— Ещё! — масляно облизнулся южанин, ухмыляясь в жидкую бороду, перехваченную серебряным кольцом.

К Хитрецу со спины просочился господин Скорнь, подёргивая шеей в красных пятах, жарко зашептал на ухо, что есть новости. Потому Хитрец отложил беседу с гостем из восточных и южных тьёрдов и поспешил отойти от хмельной компании.

— Чего тебе? — недовольно спросил Хитрец, скрываясь от внимательного взгляда Вакрового йорманда.

— Тебя ждёт твой с-советчик, Олаф Хитрый…

Хмель в голове туманил голову и Олаф не сразу поняло, о ком речь.

— Магистр?

— Он, я велел проводить его в вос-сточное крыло, подальше от любопытных глаз.

— Благодарствую, благодарствую, — Хитрец потёр руки, — проследи, чтобы вина было вдоволь.

— Я бы не с-стал договариватьс-ся с ними, — прошипел Скорнь, сплёвывая слова, как яд. — Похотливые глупцы…

Хитрец оглянулся, на залу, где у стола Вакр уже облапал полуголую иритийку за масляные бока.

— Пусть развлечётся, после поговорим…

— Они точно тебе нужны? — гордарец отвернулся, — Воины девовы готовы выступить под твоим флагом…

— Пусть ждут, — Хитрец огладил шитый алым плащ на груди, — скоро…

— Как с-скажешь…

Магистр Ис ждал. На этот раз света в комнатке хватало, чтобы разглядеть богатый, шитый золотом и алой ниткой плащ, по кромке которого свивались в кольца змеи и росли ядовитые цветы. Колдун, не иначе. Однако, пророчества его сбылись. Издох же братец и никто даже вида не подал, что Хитрец хоть как причастен к кончине тьярда. Девку-прислужницу, лекаря и всю смену, что стояла в охранителях в тот день, всех в палаческой разговорили, что надо вызнали. Приговор расписан, приведён в исполнение. Теперь наступает новая эра, эра под знаком Хитреца, и ему, как никогда раньше нужны союзники, армия, а ещё больше та новая земля, что обещает власть и богатство.

— Ты получил, что хотел… — прошептал Магистр, поворачиваясь к Хитрецу лицом. Из-под раструба капюшона повеяло могильным холодом, и Олаф ощутил дрожь в ногах. «Это хмель», — успокоил он сам себя, — «всего-то хмель да пара бессонных суток».

— Я помню. Ты просил помощи…

— Содействия, — уточнил Магистр, — ты можешь заключить мир с югом и востоком, но север никогда не покорится. Особенно север… Ты знаешь и сам.

— Йорманды уже ведут туда сотни. Северянам придётся покориться, или они умрут.

— Я прошу малого в обмен на победу: отдай мне новую землю, и я сделаю её твоей вотчиной…

— Она и так будет моей, — ухмыльнулся Хитрый, понимая, что говорит сейчас его языком дьявол, вызванный лишней чаркой. — Уже скоро.

— Это станет платой, — прошептал Магистр, приближаясь, а Олаф невольно отступил. — За мою благосклонность…

— Я награжу каждого, кто станет мне союзником и подмогой, но… — Олаф вдруг приосанился. Что может этот странный человек? Он пришёл из ниоткуда, начал шептать, советовать. И даже помогать. Но что на самом деле стоит за ним? Что за сила? Смерть тьярда это малое в чём можно обвинить Магистра. А ну как…

Но довести свою мысль до завершения Хитрец не успел. Рука гостя поднялась и со скоростью змеиного броска прижалась к шее. Мысли забились в тисках чужой воли.

— Мне нужна эта земля, — прошипел Магистр в лицо, и в скупых отсветах блеснули влажным блеском бесцветные глаза.

— Нужна… — эхом повторил Хитрец.

— Возьми себе всё, но не северный остров…

— Всё…

— Скажи всем, что тебе снизошло озарение, — Магистр скинул капюшон, открывая взгляду лицо, что до сего момента всегда было скрыто: блики на белых волосах, густая величественная борода и леденящий взгляд, — что к тебе спустился сам Эйсенгард и потребовал чтить новых богов.

— Чтить богов… — непослушными губами покорно повторил Хитрец.

— Им возведены святилища на севере, юге, востоке и западе! И боги даруют милость только тем, кто покориться им. И новому тьярду…

— Новому тьярду… — вот это уже другой разговор. Новый тьярд — звучит приятно. И мысль эта, пестуемая чужой волей крепла и росла, обретая конкретные формы.

— Скажи, сама Дева благоволит им, ибо как не благословить собственных детей…

— Детей…

— И она благословляет каждого из людей, кто покорится им…

— Благословляет…

Магистр отступил, накинув капюшон, а Хитрец, покачнувшись, потерял вдруг опору и отступил ещё на шаг, пока не упёрся спиной в стену. Голова закружилась. Новые боги пришли на землю, и они благоволят новому тьярду. Хитрец поднял взгляд на Магистра.

— Ступай, и возьми всё, что тебе причитается. И не забудь вернуть свою благодарность сторицей…

— Северный остров…

— Он должен достаться мне.

После успешного побега и оглушающе позорного возвращения, Вимлин искупала вину, вычёсывая вместе с матерью овечью шерсть с остальными обитательницами Мельина. Женщины поднимались рано и, позаботившись о скотине, засаживались за работу. Вимлин опасалась даже поднять голову, предоставляя рукам делать то, что от них требовалось, а мыслями уносилась на несколько дней назад, в полумрак сумерек, когда они с Дженве крались вдоль дорог, опасаясь дать знать хоть кому, что вообще существуют. Дженве оберегал обеих от любого волнения и был предупредителен и вежлив. Жаль, сейчас они с отцом заняты иными делами. Хотя, Вим знала точно, Дженве никуда не уехал, но повидаться так и не удалось. Марисса снова замолчала, и теперь Вим казалось, что ей всё приснилось: и побег, и приключения в столице, и башня, и дракон и вообще всё. Впереди была помолвка с каким-то йормандом. Он ещё в пути, но скоро прибудет в Мели и молодые смогут повидать друг друга. Вимлин на это только вздыхала, вспоминая лихую улыбку и приятный блеск на белокурых волосах. Сколь казался хорош Дженве, столь отвратителен в глазах юной девы становился будущий жених. И зрел в голове план нового побега. Скоро отцу будет не до неё. Говорят к Мелям идёт цела армия «фениксов». Но покидать Мели сейчас, когда в глазах каждого застыла тоска и обречённость казалось предательством. В сомнениях Вимлин поднялась в восточную башню, где когда-то жили оба чужака, а теперь лишь Дженве, отдалившийся на расстояние вечности. Подняться к нему? Сказать? Попросить? Умолять? Не решившись ни на один из вариантов, Вимлин постояла у двери, слушая тишину, и спустилась вниз. Створка в комнату неприятного господина была приоткрыта и Вим механически потянула её на себя.

На кровати обнаружилась Марисса, девчонка, снова безмолвная и тихая. И это тоже добавляло тревоги в сердце. Девчонка, вытянув из мешка Ллойву книгу в чёрном переплете сосредоточенно чиркала стилом на страницах.

— Что ты рисуешь? — не сумев преодолеть свою тоску спросила Вим, присаживаясь рядом, — покажи…

Девчонка протянула книгу, раскрытую на развороте, сплошь покрытую чёрными полосами, где с трудом угадывался абрис чего-то… чего-то похожего…

— Дракон? — Вимлин перелистнула страницу, потом ещё и ещё. В какой же ярости будет тот господин. Девчонка исчеркала своими каракулями всё. И на каждой странице чёрный дракон величиной с полмира уничтожал людей: сжигал, хватал в пасть, давил весом.

— Что это? — потеряв голос спросила Вимлин шёпотом. Девчонка обладает даром предвидения, это очевидно, но об этом знают немногие. Дженве точно знает, но не придаёт значения, а тот господин относился к её пророчествам, как к статистике по урожаю.

— Что это? — обретая голос повторила Вимлин свой вопрос, — что ты рисуешь?

— Они идут, — прошептала Марисса, подтягивая коленки к животу, — скоро. И он тоже. И я его боюсь…

Та ночь, определенно, стала из тех, что потом получают собственное имя. О ней передают легенды из уст в уста, и с каждым сказителем она прирастает новыми ужасами. Скальды напишут баллады, а ткачихи спрядут гобелен. И в каждой строке, в каждой пряди станут прославлять отвагу и мужество защитников светлой веры. Поведают, что хозяин Мельина продал душу дьяволу за бессмертие. Пропоют об отваге девовых рыцарей, подошедших к крепости вплотную и взявшим демонопоклонников в осаду. Не скажут лишь, что ожидая знака от своей покровительницы, рыцари устлали свой путь трупами и залили кровью. Не споют об отваге защитников крепости, лишь посетуют, что враг был силен, а светлейших рыцарей мало, но сердце каждого скрепляла вера и свет, исходящий от благостного знака их госпожи. Не расскажут, сколько полегло воинов с обеих сторон, измеряя, по обыкновению героический подвиг сотнями своих смертей и тысячью вражеских. Не споют, что ворота были отворены предателем, но воспоют отвагу лазутчика. И ускользнет из хроники выпотрошенный как хряк предводитель рыцарства, повешенный на кольях дрянных ворот. Не вспомнят и о призрачном воине, что мелькал в самой гуще боя, но казался всем призраком от лукавого. Не споют скальды об этом, но воспоют героическую отвагу и преданность делу. И придумают героя для пущей красоты и пышности. Малого оруженосца, единственного выжившего в той бойне, и поведавшего обо всем: о дьявольской улыбке неприятеля, об отваге и предательстве, и самое главное, о втором пришествии Дракона.