— Не хочет водки, бедолага, — прокомментировал Миша. Пододвинул мне ближе чашку с чаем.

— Я не хочу: детей, родов. Не дай Бог: замуж! Не хочу. Я хочу быть собой. Одной. Тем более не хочу быть матерью-одиночкой.

— Как было раньше, так уже не будет никогда, — философски изрёк Миша, терпеливо выгребая из мойки остатки моей бывшей еды.

— Нет! Я вычищу ублюдка из себя во вторник. В среду уеду на Кубу. Моя подруга из Швеции желает меня видеть, — зло изложила я план. Принесла зубную щётку из ванной комнаты и стала яростно начищать вонючие, как мне казалось, зубы.

— Ляля. Мне кажется…

— Нет!

— Отец все же имеет право знать…

Я снова перебила. Встала перед его большой фигурой на табурете.

— Скажи честно, сбагрить меня решил? Спихнуть этому уроду имперскому? Миша, ну зачем ты так со мной? Он же запрет меня в четырёх стенах, станет брюхатить каждый год, пока все зубы не выпадут. Потом заведёт большой дом и будет трахать по углам молоденьких горничных и кухарок. Таскаться в свой клуб, хвастаться десятью своими отпрысками и смеяться над толстой, беззубой коровой, в которую я превращусь. Все его супер-планы читаются на морде, как на доске. Я не хочу-у! — я заревела.

Берг обнял меня и посадил на колени.

— Какой бардак у тебя в голове! Я никому тебя не отдам. Только, если сама захочешь, — Миша целовал меня в шею.

— Не отдавай, даже если захочу! Не отдавай, Мишка! Он долбил меня, держа за волосы сзади, я билась лицом о стекло. Видишь, лоб до сих пор синий?

— Я вижу, детка, вижу, не переживай, — он гладил меня по плечам.

— Да, я шлюха. Но, не хочешь, не трахай, никто же тебя не заставляет. Один насиловал. Другой смотрел. Миша! Как это может быть? Они же оба врали, что любят меня. Если ты любишь человека… — я завыла, резко выгнулась спиной назад. Мишка успел меня поймать, я не ударилась головой об пол.

— Хреновые дела, — последнее, что помню.

— Лялька, — сказал отец.

— Да, — улыбнулась я. Мыла в ванне свою старую собаку.

— Приходил молодой мужчина в черном пальто…

Я закрыла ладонью рот своего папы.

— Нет, папочка. Не надо. Не говори о нем. Я не хочу. Расскажи мне лучше, как там. На Украине?

Телефон. Я взяла трубку.

— Я потерял тебя. Ты где? — спрашивал Мишин голос. Знает и спрашивает. Зачем.

— Я останусь с отцом. Мне так лучше, — ответила я и отключилась.

Я не видела выхода. Его тупо не было. Я не могла убить этого ребёнка и не хотела оставить. Мысль о том, что он родится, и мне придётся полностью изменить свою жизнь, была невыносима. А вдруг еще Веберы узнают, отберут! И Мишку я подставить не могла. Он столько сделал для меня, а я ему рога на голову. Я, это всем известно, городская блядь, но поступить так с близкими не могу. А вдруг родится мальчик? Спросит, кто мой отец? Что я скажу? Что его отец насиловал меня, колотя лицом о стекло окна. Что его родной дядя не сделал ничего, чтобы это прекратить? Ах да! Я же сама просила, чтобы не вмешивался. Боялась, убьёт. Я села на подоконник. Пятый этаж. Не двадцатый, но тоже ничего себе вариант. Если войти в землю головой, строго вертикально…

— Лялька, погуляй с Зюзей, сделай одолжение, — попросил отец из соседней комнаты.

Я прицепила поводок к ошейнику и пошла. Про пятый этаж можно потом додумать. Собаке, зачем страдать?

Я бродила по дальнему куску сквера, внимательно наблюдая, как и что совершает мой старый пёс в своей прогулке. Вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Я обернулась. Вебер. Я смотрела на него. Приступ паники висел на волоске между нами. Качнешь пальцем и накроет. Только он его не видел. Смотрел на меня хмуро и непонятно. Зачем пришёл?

— Мне передали, что ты заболела. И что я вижу? Ты просто гуляешь с собакой. Так. Я виноват перед тобой. Прости. Хотя, лично мне, плевать. Сколько денег перевести тебе, что бы ты забыла о нашей последней встрече?

— Господи! Какие мелочи! Забудь. Все хорошо между нами! — улыбнулась я.

Махнула лапкой в пестрой варежке. Повернулась спиной и пошла с собачкой на поводке. Тут я увидела. Миша, все Веберы и рыжий доктор Антон. Они стояли точно по периметру вокруг меня, избавиться от них, не потревожив криком младенцев в колясках, старушек с собачками, мирно гуляющих в сквере, я не могла. Остановилась, опустила руки вдоль тела. Старый Зюзя сел на землю. Мишка, поняв первым, что операция по захвату меня закончилась, вышел из-за детской горки.

— Иди ко мне, детка. Пора домой, — он протянул ко мне руку.

— Я не пойду. Я к папе, — я развернулась. Вебер старший стоял сразу передо мной. Справа и слева стояли его сыновья.

— Нет, — закричала я. Бросилась к Мише. Вжалась в него.

— Мой Зюзя, не забудьте его! — я нагнулась, чтобы подобрать своего старого пса. Мир вокруг закружился до тошноты. Не удержала равновесия, упала. Миша не успел. Успели другие руки. Я почуяла запах, забилась в истерике. Ловкие пальцы воткнули острое в бедро. Я обмякла и отключилась.

Голова моя лежала на мягкой груди в тёплом свитере. Миша. Я не открывала глаза. Пусть не знают, что я очнулась. Не хочу. Машина двигалась еле-еле. Пробка.

— Я все же считаю, что надо положить её в стационар. Лучше, прямо сейчас, — твёрдый голос Антона.

— В психушку хочешь её запереть? — усмехнулся Вебер откуда-то спереди. Рулит, похоже.

— Я видел глаза, какими она смотрела на тебя, Сашка. В них стоял такой ужас! Адекватные люди так не смотрят.

— Адекватные люди не насилуют беззащитных женщин, — спокойно сказал Миша.

— Это ты к чему? — не понял рыжий доктор.

— Раз в год обязательно находится подонок, который насилует её и избивает. Я подобрал её шесть лет назад в подземном переходе. Она ползала в собственной крови по асфальту, трусы искала. Вслепую шарила. Эти мужики разбили ей лицо так, что она неделю есть не могла. В прошлом году, ну вы в курсе, случай был. Снова в подземном переходе. Вот и этот год начался. Да, Вебер? Она сказала, что ты насиловал её, держа за волосы, и бил лбом в стеклянную стену. А твой брат смотрел и ничего не сделал, — Миша замолчал. Поправил меня на своей большой груди.

Умный доктор Антон не произнёс ни звука. Только тихо гудел двигатель тойоты.

— Я обратился к вам за помощью потому, что испугался. Вдруг она с собой что-нибудь сделает. Из окна, например, выпрыгнет. Потому, что её снова изнасиловали. Потому ещё, что она беременна от кого-то из нас. Хочет сделать аборт. Я считаю, что вы должны знать. Вебер, передай это своей семье. Они оба, насколько я знаю, тоже в теме. Ни в какую психушку она не поедет. Только если захочет сама, — размеренным голосом твердо заявил Берг.

— Весь Город в этой теме, — хрипло проговорил Вебер. Тойота понемногу набирала скорость.

— Какой срок? — тихо спросил Антон.

— Месяц или около того, — спокойствием моего друга гвозди можно забивать. Я удивилась, это он откуда знает.

Пауза.

— Тогда я — мимо кассы, — облегченно выдохнул доктор.

Крузак внезапно встал, как пень. Это Вебер дал по тормозам. Сзади взвизгнуло и бамкнуло.

— Господи! У меня по жизни остался хоть один друг, с которым эта тварь не переспала!

Он с силой ударил по рулю и вылез наружу. Разбираться. Кто-то въехал в зад его большой машины. Вернулся быстро, видно денег дал пострадавшему.

— Слушай, Берг, объясни мне хоть ты. Я не понимаю ничего. Я порядочный, уравновешенный человек. Офицер. У меня друга убили. Я выпил. А тут она с голой задницей. Опять у Андрюхи в постели. Я даже понять ничего не успел. Очнулся. Она у меня в руках, вся синяя, плачет. Я ей-богу, не хотел. Или хотел всегда… — он поднял глаза и посмотрел в зеркало заднего вида. Наткнулся на меня.

Он так и ехал. На дорогу глянет, на меня. На дорогу, на меня. Миша засёк наши гляделки. Ничего не сказал. Мы молчали весь путь до дома номер один по Главной улице. Антон честно спал, держась во сне за моё колено.

— А ты отошла, как я посмотрю, — усмехнулся поздним вечером Мишка, наблюдая в свете лампы под зелёным абажуром, как я покрываю его большое, волосатое тело поцелуями. — Это Вебер своим взглядом альфа-самца так тебя завёл?