Некоторые из них — мои.

Мое сердце колотится в груди, когда глаза скользят по рисунку меня в его постели. Я лежу на животе, укрывшись одеялом до пояса. Спина обнажена, а волосы разметались веером. Выражение моего лица умиротворенное, а губы сложены в довольную улыбку, даже во сне. Я понятия не имела, что он нарисовал меня той ночью, и мое сердце колотится от безымянных эмоций.

Набросок меня в море в шелковом халате с водой, кружащейся вокруг ног, и руками, крепко обхватившими тело, вызывает такую сильную боль, какой я не испытывала с той ночи. Вы не можете видеть лицо, потому что оно нарисовано сзади, но чувство безнадежности, отчаяния и страдания просачивается со страницы, и одинокая слеза скатывается из глаз.

У меня болит сердце, вспоминая, какой одинокой я была в ту ночь. Если бы Кэма там не было, если бы он не вытащил меня из воды, я содрогаюсь при мысли о том, что могло бы произойти. В ту ночь мой разум был в темном месте, и я потеряла все свои силы.

Кэмден Маршалл — самая большая заноза в моей заднице, но я никогда не забуду, что он сделал для меня в ту ночь.

Я рассматриваю последний рисунок, я на сцене в трико, и боль в груди ослабевает. Я провожу кончиком пальца по каждой линии, которую он нарисовал, и меня поражает внимание к деталям. Он уловил все, когда я была в середине танца, на острых носках, с поднятыми вверх руками, демонстрируя все эмоции на лице. Я знаю, что у него не было с собой этого блокнота в тот вечер, когда они сорвали мою репетицию, поэтому он нарисовал это по памяти. Смотрю на рисунок еще несколько минут, удивляясь тому, как он видит меня, и знаю, что заглянула в его душу.

Он может внешне ненавидеть меня, но что-то внутри него тянется ко мне так же, как меня тянет к нему.

Он видит меня. Он действительно видит меня так, как не видят немногие люди.

Он исключительно талантлив, и у него есть настоящий дар запечатлевать человеческую сущность. Я закрываю блокнот, возвращаю его на место и выполняю последнее сканирование стола. Мой взгляд падает на серебряную шкатулку, прислоненную к стене, и вспышка красного шелка мгновенно захватывает внимание. Я поднимаю крышку, все более мягкие эмоции исчезают, когда я обнаруживаю свое украденное нижнее белье. Кровь закипает, и вот так просто я снова начинаю ненавидеть его.

Быстро засовываю трусики в сумочку, закрываю крышку коробки и ставлю ее на место. Я знаю, что придет время, когда он обнаружит, что они пропали, и соберет все воедино, но мне все равно. Я понятия не имею, что он планировал с ними сделать, но это моя маленькая победа. Один сувенир я урвала у него из-под носа. Думаю, я в предвкушении, приятно думать о том как он будет бушевать, когда он узнает, что я была в комнате без его разрешения.

Давайте посмотрим, как ему понравится вторжение в частную жизнь.

Мне жаль только, что у меня нет собственной скрытой камеры в моем маленьком шпионском наборе, иначе я бы полностью поменялась с ним ролями. Делаю мысленную пометку спросить Ксавье, не может ли он достать что-нибудь для меня для дальнейшего использования.

До того как уйти, я роюсь в его шкафу и натыкаюсь на, задвинутую в угол, сумку на полу. Я освещаю ее фонариком, и когда расстегиваю молнию, мои глаза расширяются, увидев окровавленные джинсы и пачку денег, перевязанную резинкой. Я не хочу прикасаться ко всему этому и оставлять отпечатки пальцев, поэтому не могу сосчитать, сколько там, но похоже, по меньшей мере на несколько тысяч долларов.

Это открытие совершенно не является не успокаивает мои нервы, поскольку множество объяснений роятся у меня в голове. В чем бы он ни был замешан, это опасно, и я решаю, что пришло время сматываться и бежать.

Я открываю дверь, как раз собираясь выскользнуть из комнаты Кэма, когда приближаются шаги, заставляя меня вернуться обратно внутрь. Я оставляю крошечную щель открытой, чтобы определить, кто это, молясь, чтобы это были не Кэм и Рошель, проводящие вечеринку в более уединенной обстановке.

С колотящимся в груди сердцем я пытаюсь сообразить, хватит ли у меня времени спрятаться в шкафу, но уже слишком поздно. Шаги останавливаются у комнаты напротив — офиса, в котором мы были раньше. Длинная тень падает на дверь Кэма, и я задерживаю дыхание.

— Я сказал ему, — скрипит зубами Сойер. — Что, черт возьми, еще ты хочешь, чтобы я сделал?! — Я не могу определить, находится ли он с кем-то, кого не вижу, или разговаривает по телефону.

— Он знает, — говорит он после нескольких секунд молчания, и я делаю вывод, что он говорит по мобильному, потому что я слышу только одну сторону разговора. — Это странно, — продолжает он. — Он странно ведет себя с ней. О ней.

Он вздыхает, и стена дребезжит, когда он прислоняется к ней спиной.

— Он одержим, и это движет его поведением, а не тем, что мы ему сказали. Он отклоняется от плана, и чем дольше это продолжается, тем более распущенным и не контролируемым он становится.

Он отталкивается от стены, и я наблюдаю, как он вставляет ключ в дверь офиса.

— Ну, тогда ты, бля*ь, попробуй, — шипит он в трубку, прежде чем исчезнуть в комнате, захлопнув за собой дверь.

Я жду пару минут, чтобы убедиться, что путь свободен, и выскальзываю в коридор, медленно закрыв дверь Кэма, чтобы не шуметь.

Я решаю отказаться от слежки в комнате Сойера, потому что это слишком рискованно, и он с наименьшей вероятностью оставит что-нибудь валяться, чтобы я могла найти, так что на цыпочках тихо подкрадываюсь к лестнице. И уже нахожусь на третьей ступеньке, когда дверь офиса распахивается позади меня, и Сойер выходит в коридор.

— Я перезвоню тебе, — говорит он, и я тихо ругаюсь себе под нос.

Черт. Дерьмо. Бля*ь.

— Ты не хочешь рассказать мне, какого черта ты тут делаешь, Эбигейл?

Я облизываю пересохшие губы, придаю лицу растерянное выражение и поворачиваюсь к нему.

— Я была уже на полпути по подъездной дорожке, но мне захотелось пописать, и поэтому вернулась.

— Я что, похож на идиота? — прищуривается он, глядя на меня.

Он действительно ждет ответа?

— Что? — одариваю его невинной улыбкой, хлопая ресницами и прикусывая губу. — Ты мне не веришь?

Он сверлит меня явно подозрительным взглядом, а я смотрю на него, сохраняя приятное, невинное выражение лица.

— Давай поговорим. — Он указывает на третью запертую дверь в спальню. — Там.

Я, молча, следую за ним в его комнату и подавляя усмешку, взглядом сканируя пространство, когда он включает свет.

Бинго! Все именно так как я и предполагала.

Стерильно и лишено какой-либо индивидуальности.

Темно-синее стеганое одеяло на массивной кровати выглядит свежевыстиранным. Два деревянных столика с лампами стоят по обе стороны кровати. Там есть большой шкаф, письменный стол с верхними полками, как в двух других комнатах, и кожаное кресло с откидной спинкой, стоящее перед гигантским телевизором.

Но это все.

Здесь нет никаких украшений или личных вещей.

Никаких видных и памятных предметов у него на столе.

Никаких фотографий в рамках или плакатов на стенах.

Никаких трофеев или окровавленной одежды.

Это не дает никакого ключа к разгадке загадочного Сойера Ханта.

— Нашла что-то интересное? — он приподнимает бровь, наблюдая, как я осматриваю его комнату.

— Именно такой я и ожидала увидеть твою комнату.

— Неужели, и что ты видишь?

— Прекрасно обставлена, но ничего не выдает. — Я выдерживаю его пристальный взгляд. — Очень похожа на своего владельца.

— А как бы ты описала спальни Лаудера и Маршалла?

— Сначала я должна их увидеть, чтобы высказать свое мнение. — Улыбаюсь я, хлопая ресницами.

С легкой улыбкой на губах он садится на край кровати и похлопывает по месту рядом с собой.

— Присядь.

Он снимает шелковый галстук, аккуратно складывает его и кладет на кровать, затем закатывает рукава синей рубашки на пуговицах до локтей. Я сажусь рядом, кладя набитую разной всячиной сумку с другой стороны от меня. Его взгляд останавливается на сумке, и я ожидаю, что он схватит ее, чтобы изучить содержимое, но он этого не делает.