Дальше, правда, командовала Дуня – куда ложиться, какой веник, что и как. Северин взвыл, когда она прошлась берёзовыми ветками по его ногам и спине, я же только усмехнулась – парила Дуня хорошо, мы все уже успели попробовать.

- Будете чистые и прогретые, оба, - проворчала я.

Окунаться в снег Дуня им обоим не рекомендовала – привычки нет, да один ещё и из ледяной воды. Велела сидеть в предбаннике, где было не так жарко и влажно, и выдыхать, потом второй круг.

- Вам, господин генерал следует пропотеть хорошенько.

Он и пропотел, и Северин тоже. Я же, прямо сказать, залюбовалась господином генералом, облеплённым мокрой простынёй – моих лет мужик, при том – отменно сохранился. Никаких вам животов, жировых складок и прочих отметин возраста, которые у меня дома – у каждого первого. Тут же я прямо захотела развернуть простыню и потрогать. Поймала взгляд генерала – он-то не понимал, чего я на него растаращилась – опомнилась, отвернулась.

Из бани нас всех Дуня доставила до моего заднего хода в магической защите – хотя обычно в последнее время я надевала шубу. Уже в доме на генерала надели штаны и камзол, и снов завернули в шерстяное одеяло, и велели пить горячий чай. Можно было и самогону, наверное, но вдруг лучше не надо?

Лучше не надо, беднягу развезло уже от всего того, что было. Он реально засыпал за столом, я подумала – и поняла, что готова пустить его на свою перину. Потому что не на лавке же спать не вполне здоровому?

- Пойдёмте, господин генерал, - я взяла его за руку и потянула из-за стола. – Ваши вещи всё равно ещё не высохли, а спать лучше лёжа.

- Я могу лечь вон там, на лавке у стены, - пробормотал он.

- Можете, - кивнула я. – И я не исключаю, что ещё и ляжете. А пока – я готова предложить вам лучшее, что есть в этом доме.

В общем, я уложила его у себя, он даже уже и не сопротивлялся, бедный. Я стащила с него штаны и чулки, и камзол тоже, сложила тут же на сундук. А он уже спал, кажется – срубило так срубило.

Мы тихонько сварили ужин, поели его, выпили немного с пришедшими к ужину отцом Вольдемаром и матушкой Ириной – они как раз желали видеть генерала, но тот спал. И пока он спал, у него вполне себе поднималась температура. Я сказала об этом Дуне, она согласно кивнула – ничего, будет справляться.

В общем, дальше мы с ней попеременке растирали нашего больного каким-то её зельем, и потом ещё самогоном, и что-то ещё она делала, прямо руками. Больной то дрожал от холода, то потел, говорил во сне какую-то бессвязную ерунду, звал брата – где тот брат-то, жив вообще или нет? И не спросишь ни у кого, потому что я это, наверное, железно должна знать.

В какой-то момент в ночи он ещё и дышал как-то тяжело и нехорошо, и я так испугалась, что всё-таки воспаление, а антибиотиков у нас нет, что принялась трогать лоб, руки, пытаться приложить ухо к груди и послушать, хотя понятия не имела, что там вообще слушают. Дышит, ура.

От кончиков моих пальцев, касающихся его груди, заструился яркий белый свет. Он обволакивал нашего больного, и дыхание генерала выравнивалось. Я видела такой свет у господина Асканио – и у Дуни. Что это такое, кто-нибудь мне объяснит?

- Женевьев, так ты ещё и целитель каким-то боком, - тихо рассмеялась за плечом Дуня.

- Да ну, глупости.

- Не глупости, а очень полезно, - покачала та головой.

Вдвоём мы как-то сбили ему температуру – вроде бы. Завернули в сухую простыню, накрыли одеялом. Пришли коты, Муся долго и недоверчиво обнюхивала больного, а потом взгромоздилась прямо на него и принялась мурлыкать – тихо-тихо. Вася же поглядывал на меня – чего, глупая, не спишь? Ночь на дворе!

Дуня задремала тут же на лавке, а я сбросила башмаки, юбку и кафтан, подвинула к стене болезного, завернулась в другое одеяло и легла. И уснула, едва лишь закрыла глаза.

Спала я хреново – постоянно подскакивала, зажигала магический огонёк малой мощности и проверяла больного. Дышал, если начинал тяжело дышать и метаться – то помогало сосредоточиться и вызвать тот белый слепящий свет, от него генералу становилось ощутимо лучше. Иногда я слышала, что мимо меня тянется Дуня – с тем же, как я полагала. Ладно, если будет прямо плохо – она скажет, наверное, позовёт на помощь. Так что можно спать.

Но нормально спать не выходило, меня всё время подбрасывало, и так до самого утра. Ещё и снилось что-то непотребное, муторное, а местами и вовсе страшное. Хорошо, я хоть деталей не запомнила. Уже под утро Вася, видимо, устал смотреть и слушать мои метания, заполз под руку и принялся мурлыкать громко-громко, типа – я тут кот-баюн, спи немедленно. Под мурчание кота я уснула, наконец, крепко, и потом вообще не сразу поняла, что происходит.

- Сумасшедшие, вы что тут творите? Северин, ты почему не сказал ни слова? Ты заодно с этими невежественными деревенскими бабами? – знакомый голос звучал приглушённо, но очень яростно.

Так. Сейчас кто-то получит промеж глаз от невежественной деревенской бабы. Я потёрла глаза, открыла их, как смогла, и села на постели.

Утро. Явное утро, светло, значит – часов десять, да? Больной спит, я первым делом потрогала его лоб – умеренно горячий, не так сильно, как был ночью. Коты разбежались.

Дальше следовало повернуться в другую сторону.

Дуня, тоже явно разбуженная, молча сидела на лавке и недвижно смотрела на господина Асканио, а тот только что огнём не пыхал.

- Доброго утра, господин Асканио, - негромко сказала я. – Северин сказал – вы не велели беспокоить, пока сами не позовёте, он и не беспокоил. У вас есть жаропонижающее? Антибиотики? Препараты для облегчения дыхания и поддержки сердца? Вы можете прослушать лёгкие? Что такое у вас есть, чего нет у Евдокии Филипповны? И главное – у вас есть опыт выхаживания больных, которые провалились под лёд зимой? Как часто вы это делали? Сколько успешных случаев? Сосчитайте, потом поговорим.

От Асканио уже почти что дым шёл, так он был разъярён.

- Не встревайте, ясно вам?

- Не ясно. Вы в моём доме, если вдруг позабыли. Извольте выйти из комнаты, поговорим снаружи.

Я, ни малейшим образом его не смущаясь, поднялась, расправила рубаху, сунула ноги в тапки, потянулась за юбкой, лежащей на сундуке. Дуня же, не изменившись в лице, поднялась и хотела, видимо, пройти мимо злющего Асканио, но тот преградил ей путь.

- Что вы скрываете? На вас столько навешано, что и не разглядеть, кто там, внутри!

Я уже хотела напомнить господину магу про не его собачье дело, но он вытянул руку и коснулся Дуниной щеки, нарочно или нет – я и не поняла. Но оно вдруг как полыхнёт! Ярчайшим светом, сине-белым, нашего искателя правды отнесло через приоткрытую дверь в коридор, он впечатался задом в противоположную стену, и не завалился на пол кому-то под ноги только потому, что успел за ту стену ухватиться. Встал, отдышался…

Дуня, кажется, хотела подхватиться и убежать, но не убежала дальше двери, её вдруг как затрясёт, она остановилась и тёрла глаза. И в довершение на них обоих с одной стороны таращились Дарёна с прижавшейся к ней Настёной, а с другой Северин и Жубер – дежурный солдат из крепости. И кажется, подтягивались остальные, кто-то умный даже свет а в коридор добавил – пяток магических шаров, чтобы всем было лучше видно. Не иначе, Меланья, больше-то не умеет никто.

С Дуней же происходило что-то непонятное, как будто черты её лица растрескались, словно старая картина, и принялись по кусочку с неё облетать. Она схватилась за дверной косяк, дышала тяжело – прямо как наш больной в ночи. Платок сполз с головы, водопадом потекли на спину золотые косы – вот прямо как жидкое золото, честное слово, необыкновенной красоты волосы. Я глянула в лицо, и…

Вместо странноватой, но привычной уже женщины моих лет у стены стояла не юная дева, конечно, но на вид не больше тридцати никак. Кожа всё равно что фарфоровая, глаза невероятного василькового цвета.

Только замученная совсем, но после такой ночи – немудрено. Наверное, потому свою маскировку и не защитила, что сил не было? И этот петух рыжий посмел, в моём доме, да?