— Ты как? — задал Дженве свой главный вопрос.

— Прости, Джев, я, кажется, устал, — отозвался Ллойву не открывая глаз, не став в этот раз отрицать очевидное. — Это предприятие потребовало больше сил, чем я рассчитывал.

— Быть может, тебе лучше пойти в гостиницу?

— Я не могу оставить тебя одного на полпути, — слабая улыбка тронула губы, — надо отправить Джария домой. Это же была моя идея. Я должен завершить начатое.

— Ага, в одну руку вручить ему дочурку, а в другую ещё одну девочку, — фыркнул Дженве. — И отправить домой.

— О, боги! — Ллойву стиснул руками голову, закрывая ладонями глаза.

— Что?

— Я почти забыл про них. Нельзя отправлять их с Джарием, это будет опасно для всех. Он должен будет ехать быстро и скрытно. Они могут выдать его. И тогда наш план обернется провалом.

— Что же нам с ними делать?

— Пока не знаю. Надо забрать лошадей и провизию, Джев. — Проговорил Ллойву не открывая глаз. — Джарию понадобится все это. Я хотел сделать это раньше, но мы были заняты.

— Схожу? — Дженве поднялся и размял спину. — Дождешься?

— Да. Не волнуйся, я буду здесь.

Господин Валыга немного беспокоился. Когда он открыл комнату постояльцев перед истинниками, оказалось, что чужаки предусмотрительно забрали с собой все вещи. Истинники ничего побуждающего к колдовству не нашли, и это было нехорошо, потому как теперь приглядывались к самому господину Валыге, как клеветнику и ненавистнику. Но даже это не беспокоило так сильно, как отсутствие доли из добычи. Значит дело за господином Ривельсоном. Но вот беда, даже с такими оглушающими приметами, оба как сквозь землю провалились. Говорят, их видели на площади, они встретили каких-то мальчишек, и что? Потом никто их не видел. Где теперь искать беспечных чужаков и их полные золота мешки? Это было досадно. День склонился к закату, а постояльцы не возвращались. Но в стойлах фыркали их кони. Не самые хорошие, но можно продать, если понадобится. Господин Валыга даже сходил, проверил, стоят ли лошади в конюшне. Нет, все в порядке.

И, когда он уже был готов дать мальчишке приказ перевести коней в другие стойла заявился постоялец. Один. Тот, что бородат и разговорчив. Он возник как-то сразу перед господином Валыгой, и даже не сказал ни слова, появился, как из воздуха. И сразу схватил за шею у затылка. Где это видано, хватать так добропорядочных горожан? Господин Валыга открыл было рот, возмутиться, но тут в голове все смешалось и перед глазами застыл холодный, бесцветный взгляд. Тут толстяк понял, что непременно надо седлать коней для постояльцев, а еще приготовить им провизии в дорогу. И сделать это надо тихонько, чтобы никто не узнал об этом, а особенно его друзья, те, которые в латах с белой лилией на груди. И понял господин Валыга, что рта открыть он не может, как и высказать возражений и протестов. А что это такое, как не колдовство? Значит, прав оказался, магики перед ним, и об этом надо непременно сообщить. «Не надо», — пел другой голос в голове, противный, чужой, он велел идти за лошадьми и вывести их к входу, где этот страшный господин будет ждать. И даже, возможно заплатит.

Противиться этому голосу у господина Валыги сил не было и он пошёл делать требуемое, хотя где-то внутри бился в оковах собственного тела. И стало страшно, а ну как это навсегда? Если более не будет у него власти над собственной жизнью? Паника надёжно схватила господина Валыгу за горло, и не отпускала ровно до того момента, как он вывел к крыльцу коней с мешком, полном хлеба и сыра. А потом тот же голос нашептал, что всё это господину Валыге привиделось. Так он и стоял посреди улочки, хлопая глазами, пока не осознал, что тело снова ему подвластно, а страшные постояльцы его растворились в людском море, и дай бог никогда с ними более не встретиться. Почесал господин Валыга вспотевшее пузо, подумал, и пошел к господам рыцарям поделиться своими сомнениями о привидевшемся ему господине с бесцветными глазами.

Солнце уже село, погасив последние отблески света на верхушках сосен, а Дженве, кажется, задерживался. Голова после предприятия всё ещё оставалась мутной, а в ушах противно звенела тонкая струна. Это от усталости, увещевал себя Ллойву. Потребовалось не мало сил, чтобы проскочить весь замок незамеченными и заставить поверить Джария в собственную смерть. Для него это дико и сродни колдовству, так он и сказал, что не приемлет такого. Пришлось долго уговаривать, давить на больное и трепетное. Даже показалось, что тюремщик их застанет возле пленника, но Джарий явил крупицы благоразумия и согласился довериться асатрам.

На Аст’Эллоте Ллойву бы уже сидел после такого за работой: проверял труды студентов или писал очередную статью. Но здесь словно сама земля тянет из него силы. Каждый шаг требует обращения к Искре, а она словно бы и не восстановилась полностью. Может, Окто тянет её, как страждущий в пустыне ищет влаги, ловит по капле тем истощая быстрее. Ллойву напряжённо прислушался к звукам. Вороны замолчали, зато расквакались лягушки со дна рва. Ллойву подозревал, что там, на дне живут не только они, иначе зачем в пологих склонах такие огромные норы. План должен сработать.

— Не скучаешь? — раздалось слева. Снова Бес.

— Нет, ты хочешь развлечь меня беседой? — Ллойву повернул голову к тёмному силуэту.

— Твой новый план весьма занятен, — Бес устроился радом на земле, скрестив ноги. — Ты не подумал, как Джарий будет объяснять своё воскрешение людям, верящим в оживших мертвецов и дьявола?

— Про него все забудут… — Ллойву встряхнул головой, сгоняя муть в глазах. — Мне кажется, в этом мире тоже нет никому дела до других.

— Он на особом счету у тьярда, как потомок кровного врага. Про него не забудут, поверь.

Помолчали, слушая лягушек.

— У тьярда есть брат, его зовут Олаф, — продолжил Бес не дождавшись ответа, — прозвище у него подходящее и весьма говорящее. Хитрый. Он может услышать тебя прежде своего брата.

— Почему мы про него ничего не знаем? — вяло спросил Ллойву.

— Он всегда в тени, как и положено в таких случаях. Хочешь жить, умей приспособиться.

— Жестокие у них тут порядки, — вздохнул Ллойву. Послышался далёкий стук, а потом потревоженные лягушки смолкли.

— Твой выход, тело выбросили в воду… — прошептал Бес и исчез. Дженве уже должен был вернуться. Неужели что-то случилось? Ллойву прижал ладони к земле, заставляя пласты породы двигаться. Спускаться в овраг он не собирался, месить сапогами тину, пачкать одежду… Конечно, нет. Навал земли и глины на дне оврага вспучило огромным пузырём изнутри, поднимая тело наверх. Синие всполохи, мелькающие меж трещин породы распугали всё живое в большом радиусе. Последнее усилие и Джарий будет спасен. Из вязкой, набухшей водой глины сформировалось тело огромной рогатой змеи, и она на свитом кольце покорно подняла тело на край оврага, осторожно опрокинув его на сухой участок земли, тотчас рассыпавшись на влажные комья, как дело было закончено. Заметь это действо кто-то из люди, наверняка ужаснулись бы. Но по счастью, этот участок стены из-за своей неприступности, обозревался плохо. И это было на руку.

Ллойву присел рядом с застывшим телом. Осталось последнее, вдохнуть в него жизнь.

Дженве пришёл, когда всё уже было закончено. Проклятый людь задержал его больше, чем он мог рассчитывать. Уж очень не внушаемым оказался толстяк. Все норовил исказить вложенное, словно не слышал прямого приказа.

Джарий уже дышал и почти пришёл в себя, а Ллойву просто сидел рядом, пережидая и свою, и чужую слабость. Дженве подвёл коней.

— Я принес еды, Ловкач, и привёл лошадей…

— Это хорошо, — услышал Дженве едва слышное и сразу заподозрил неладное. — Помоги ка ему…

— Что с тобой? — он присел рядом с братом, взял его за плечи. — Я должен был быть рядом. Меня задержали сверх ожидаемого, но я спешил.

— Я… — Ллойву взглянул на Джария, сделавшего попытку подняться, — переоценил себя, кажется…