— Она сильно ударилась головой, — говорит Кэм, игнорируя меня.

— Дай мне посмотреть, милая.

Медсестра осторожно прощупывает затылок и лоб, измеряет температуру и кровяное давление, а затем объявляет, что у меня возможно легкое сотрясение мозга, и мне следует отправиться домой и отдохнуть до конца дня.

— У тебя есть какое-нибудь обезболивающее? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь открыть глаза под резким светом верхнего освещения.

Она протягивает немного Тайленола, и я проглатываю его с водой. Она уже пишет отчет, когда я выхожу из комнаты, откровенно игнорируя Кэма, следующего за мной.

— Ты идешь не в ту сторону, — говорит он.

— Я прекрасно ориентируюсь в школе.

— Выход вон там.

— И без тебя знаю, — хмыкаю я и пронзаю его обжигающим взглядом. — Но я никуда не ухожу.

— У тебя может быть сотрясение мозга.

— У меня просто сильно болит голова, и какого хрена тебя это волнует?

— Не волнует, но ты мне нужна полностью функциональной. По крайней мере, на данный момент.

— Зачем? — резко останавливаюсь я и поворачиваюсь к нему лицом.

— А вот это ты должна выяснить сама.

Он скрещивает руки на груди, и я борюсь с желанием поглазеть, как его бицепсы выпирают от движения. Это не похоже на мои воспоминания о том, каково было пробегать руками по каждому дюйму его упругого, накаченного тела. Его ухмылка говорит, что он знает о моих мыслях, и я прищуриваюсь, глядя на него.

— О, я это выясню. Будь в этом уверен. У меня есть способы и средства.

На его челюсти играют желваки, и мое сердцебиение ускоряется, когда он наклоняется ближе ко мне:

— Как тебе удалось так быстро обнаружить камеру? И какие еще секреты ты скрываешь, Эбби?

— Разве ты не слышал о Google? — я смотрю в его темно-карие глаза, впервые замечая крошечные золотые искорки и ненавидя то, как сильно я хочу утонуть в их гипнотических глубинах.

— Ты бы не включала душ, чтобы скрыть свой поиск в Интернете. — Его теплое дыхание обдувает мое лицо, вызывая покалывание по всей коже. Он прижимает свой восхитительный рот к моему уху, и дрожь пробегает по моему телу. — Мы знаем, что тебе кто-то помог, и мы выясним, кто это был.

Я отступаю назад, злорадствуя, когда снова показываю ему фак прямо в лицо.

— Трахни себя, придурок. Посмотрим, будет ли мне не все равно, что вы собираетесь делать дальше.

Каким-то образом я пережила остаток дня и падаю в машину после окончания школы, сворачиваясь в клубок и мечтая о своей постели. Джейн отклоняет десять миллионов вопросов Оскара, возвращаясь ко мне домой и помогая мне лечь спать. Она просит у миссис Бэнкс еще обезболивающих таблеток, осторожно втирает крем с арникой в опухшую шишку у меня на лбу и множество синяков, растекающихся по спине, и сообщает Дрю о случившемся с Рошель, когда он звонит за обычной ежедневной информацией.

На следующее утро меня рано разбудил ее тихий храп, я, тихонько посмеиваясь про себя, на цыпочках вылезаю из кровати и иду в ванную. Хотя спина пульсирует, а шишка на лбу болит, голова ясная, и я благодарна, что у меня все-таки нет сотрясения. Я выхожу из ванной после душа и обнаруживаю, что Джейн уже проснулась.

— Спасибо, что присмотрела за мной прошлой ночью.

— Ты практически моя сестра, — говорит она, вскакивая с постели. — Где еще я должна была быть?

Я притягиваю ее в объятия.

— Я надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, — шепчу я. — Как я благодарна тебе за то, что ты есть в моей жизни. Что бы ни случилось, никогда не забывай об этом.

— То же самое, чика, — говорит она, обнимая меня в ответ, а затем отодвигает меня на расстояние вытянутой руки. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Голова в порядке. Спина похуже, но буду жить. Я просто приму еще пару таблеток после завтрака, и все будет в отлично.

— Дай мне посмотреть, — нехотя поворачиваюсь к ней спиной, и она ахает. — Эта гребаная сука заплатит.

Я молчу и не подаю вида. Джейн понятия не имеет что моя спина уже была в плохом состоянии из-за дерьма, которое приключилось в тот день в театре, с теми придурками.

— Я уже ломала ей запястье, так что, думаю, мы квиты. — Я сбрасываю полотенце, достаю из ящика чистое нижнее белье и надеваю его. — Кроме того, когда Трент вернется, он взбесится от того, что вытворяла ее задница. Тем более, когда узнает, как уютно ей было с нашим врагом.

— Она не единственная такая. Что в этом такого?

— Я не знаю, но я полна решимости выяснить.

— Почему сегодня они сидят там? — спрашиваю я Чада, сидя за нашим обычным столиком в кафетерии и глядя на Кэма, Джексона и Сойера.

Они сидят во главе длинного стола напротив нас. Пустые места рядом с ними быстро заполняются. Откровенные подхалимки с добрыми глазами, которых я до некоторой степени понимаю. Вентворт тоже там, потому что я отшвырнула его в сторону, а он всегда был хнычущим идиотом, у которого мало что было между ушами. Сойер наш новый квотербек, и понятно почему черлидерши и спортсмены примкнули к ним. Но несколько перебежчиков из числа внутреннего круга я не могу понять. Почему все так откровенно игнорируют правила ради кучки новичков.

— Я слышала, что они подкупают людей, — говорит Джейн, слизывая греческий йогурт с тыльной стороны ложки.

— С помощью чего?

— Они обещают нарушить кодекс, положить конец правлению элиты в школе и дать всем свободу делать и говорить, что им заблагорассудится, — вмешивается Чад.

— Неужели все так несчастны?

Я знаю, что людям не нравится подчиняться кодексу, который действовал веками, и они ненавидят склоняться перед высокомерием элиты, но нельзя отрицать, что в школе все идет гладко, благодаря строгим правилам.

Драки вспыхивают редко, а нарушения на занятиях минимальны, потому что их не терпят. Все преданно поддерживают футбольную команду и все внеклассные мероприятия, потому что, если элита говорит вам быть там, вы идете или сталкиваетесь с последствиями. Вечеринки спланированы до совершенства, и все предлагаемые напитки и наркотики получены из надежных источников и наилучшего качества.

Я сама ненавижу традиции, и устала ходить по коридорам с парнями, которые ведут себя так, будто они выше всех остальных, но даже я должна признать, что школа — более приятный опыт, когда все придерживаются правил.

— Иногда люди предпочитают перемены. — пожимает плечами Чад.

— Это не то, что происходит сейчас, — говорит Джейн, понижая голос и наклоняясь ближе к нам. — Я подслушала, как несколько девушек разговаривали в ванной. Они покупают преданность крутыми вещами.

Мои брови поднимаются, а голос сочится недоверием.

— Все в этой школе богаты, и нет ничего, что нельзя было бы купить за их деньги.

— Они предлагают ранний доступ к новейшему мобильному телефону xNet6. А Джексон планирует провести гоночный день на частной трассе отца в Нью-Йорке, где он обещает всем, что они смогут прокатиться на официальных командных автомобилях.

— Ух ты. Это подкуп в лучшем его проявлении. Неужели у них нет стыда? — фыркаю я.

— Это новые деньги, Эбигейл, — говорит Чад, и на его лице появляется выражение отвращения. — Конечно, у них нет стыда. Вот что они делают. Разбрасываются своими деньгами и своим статусом. Это так грубо.

Я смотрю на Чада свежим взглядом, улыбка расплывается на лице, когда в голове появляется идея.

— Ты мне нравишься, Чад. Теперь я понимаю, почему парни доверяют тебе. — Он краснеет, проводя рукой по светло-каштановым волосам, и это так мило. Я наклоняюсь к нему, когда план обретает форму в голове. — Мне нужно, чтобы ты собрал группу из пяти или шести человек. Только тех, кому доверил бы свою жизнь. Ты сможешь это организовать к этим выходным?

Мне понадобится несколько дней, чтобы привести свой план в действие. Заставить маятник качнуться. Всего пару дней.