— Я завтра выйду к людям, — заявил он, появляясь перед спутниками с караваем в руках, — подождёте меня здесь…

Ллойву безразлично взглянул на него сквозь окуляры, а затем опустил взгляд снова в книгу, где Марисса стилом старательно выводила иллойские литеры.

— Не обязательно выходить, я могу охотиться, — возразила Вим, положив ладонь на свои вещи. Дженве кивнул ей и протянул каравай, чтобы она поделила на всех. Охота это хорошо.

— Ловкач, не молчи! — он присел рядом с братом, — я не могу больше так…

— Здесь не верно, посмотри на образец, — Ллойву указал девочке пальцем на ошибку, и к брату, — Как ты не можешь? Мне нечего сказать, Джев… Ты был прав, я ошибался… Это очевидно.

— Я тыщу раз был прав и ошибался тоже, но ещё ни разу не чувствовал себя таким подлецом! — Дженве пропустил волосы меж пальцев. — Мне кажется, что ты таишь обиду на меня.

— Нет, — коротко возразил Ллойву, натягивая меховой плащ на плечи. Мошкара тонко звенела в воздухе, уплотняя его, делая колючим, липким и почти съедобным. — Незачем, Джев, ты сделал, что посчитал нужным. Я бы поступил так же. Не кори себя.

— Клянёшься? — Дженве взглянул на брата. У того потемнели глаза и тени пролегли под глазами, словно они вернулись на оборот назад, когда Ллойву только отходил от своей травмы. Дженве даже не спрашивал, как он себя чувствует, опасаясь услышать ответ. Молча протянул мешок, где лежал флакон с каплями.

— Благодарю, — Ллойву, не вставая, достал флакон и начал возиться с крышкой, отмеряя нужную дозу.

Дженве сжал в кулаке волосы. Как же так? Разве этого они хотели, начиная свое путешествие? Дженве не желал брату погибнуть от угасания, и что теперь? Они вернулись к тому, с чего начали, словно во всем этом проклятом мире нет другой судьбы.

— Будь проклята эта земля… — прошипел он в сердцах.

Вимлин сдавленно вскрикнула. Дженве угрюмо поднял на неё взгляд и тоже замер. К костру, не боясь, вышли волки. Один, огромный, с седой косматой шкурой, и второй, поменьше, но от этого не менее опасный. Дженве взялся за кимейр, а Ллойву снова безразлично поднял голову, словно речь шла о чем то обыденном, и каждый день к ужину к ним заявляются дикие звери.

— Это оборотни, Джев, — буднично сказал он, — не трогай их.

— Десять проклятых богов! — выругался бывший легиотер, вспоминая старые ругательства, — какого ляра им тут надо?

Волки, тяжело дыша и вывалив розовые в бурых пятнах языки, легли у костра, как ни в чем не бывало.

— Угостить нечем! — громко, как для слабослышащих сказал Дженве. На это седой оборотень лишь одарил асатра взглядом, полным достоинства.

— Они что, останутся? — со страхом спросила Вимлин.

— Похоже, что так, — безразлично согласился Ллойву, опуская взгляд в книгу. Марисса отложила стило и подобрала ноги.

— Они воняют, — заявила девочка громким, повсюду слышимым шёпотом.

— Ты можешь сказать об этом, если желаешь обидеть гостя, но если хочешь быть гостеприимной, лучше промолчать, — наставительно проговорил Ллойву. Дженве улыбнулся. Слава богам, если у братца есть силы читать нотации, значит, все не так плохо.

— Что ж, надо поискать, нет ли здесь воды, — Дженве поднялся, и серый волчище встал тоже, приглашая следовать за собой. Они пришли помогать? Это радует.

— Надеюсь, их братья не разорвут нас во сне, — проворчал Дженве.

— Они одни, — Ллойву завернулся сильнее в одеяло, — похоже, на посольство от них… Может мы опять зашли в сакральный лес?

— У них каждый пень сакральный, — буркнул Дженве и подцепил котелок. — Скоро буду.

Ордену выделили целый этаж в здании городской стражи. Сэр Лаклид сразу велел набирать добровольцев и весьма преуспел. Теперь город патрулировали с полторы сотни человек, наделённых полномочиями смотрящих. Те трое несчастных, что были растерзаны на улицах в Чёрную ночь были перенесены в подвал здесь же и их останки тщательно изучены. Одного сэр Лаклид отмел сразу, следы на его теле оказались от собачьих зубов. Кто-то свёл счёты с надоевшим соседом. Это к городским стражам и мирскому правосудию. Второй был так растерзан, что было неясно, мужчина это или женщина. Но прибывший тайно господин Ривельсон опознал по кольцу на большом пальце своего человека. Третий, ровно как и второй, растерзанный неизвестным зверем, не поддавался опознанию, и был занесён в хронику, как неизвестный.

Кое-как удалось восстановить хронологию событий. Рискуя жизнью господин Ривельсон выследил по поручению ордена белоголовых чародеев. Удалось выявить пособников. Некая Сальверсина Ступка, держащая гостевые комнаты, призналась, что дала приют двум девам. А платили за постой те самые белоголовые чужаки. В ту самую ночь все четверо убыли в неизвестном направлении. Тогда их и заприметил человек господина Ривельсона, сопроводил по городу, где решено было взять малыми силами. Однако, не удалось. Чужаки оказались не по зубам господину Ривельсона, оставили после себя несколько трупов и вновь призвали тех, что нельзя называть в ночи. Поговаривают, чародеи исчезли из города, как и появились. Зато появился повод вспомнить пророчества, изрекаемые всякими шарлатанами.

Некая дева Алтурна, прокаженная, изрекла во время очередного припадка, что Призрачный Жнец вернётся, что восстанут мертвецы, и после того мир опрокинется в очередные усобицы. Брат пойдет на брата, а земля так напитается кровью, что поднимет спящих чудовищ, и те возьмут свою дань. Кто-то имел неосторожность записать сии бредни и теперь из уст в уста, обрастая новыми подробностями, пророчество мутило умы горожан. Даже тьярд имел в покоях книжонку с записями.

Что ж, Призрачный Жнец был изгнан один раз из мира людей, будет изгнан и второй. Важно, чтобы он не получил последователей, что укрепят его присутствие на земле. А белоголовая чудь очень похожа на вновь растущий культ. Взять живыми, выяснить, много ль в шайке народу, откуда взялись. Во все концы танъерда разосланы посыльные. В каждой деревне, в каждом городе будут знать, что укрывать их — значит идти против тьярда и привычного миропорядка. Все пособники будут подвергнуты допросу, и в зависимости от степени вины, наказанию. Не уйдут. И не спрячутся. Даже на той далёкой, пока непонятной и чужой земле.

Господин Скорнь размышлял. С той самой ночи, когда Хитрец приходил к нему, не давала покоя мысль, что он что-то упускает. Господин, назвавшийся Ллойву Лиром, говорил разумные вещи с точки зрения государственной выгоды. Сотрудничество с новым народом иллоев или иллиев могло бы быть выгодным. Недаром многие из учёных мужей задавались вопросом, отчего прогресс обходит Тангору стороной. И, кажется, господин Скорнь нашёл ответ. Вновь обретённая земля могла бы дать толчок к развитию, но судьба поворачивается странной гранью. Тьярд готов выжечь все, что выше его понимания, и он это сделает. Господина Скорня мало волновала судьба белоголовых чужаков, если бы не многие преимущества, что может подарить… наука. Так он сказал. Ллойву Лир не выглядел безумцем, а господин Скорнь не считал себя дураком. Гордарские институты практиковали то же, но во многих вопросах ещё не достигли высот, куда поднялись иллии. Следовало как-то убедить Хитреца, что уничтожение это не выход, а тот убедит своего брата. Возможно. Если сумеет. Дело осложнилось с появлением всей этой чертовщины: драконы, демоны… чушь собачья.

Господин Скорнь почесал зудящую шею, сдирая ногтями наросшую корку. Этот странный иллий говорил о медицине… Может, они умеют лечить и экзему? Чтобы навсегда. Вот это был бы божий дар. Ради такого господин Скорнь был готов даже обратиться в новую веру. Верхом безумства было бы уничтожить собственное спасение своими же руками. Должен быть выход.

Господин Скорнь поправил шейный платок и подхватил свою учётную книгу. Самое время прогуляться.

— Ты больше не пишешь? — Дженве, чтобы хоть как-то отвлечься от огромных лохматых туш неподалёку, подсел к брату, уютно устроившегося у костра.