- Простите, Анри, наших бесцеремонных соседей, - мы сидели рядом на лавке, обнявшись. – Они считают, что имели право вас спросить, что это вы тут делали.

- А я совершенно серьёзно повторю, друг мой сердечный Эжени – готов взять вас в жёны немедленно.

- А вы, часом, не торопитесь? Может быть… я совсем не то, что вам нужно.

- Вы то, чего я хочу. Кого я хочу, - усмехнулся он в усы. – Здесь и сейчас вообще не важно, кем мы были раньше. И пока не случится чудо и нам не удастся вернуться домой – важно и не будет.

- Я не смогу вернуться домой, Анри, - покачала я головой. – И показать вам мой дом не смогу тоже.

- Мы с вами ещё подумаем об этом. Я очень хочу послушать о вашем доме, Эжени. О вашей прежней жизни. О чём-то, чего я никогда не видел и не знал. Вы расскажете?

- Конечно, расскажу, - я глубоко вздохнула, прогоняя непрошенные слёзы.

- Вот и славно. А сейчас мне бы сходить наверх, пока ещё не ночь. Надеюсь, госпожа Мелания высушила Северина в достаточной степени. А вечером могу я навестить вас снова?

- Буду рада видеть вас.

- Буду думать о вас всё это небольшое время.

Мы поцеловались… а потом он поднялся и пошёл в залу, где добыл Северина и ушёл с ним наверх.

И что же дальше, думала я, сидя на лавке. Кому ещё интересны наши отношения с Анри и что здесь может быть нужно какому-то приезжему чиновнику?

Спустя несколько дней я поняла, что прокачиваю ещё одно умение, которым, наверное, владела когда-то, но успела позабыть. Притирку к новому человеку в своей повседневности.

Когда ты много лет замужем, то куча вещей происходит всё равно что сама, потому что все ритуалы давным-давно отработаны, территория поделена, привычки взаимно учтены и прописаны в подкорку. И привычные косяки тоже. Они привычно бесят, но, ясное дело, не настолько, чтобы взять и всё сломать. Так, обычное.

Правда, если бы мне было суждено вернуться домой, то так, как раньше, уже бы продолжаться не могло. Потому что измену я бы не простила. Скорее всего, у Жени это было так, случайность, нервы пощекотать. Но Женя зря нагадил там, где ели мы оба. Ему, конечно, случалось косячить на пустом месте, но не настолько фатально, обычно в делах и в договорах он оставался разумным. Поэтому…

Наверное, ему не было дела до того, что подумаю и скажу я. Не был же он настолько наивным, чтобы думать, что никто не узнает? Или как раз был?

Так вот, о чём это я?

А о том, что теперь его в моей жизни больше не было – натуральным образом. Зато был совсем другой человек.

Этот человек волновал меня преизрядно – так я ему прямым текстом сказала ночью. И это была чистая правда, я уже думала, что разучилась влюбляться, а оказалось – да ничего подобного. Ржала над собой тихонечко, что хоть не в юнца какого-нибудь втрескалась, а в, гм, сходного по возрасту мужика, и то хорошо. Первого на деревне и на горе, ага.

И совсем не такого, к каким я привыкла.

Он ничего за собой не разбрасывал. Ничего. Совсем. Когда утром уходил из моей спальни, то нигде не оставалось валяться ни единой вещи. Я предложила было завести в сундуке запас его сорочек, но он пожал плечами и сказал, что Рогатьен справляется и что ему привычно. И ещё что у меня и так дел хватает, кроме его сорочек. Поцеловал в кончик носа и усмехнулся в усы. А мне-то что? Баба с возу, как говорится. У меня не было мужчины, которого всю жизнь сопровождает персональный камердинер, даже в ссылке на краю света. Хоть знаю теперь, как это бывает.

И вообще я, конечно, вспомнила начало предыдущей семейной жизни – сначала в комнате в квартире Жениных родителей, а потом в съемной однушке – так нам сейчас в маленькой комнатке было не так уж и плохо. Наверное, потому, что у меня кроме той комнатки был ещё целый немалый по здешним меркам дом, а у него и вовсе огромная каменная крепость. И в ту крепость он от меня по утрам сбегал, иногда даже без завтрака – мол, наверху покормят, не беспокойтесь, мой невероятный друг, всё хорошо.

Когда он что-то кому-то говорил, то ни мгновения не сомневался, что его не просто выслушают, а тут же пойдут и всё выполнят. И ведь выполняли. Не знаю, подкреплял ли он свои повеления толикой магии, каким-нибудь привычным неосознанным образом, или просто это целая жизнь принцем и командующим. Но даже коты мои отчасти построились – не скреблись в дверь то и дело почём зря, ждали, пока мы их не позовём, приходили и устраивались спать. А уходили – когда были готовы уйти на весь день. И позволяли ему себя чесать. А он изумлялся – надо же, коты, приходят спать. Дополнительно греют ноги.

Принц и командующий – он и на краю света таков. Выслушает, решит и пойдёт. И не будет обсуждать с кем бы то ни было свои сомнения – если вдруг таковые возникнут.

Я поначалу даже думала, что он не умеет сомневаться. Что он счастливец, который видит цель и не видит препятствий, а всякие эти рефлексии – не для него. Но нет, когда присмотрелась, оказалось – всё там есть, просто считается его глубоко личным. Его ответственность, и всё.

Про ответственность я отлично понимала, наверное, ещё и этим мы с ним сошлись. Он дня три после нашей эпохальной прогулки к скальнику Башка и последовавшей за ней ночи приглядывался к тому, что и как я делаю дома. Именно приглядывался, будто другими глазами на меня смотрел. Потом ещё попросил разрешения осмотреть кладовку, базу самогонщиков и исправно кормивших нас всех кур Дарёны. Мы осмотрели вместе, он, правда, признался, что в самогоне и курах не понимает ровным счётом ничего, но если это наш ресурс – то нужно ведь знать и заботиться, так?

И ещё что-то там за моей спиной обсуждал с Демьяном и соседом Егором – на предмет того, что из припасов можно добыть зимой, потому что до лета как-то далеко. И оказалось, что тут кроме непонятного ревизора ожидается ещё некая делегация местных жителей, обитающих за три распадка, у них будет что-то на торг. Ну и рыбу нам доставляли исправно. А мы соображали, что из неё ещё можно сделать – этакого. Правда, обычное тоже готовили – уху там, пироги да сагудай с расколоткой. Мужчина мой, правда, сказал, что поедание сырой рыбы отдаёт варварством, но мы проделывали это с таким аппетитом, что он тоже рискнул, посмеялся и сказал – ему лучше солёную или варёную. Жареная, впрочем, тоже заходила хорошо.

Первая размолвка у нас возникла через неделю – когда в деревню явились гости, пожелали остаться на три дня, им тут же указали на мой дом, а рассчитаться они предложили отличным вяленым мясом. Я и согласилась, потому что мясо хорошее, а лавки за три дня не пролежат. Ну и сразу сказала, что если вдруг захотят чего-то сверх оговорённого и попробуют взять сами, то здесь у нас разговор короткий, за шиворот и на мороз. С разбитой рожей. Трое мужиков закивали с полным пониманием, а слушавшие мой инструктаж капитан Плюи с командой и Северин только усмехались. И как я поняла, за моей спиной рассказали о предыдущем эпизоде, завершившемся как раз битыми рожами.

Так вот, размолвка. Мой принц, когда пришёл вечером сверху и обозрел новоявленных гостей, не сказал ничего, прямо как коты, зато когда я закрыла за нами двери моей комнаты, спросил:

- Эжени, для чего вам эти люди?

- Какие люди? – я отчего-то забегалась за день, и не сразу врубилась, о чём он вообще.

- Те, которые ночуют у вас в зале на лавках.

- Лично мне – разве что для пополнения наших не больно-то разнообразных припасов. Прочим – для новостей. Ваши тоже их слушали весь вечер.

Да-да, новости редки, а два с половиной месяца изоляции подкосили всю деревню. Поглядеть на гостей вечером привалила толпа, и ясное дело, притащили всяких варений-солений, что тоже в плюс.

- Мне кажется, для новостей их мог бы приютить кто-нибудь другой. Вы, я полагаю, не забыли, чем всё закончилось в прошлый раз?

- В прошлый раз, если вы помните, это был заговор против меня лично и моего имущества. И вряд ли кто-то настолько дурак, чтобы повторить, вы тогда всем всё объяснили очень наглядно.