тоже отправился к себе, остальным я кивнула на лавки. Утром разберёмся, что и как дальше.

А пока можно пустить в спальню истомившихся уже от непорядка котов, обнять Анри и вправду спать. Утром будет видно, что дальше.

Утро было хорошее, очень нежное и душевное. Как славно, что именно сейчас не нужно никуда торопиться! И даже коты спали, спрятав носы в лапы, и не шевелились, когда мы уже проснулись, оба, и занимали себя друг другом и моментом. Пока не поняли, что уже можно бы и встать.

- Скажи, Анри, ты веришь во всё это? – я, конечно же, говорила о том, что нам вчера рассказали.

- Я? Верю? – он приоткрыл глаза.

- Ты, ты. Нам же придётся, ну, как-то реагировать. Что-то делать. Наверное, будет нельзя просто сказать – спасибо за интересную историю, до новых встреч. Или можно?

Он смотрел на меня, не вполне понимая. Потом до меня дошло, я едва не рассмеялась. Что, котик, твои женщины не говорили с тобой о делах в постели? Ну, добро пожаловать в клуб, открывай новые горизонты.

- Не знаю, Эжени, - покачал он головой. – Мне доводилось в разных краях слышать разное, но такого – нет, никогда. И, может быть, вдруг местные жители как-то сами смогут справиться со своими странностями?

Эх, солнце, не веришь, да, что ты тоже теперь тут местный житель?

- Местные жители – это мы. Теперь. Тоже. Ты давно связывался с домом?

- Довольно давно. Недели за две до Рождества. С тех пор – молчали. Я б и связался, но… не работает. И что сделать, чтобы заработало, я не представляю. Хотя… была какая-то мысль, если вспомню – скажу. Кажется, я что-то видел, или слышал, но сейчас не могу сообразить.

- Спать нужно больше, - усмехнулась я.

- Это возможно, мой нежный друг. Но я с позавчера не был наверху, во вверенной мне крепости. Конечно, Жак справляется, но он справляться не обязан, он и подался-то сюда исключительно со мной за компанию.

- Сходишь после завтрака.

И можно было подниматься и выбираться наружу. Снаружи всё было спокойно, и благодушное настроение сохранилось до конца завтрака. А потом снаружи затопали, сбивая снег с валенок, и в дом зашла Ульяна.

- Зачастили к нам гости, - сказала она, поздоровавшись. – Не успели одни прибыть, так следующие виднеются.

Оказалось, что некий санный поезд разглядели издали – на льду да по ясной погоде. И теперь поджидают – потому что всем любопытно, кто это там пожаловал. Анри даже попросил Северина сходить наверх, рассказать наши новости и предупредить полковника Трюшона, что он опять задерживается. Потому что – кто знает, кто там к нам тащится по морозу, и зачем? Северин обернулся очень быстро, передал привет сверху и сказал, что господин генерал может не беспокоиться, всё будет, как положено.

Что ж, значит, одеваться, и наружу. И что там, кстати, ярмарка-то была вчера? Или будет ещё? А то были же планы, просто обычные человеческие планы, на дальнейшую жизнь, на перезимовать без потерь, на дождаться весны. Поэтому…

Ульяна рассказала, что ярмарки вчера не было, потому что Каданай сидел над очагом в своём шатре из шкур и о чём-то размышлял, и что-то брызгал в огонь, и вроде бы даже с кем-то там разговаривал, хотя никогошеньки больше в шатре не было. Но его люди говорят, что у него такое дело в обычае. Наверное, с духами беседовал. И ярмарка перенеслась на сегодня, если сейчас снова какие-то гости чего-нибудь не привезут.

Тем временем, уже не только самые глазастые, но и обычные, вроде меня, видели сани, три штуки, которые кони тащили по льду прямо к нам. Три точечки приближались, уже было видно, как кони перебирают ногами, а Ульяна так даже и звон бубенчиков расслышала. Значит, уже скоро.

Это «скоро», впрочем, настало ещё через какое-то время, мы успели сходить до Каданаева шатра, спросили про ярмарку и про планы. Каданай приветствовал нас, как дорогих гостей, и сказал, что мне стоит только указать, что нужно, и мне это принесут. Мне такая щедрость не особо понравилась, потому что я не понимала, с чего вдруг, и как мне после это отольётся. Анри тоже сощурился, смотрел внимательно.

- Господин Каданай, - генерал не сводил с шамана глаз. – Прямо скажите, что вам нужно от госпожи маркизы.

Тот вздохнул.

- Та, кого ты называешь госпожой маркизой, сможет сделать то, чего не сделает более никто.

- Не верю, - сказала я.

И покачала головой для убедительности.

Заладили все, как один – сделать, пойти! Не хочу я никуда идти и ничего делать. Тем более, зимой. Я не герой и никогда не хотела им быть. Ну может, в далёком детстве. Но это ж от незнания, в детстве-то. А сейчас я взрослая и сознательная, и от меня зависят другие люди. Поэтому – никакого героизма.

Наверное, я бы всё это озвучила, но снаружи закричали, что едут. Мы поклонились Каданаю – вежливость-то никто не отменял – и пошли на берег.

Толпа собралась вовсе не маленькая, и взрослые, и дети, которые, впрочем, больше катались с горки тут же, чем стояли и ждали. Подошёл отец Вольдемар – как осознающий себя тут главным и ответственным. Сказал, что Алексей Кириллыч и Афанасий, если что, подойдут позже, чтобы не на берегу кости морозить, а поговорить в тепле, как положено.

Сани приблизились, и стало видно, что в первых и последних – по двое, а в серединке – один и ещё один, я сама не поняла, почему решила, что не двое, а один и ещё один. Вот уже по нашей бухте едут, а вот и до становища турэнов добежали, и прямо под нами на льду остановились.

Что же? В каждых санях кто-то один правил, и в самых первых это был человек довольно-таки местного вида – в тулупе, в шапке, в валенках, и самой своей повадкой – как местный. Видимо, проводник. Трое – солдаты, в форме, с ружьями. Из средних же саней сначала выбрался невысокий человечек в хорошей шубе и шапке, потоптался по льду, будто пробовал его на прочность, а потом уже, следом за ним, вышел ещё один – тоже одетый весьма тепло, и даже с претензией, как я понимаю. Не тулуп, но шуба мехом внутрь, и шапка непростая, и не валенки, но сапоги – наверное, с хорошей тёплой подкладкой. Огляделся, увидел лестницу и толпу, двинулся в нашу сторону. А солдаты тем временем вынимали из саней сундуки и ставили на лёд. И оглядывались – куда это их бог занёс.

Приезжий легко взбежал по ступеням и остановился, оглядывая нас. Видимо, ожидал, что его будут приветствовать по какому-то определённому чину, да? А ему навстречу просто вышел отец Вольдемар.