Я прижимаю нос ближе к экрану, замечая кокетливую самодовольную ухмылку на лице Джексона, когда его ведут в полицейский участок со скованными за спиной руками.

— Я обнаружил это в старом архивном файле на одном из серверов медиакорпораций, — продолжает Ксавье. — Но в течение двадцати четырех часов после того, как история впервые просочилась в сеть, все ее следы были удалены, все исчезло, все обвинения были сняты, и всем средствам массовой информации были выданы запретительные приказы сообщать о чем-либо, связанном с инцидентом.

— Они очень влиятельны. У них определенно много власти, — размышляю я, интуитивно зная, что их появление здесь — это какая-то игра для захвата полного контроля.

Мой отец планирует полное мировое господство, и если новая элита готовится бросить ему вызов за контроль, это может многое прояснить и объяснить, почему дети некоторых из самых влиятельных людей в Америке сегодня внезапно появились в Райдвилле. Чем больше я думаю о разговоре, который подслушала в кабинете отца, тем больше убеждаюсь, что они говорили о Джексоне, Сойере и Камдене.

— Не так уж и сильно, как твой отец и его долбанные приятели, — добавляет Ксавье. — Но они наступают им буквально на пятки.

— Что-нибудь еще? — спрашиваю я, посмотрев на часы. Уже поздно, и мне нужно ехать обратно.

— Да, я нашел один интересный лакомый кусочек. — Он распечатывает старую черно-белую фотографию и протягивает ее мне. — Я нашел это на сайте местного исторического общества совершенно случайно. Узнаешь кого-нибудь?

Я прищуриваюсь на размытое фото, мои глаза широко распахиваются.

— Это мой отец с отцами Трента и Чарли, — подтверждаю я, указывая на трех мальчиков в конце, одетых в форму средней школы Райдвилл. Они были очень молоды, когда фото было сделано, им всего по пятнадцать или около того, по крайней мере я так думаю. — О Боже мой. — Я зажимаю рот рукой, и комок размером с валун встает у меня в горле. — Это моя мама, — шепотом произношу я.

Ксавье сжимает мое плечо.

— Да, а это Уэсли Маршалл, стоящий рядом с ней, — говорит он, указывая на долговязого парня в очках. — Это Аттикус Андерсон, — продолжает он, тыча в фотографию кончиком пальца. Парень, который когда-то был одним из ближайших друзей моего отца, положил руку маме на плечо и улыбнулся девушке впереди.

— А это Эмма Андерсон, — вмешалась я, мгновенно узнав ее. Она была лучшей подругой моей матери и постоянно жила в нашем доме, пока росла. Пока они не поссорились, когда нам с Дрю было четыре или пять лет. Эмма умерла примерно за шесть месяцев до смерти моей матери, и я никогда не забуду ее мучительные крики, когда она рыдала, буквально рассыпаясь от душевной боли ночь за ночью, тоскуя по своему потерянному другу.

— Нет. — Глаза Ксавье загораются. — Это Эмма Маршалл.

Мои брови сошлись на переносице.

— Что?

— Эмма Андерсон была Эммой Маршалл до того, как вышла замуж за Аттикуса. Уэсли Маршалл был ее братом. Так что это означает…

— Эмма Андерсон была тетей Кэмдена Маршалла. — Ксавье кивает головой. — Ты думаешь, это как-то связано с их появлением?

Ксавье пожимает плечами.

— Это ты у нас детектив. Я всего лишь наемный лакей, который выкапывает грязь, но я бы проследил за каждой зацепкой, и что-то подсказывает мне, что это очень пикантная и полезная зацепка.

На следующий день в школе я слишком уставшая и не перестаю зевать.

— Не выспалась? Это все твои сексуальные похождения. Наверстываешь упущенное? — Рошель усмехается с другого конца стола, сидя у Кэмдена на коленях, пока я вынуждена просидеть с ней еще один невыносимый обед.

— Кто-то же должен развлекать твоих клиентов теперь, когда стало известно о твоей распутной пиз*е, — парирую я, и от моих слов Джейн чуть не подавилась содовой.

— Вам двоим надо сразиться на ринге, — шутит Джексон, наклоняясь ко мне. — Или заняться борьбой в грязи голышом. Это было бы так горячо. Бля*ь, у меня встает только от одной мысли об этом.

Я закатываю глаза, когда он хватает мою руку и тянет ее к своей промежности, прижимая ладонь к выпуклости в штанах.

— Ты мерзок. — шикаю я, отдергивая руку.

И, похоже, постоянно возбужден.

— О, неужели маленькая девственница боится члена? — Кэмден усмехается, вызывая несколько смешков у собравшейся аудитории.

— Может, твоя шлюха научит меня нескольким трюкам, — огрызаюсь я в ответ.

Рошель, быстро словно супергерой, слетает с колен Кэма. Она перелезает через стол, с грохотом сбрасывая тарелки на пол, дергает меня за рубашку и бьет головой. Вместе со стулом я шумно падаю на пол. Боль пронзает позвоночник, и мир начинает вращаться. Черные пятна мелькают перед глазами, когда что-то давит на верхнюю часть тела. Рошель гипсом бьет меня по щеке, посылая осколки боли по всему телу.

Гнев нарастает во мне, как цунами, череп пульсирует, а зрение затуманено, но я не буду лежать здесь, как боксерская груша. Инстинктивно я размахиваю сжатым кулаком, и испытываю удовлетворение соприкасаясь с ее челюстью. Рошель визжит, и я снова замахиваюсь, желая превратить ее лицо в кровавое месиво, когда она отстраняется от меня, и давление на мою грудь ослабевает.

— Детка, ты не выиграешь, если твой противник практически в коме, — говорит Кэм, и я заставляю себя открыть глаза при звуке его голоса.

— Я не в коме, — огрызаюсь я, желая, чтобы затуманенное зрение пришло в норму.

Он аккуратно отталкивает Рошель к Джексону, пристально глядя на меня темными глазами, его взгляд опускается ниже.

— Красивые трусики, но мне больше люблю кружевные красные стринги.

Я автоматически показываю ему средний палец, а потом изо всех сил пытаюсь сесть без посторонней помощи. Чада и Джейн удерживают Сойер и переметнувшийся на другую сторону придурок Вентворт, который появился из той дыры, в которую я велела ему залезть. Я опускаю юбку, обхватив руками пульсирующую голову, и с трудом поднимаюсь на ноги. Никому не разрешается помочь мне, и я вынуждена схватиться за ногу Кэма, чтобы встать. Учитель маячит на задворках толпы вокруг нашего стола.

— Я провожу вас в кабинет медсестры, — говорит он, осторожно поглядывая на Кэмдена.

— В этом нет необходимости, — отвечает Кэм. — Я провожу мисс Мэннинг.

— Нет, — выдавливаю я, пытаясь игнорировать боль, проносящуюся по черепу. — Я не хочу идти с ним.

— Проваливай, — произносит Кэм, пристально глядя на учителя, и я в ужасе наблюдаю, как тот уходит после короткого внутреннего спора.

Что, черт возьми, здесь происходит? Почему люди слушают их и откровенно игнорируют вековые правила?

Кэм хватает меня за локоть, бесцеремонно выдергивая из комнаты. Люди автоматически расступаются с нашего пути в коридоре, шепчутся и показывают пальцами, пока Кэм тащит меня в кабинет медсестры.

— О боже, — говорит тихая седовласая медсестра, когда мы входим в ее кабинет. Она откладывает книгу и спрашивает. — Что случилось?

— Две суки подрались, — объясняет Кэм, бросая мне вызов.

Он хотел увидеть, стану ли я отрицать и препираться. Это скорее нападение, учитывая, что пострадала только я, но ни за что не буду вдаваться в подробности, потому что ему нравится нажимать на мои кнопки. Медсестра бросает в мою сторону неодобрительный взгляд, но ничего не говорит, похлопывая по кровати и жестом предлагая мне забраться наверх.

— Скажи, чтобы он ушел, — говорю я, отказываясь смотреть на него.

— Я никуда не собираюсь, милая.

Медсестра переводит взгляд с меня на него, она явно в замешательстве.

— Ты должен выйти, — говорит она, но в ее голосе нет убежденности. — Это против правил ХИППА (прим.: правила защиты и приватности конфиденциальной информации о пациенте).

Кэм ухмыляется.

— А школьный совет знает, чем ты занимаешься в свободное время, Мэрилин? — Он выгибает бровь, и медсестра бледнеет. — Я так и думал. Продолжай.

— Убирайся, нах*р, — шиплю я и морщусь от новой волны боли в затылке. Меня не волнует, какое дер*мо у него есть на медсестру. Я просто хочу, чтобы он убрался из этой комнаты.