2 Ты пахнешь снегом и вином, Осенним листеньем кольчужным, Огнем на дне, что в слюдяном Горит поджаберье жемчужном. Ты пахнешь сном в моей крови, Огнем в червонных переходах, Где голос стонет: не зови — Безмолвью, скованному в водах. Во льду огни, на дне огни, В крови огни нерасторопной… — Несутся смоляные дни Жемчужной поступью двустопной. – Когда я жил на дне, в огне, В реке, что шепчет и рокочет, Я знал о том, кто, в льдистом льне Лицом запутавшись, хохочет, И видел я его глаза, И слушал топота стяженья… Куда ж ты ломишься, лоза? Куда поете, сновиденья..? «Когда прямую низведут…» Когда прямую низведут, Всё-всё свое и не свое (Воздушный шар, скрипящ и вздут) Во тьму войдет, но не ее. Ни яви вспоминать, ни снов Не нужно в жизни, ни иной (За горстью косных этих слов, За черной этой шириной). Ни я не бы´ л, и ни иной В расщелинах, где внидет свет В воздушный шар, но не земной. – Я выскользнул было, но нет — «Эти конные ветки – не снятся…» Эти конные ветки – не снятся, Цокот замшевый их наяву, И готов я с прелестною жизнью обняться, Хоть и чуждым, и лишним слыву. Хоть не входит сюда на рассвете Ни волны полувзмах, ни огня… Лишь деревья – сквозь вод и огней переплетье — Дышат ясную тьму на меня. Жизнь вошла. И иною не выйдет. И иной я уже не смогу… Лишь деревья сквозь очи кровавые видят Непокорного их неслугу. «И малый крыжовник дождя…» И малый крыжовник дождя… И сна расстоянье и песня… Пронжу всё и вся, уходя, Кристальным лучом угодя В еврейскую кровь поднебесья. Есть свет из спряженной воды, И свет есть из неба и света, Но грани меж них нетверды: ……………………….. Я жил и не знать не хотел, Обязан кому я судьбою, Какое из óгнистых тел, Взлетевших мне следом навек, Сумею назвать я собою. Сколь медленно я возлетел К оттаянью, к свету, к пробою… Сколь медленно жив человек. С жизнью жизнь
Жизнь, ты ясной сходишь, словно Лип-госпож колокола, Ясно-ясной, словно ясность Крылья черные сняла — Словно из безверхих сеней, Из растерзанных пелeн Проницаешь свет осенний И листов замерзших звон. Жизнь-жизнь, сознал я снова: Ты ж не очень и смела — Яблочный, завядший воздух Лишь на прикус ты взяла. …Хватит…ясно…вместе станем В высях теневых ходить, Станем-станем и устанем, И не станем вместе жить. И домашен, и торжествен Нашей выйдет жизни слог. Даже и расставшись, всё же Возле встанем, видит Бог. Четыре стихотворения 1 В слоях у облаченья ночи Зеркальная волна – черна, И сна изъя́звленные очи, Незримые, глядят со дна. В реке река царит, незрима, Но небеса – не в небесах: Неясный огнь Иерусалима В верховных меркнет поясах. И не снести ни сна, ни знанья, Ни дня, угнанного в полон, В реку двойную без названья, В воротцы роговых колонн… (Как падчерица расстоянья, Стоит на сваях смутных ночь, И несть ни слова, ни сиянья Всю эту муку превозмочь…) А день – иглой ко дну, из виду… …И – вверх! В застывшую грозу! — Во взрезанную пирамиду Со странным отсветом внизу. 2 Владею сердцем я, и сердце есть у мира — Во мгле зерцающей невидимо и сиро, Никем не знанное, не манит никого — Дрожь каменная лишь – в шаг сердца моего. За нею движусь я. Сухое в сердце жженье Мое руководит слепое продвиженье: Зерцальных плоскостей касается рука, И царствует душа – несчастна и легка. И как ни различай огни и наважденья, В частичках царской мглы – близнец изображенья. 3 Возвращаяся с русского плена, Говорил я сходящему свету: «Зря же всё… всё чернее измена… «Твоя кровь… ее царственней – нету… «Зря же все… в погремушках костячных «Тени ходят по страшному раю… «Неисчетных, ненужных, невзрачных «их – Нужней и скончанней не знаю. «Ни одна никого не дождется, «Ни одна ничего не услышит, «Просто – словно волна – распадется «Неба свод, что созвездьями вышит». «Все скончалися?» – свет подивится, — «Аж оставивши вживе живого? «Ну а чьи ж эти костные лица «За тобой зазияли лилово?» «А..» – сказал я: «Они? Сам я, знаешь, «За собой звал молчанье и ужас, «Возвращаяся с русского плена В неба свод, что созвездьями вышит». |
