- Так здесь же они, - тут же сказала я. – Всё с ними хорошо. Увести их не дали, пропасть им тоже не дали, вот ещё. Пока зима – точно никуда отсюда не двинутся, потому что домик-то у них не ахти. А у нас тепло.

- От сердца прямо отлегло, матушка, - кивнул Егор. – А то беспокойно и за неё, и за дочку её, баба-то она хорошая, сердечная, ещё и красавица была, каких поискать, и вот же судьба досталась.

- А чего там судьба? Теперь у неё будет судьба, какая сама захочет, - пожала я плечами. – Меланья, зови уже Дарёну к нам, сюда, чего там возиться!

Меланья с готовностью побежала, но вернулась одна.

- Говорит – дел там много.

Это ещё что за новости?

- Да дела домашние по природе своей таковы, что их никогда в жизни до конца все не переделать, - отмахнулась я, поднялась и пошла на кухню.

Там Дарёна чистила морковь на рыбную похлёбку – сосредоточенно глядя в миску, как-то очень уж сосредоточенно.

- Дарёна, бросай это гиблое дело. Потом вместе дочистим.

- Не годится вам, Женевьева Ивановна, самой моркву чистить, - покачала головой Дарёна.

- Да ладно тебе, не самое большое горе, уверяю тебя. Справимся.

- Давайте, я хотя бы вариться поставлю.

- И придёшь?

- И приду, - кивнула она.

- Ждём, приходи.

Она пришла – тихая, безмолвная. Но я заметила, что и платок на голове заново перевязан, и лицо умыто, и передник свежий. Ох ты ж, как оно. Раньше нашу Дарёну совершенно не заботило, как у неё повязан платок, и не сбился ли на сторону. И каков передник после кухонных работ. Ладно, раскопаем это дело.

Правда, в разговоре она не сказала ни слова, смотрела в свою чашку, молчала. Слушала, как Егор с Тимохой и другими ходил тремя судами на север великого моря, а там и далее, вверх по могучей и широкой реке.

В прошлой жизни, в самом её финале, я успела побывать в том месте, где в Байкал впадают Верхняя Ангара и Кичера. Там… там всё совсем не так, как в других местах. Широкое устье, очень широкое, очень мелкое. Прорва водоплавающих птиц, прорва рыбы – так мне говорили. Птиц мы видели, а из рыбы поймали пару щук и съели тут же, вкусные были щуки. Что там, за устьем – я и не знала, и не знаю. А эти парни – знают. И у них тут никаких гугл-карт и навигаторов, всё сами. Молодцы парни, что.

Посидели, послушали рассказы, а потом гости собрались восвояси – мол, пора и часть знать. Мы их проводили, а потом, когда Дарья ускользнула на кухню, я спросила Меланью – чем там вообще пахнет, что меж этими двумя.

- О том, Женевьева Ивановна, вам лучше спросить Ульяну Арсентьевну, та вернее скажет.

Уж конечно, та всё про всех знает. Я и спросила – вечерком, когда они с Платоном Александровичем заглянули на огонёк по обыкновению.

- У-у-у, да, там была целая история, - засверкала глазами Ульяна. – Егорка, как я понимаю, Дарёну обхаживал, и она вроде бы не против была, да вот отправился он в лето торговать, сказал – осенью вернусь, посватаюсь. А он у нас из первых парней был, из самых отчаянных. Доберусь туда, куда никто не доберётся, значит. На гору заберусь, звезду с неба достану. Да вот не вернулся, далеко забрался, не смог выбраться до весны, да куда там до весны, до лета. Домой воротился уже по траве да цветочкам, на Троицу, что ли, никак не раньше. Его уж и не ждали, думали – всё, не воротится. На дом пустой со значением поглядывали. А Дарёна ж у нас сирота, жила в людях, люди-то её и выставили. Бабка Аксинья сказала – всё, нет его, и ждать нечего. Иди за того, кто есть. А Валерьян понимал, что нужно держать себя, иначе не видать ему Дарёны, как своих ушей, вот и ходил чист и свеж, и баней не брезговал, и рыбачить выходил исправно, и с уловом возвращался – всё, как надо, в общем. А про то, что он убивец, знал только отец Вольдемар, но молчал – тайна, мол, исповеди. Раскаялся, так глядишь, и исправится. Вот и выдали Дарёнку. На Красную горку свадьбу сыграли, а на Троицу и Егор воротился с дарами богатыми. Как узнал – дары те в воду бросил, морю-батюшке подарил. Запил крепко на неделю, а потом поднял парус – и был таков. С тех пор в Поворотнице только зимовал, возвращался одним из последних, отбывал первым, стоило только-только льду сойти.

- Ага, а теперь, значит, и он свободен, и она тоже.

- Воистину так, - Ульяна широко улыбнулась. – Ничего, погоди, я думаю – сладится у них. А не сладится – ну, поможем, чтоб сладилось.

Это хорошо, Дарёна ещё молодая совсем, нечего ей в чужих людях всю жизнь. Нужно пробовать своё, и вдруг то своё окажется не таким, как в первый раз? Не все же таковы, как покойный Валерьян?

Но пока Егор держал себя, как добрый сосед, приходил, спрашивал, не нужно ли чего. А однажды пришёл и попросил меня о приватном разговоре.

Я уже подумала – неужто оно? Но оказалось – о нет, совсем другое.

- Женевьева Ивановна, я тут слышал, вы пускали к себе на постой, - сказал он. – У меня есть пара человечков, надёжные и достойные, их бы дня на три. Не обидят, помогут, чем надо, и заплатим честь по чести.

Пара человечков – не десяток, подумала я. И согласилась.

Наша с маркизом дю Трамбле свадьба совершилась скромно и, даже можно сказать, тихо. Я всё ещё являла собой нечто несуразное, а вовсе не прекрасную юную девицу из древнего магического рода, которая выходит замуж за одного из первых богачей королевства, хоть и простеца. О нет, я не бунтовала – потому что не имела сил, да и смысла особого не видела. Бунтовать нужно было раньше, теперь уже придётся играть теми картами, какие есть.

Мы с отцом, братьями, тётушкой, Нанион и Мари прибыли во владения моего жениха. Замок Анвиль, приобретённый, как я уже знала, отцом нынешнего маркиза и им же перестроенный, представлял собой образец благоустройства и комфорта. Я к тому моменту своей жизни видела только лишь замок Рьен, и наш городской дом, и совсем немного – королевский дворец. Анвиль показался мне удобным и ухоженным. При нём имелся большой парк и немалое количество хозяйственных построек, и маркиз с гордостью сообщил, что всем необходимым замок обеспечивает себя сам.

Это заставило взглянуть на него чуть пристальнее – неужели он способен прилично вести хозяйство? Как я понимала, большинство придворных походили в этом вопросе на моих отца и братьев – те не понимали, откуда в тарелках берётся еда, и полагались в этих вопросах на управляющего, а в личных бытовых вещах – на камердинера, секретаря и прочих слуг. Маркиз же довольно уверенно рассказывал, что у него тут и где, но на меня при этом не смотрел, а если и смотрел, то снисходительно – наверное, полагая, что в женскую голову не вместится ничего, кроме схемы танца и строчек сонета. Что ж, пусть так и думает.

Венчание совершилось через два дня в замковой церкви, и приглашённый для этой цели кардинал Турнон всем своим видом показывал свой восторг от пребывания в таком замечательном месте. К слову сказать, при всей нелюбви к магам, мой теперь уже супруг не брезговал магическими услугами. В замке была устроена магическая подача воды, и подогрев. И магическое отопление в господских спальнях. Весьма приятно, когда для того, чтобы принять ванну, не нужно гонять десяток слуг с вёдрами. О да, в отцовском доме, несмотря на всю славу древнего магического рода, до такого благоустройства было далеко.

Тётушка накануне свадьбы пыталась что-то сказать мне о плотской стороне супружеской жизни, но не преуспела. О нет, конечно же, я не имела практического опыта. Да и о теории тоже знала немного. Но я очень хорошо понимала, что останься я магом – могла бы сама решать, понести мне ребёнка или нет. А теперь придётся положиться на волю случая.

Что ж, та самая плотская сторона в тот момент показалась мне просто ещё одним неприятным дополнением к моей нынешней жизни. Уж конечно, супруг не вызывал у меня тёплых чувств. Поэтому когда довольно скоро оказалось, что я беременна – он сразу же потерял право доступа в мою спальню. Его собственный целитель сказал, что госпожа маркиза ещё очень слаба после перенесённой перестройки организма – будучи именно что приличным магом-целителем, он видел, что со мной. И достаточно категорично сказал господину маркизу, что если он желает получить первенца, живого и здорового, то ему надлежит оставить жену в покое.