1990 Испытатель русских рек Сколь ни пил я из русских рек, Но воды я ни разу нé пил — Скользкий воздух земных прорех, Тонкопресный прогарный пепел, Кроволитье железных жил, Жил, которым и вскрыться негде, И двоящийся звездный жир, Что по невской распущен нефти. Равнодушно я брал рукой Закоснелое семя Волги, А в московской коре глухой Волны ветошки были волглы. Я свое узнавал лицо В амальгамной бегучей персти, Знал реки окружной кольцо Как заросшее мглой отверстье. Океан ведь не Самбатьон, Ну а я – не днепровска птица, Не молением, так битьем Он понудится расступиться. Это скоро (хотя не спех), Ведь взошел я по всем теченьям, Русских рек я коснулся всех За единственным исключеньем. Да, лишь только одной из них Мне покуда нельзя касаться, Потому что чужой двойник Может в зеркале оказаться, Потому что когда-нибудь, На истеке последней дневки, Мне придется еще хлебнуть Черной водки из черной Невки. 1990 Хор на слух и зренье строфа Лязг дождя и шуршанье снега, Скрежет шероховатых градин — Вот и все, что пока что с неба Услышано было за день, А не услышано было за день: а) Пэанический блекот дядин; b) Стук-пристук трамвайных гадин, Рассевающих гроздья сверку; c) Урчанье воздушных впадин, С трубным дымом прошедших сверку; d) Церковный скрипучий складень… – Это все неслышимо сверху. антистрофа Резкий луч облаками скраден, Свернут в розу, на радость Гафизу, — Это все, что пока что за день Услежено было снизу, Но не услежено было снизу: а) День разнимает земную линзу; б) Верхняя створка с солнечной слизью Меркнет, во гнутый мрак уводима; в) Сдается таянью, сгрызу Верхняя смутно-кривая льдина; г) Ангел с кожей срывает ризу… – Это за день неуследимо. 1990 Дачный Мильтон В безмездром, клочном, серочерном меху Сбрелися деревья к шоссейной воде За некого путника ради. Да некому выйти к осиной звезде, Неровно вздыхающей в синем верху — Скучать о потерянном аде. С зарей же наверно вернутся они, Ввернутся, встряхнутся на месте своем В одежке лоскутной, лощеной. Звезда развернется в рябой окоем, И только лишь мокрые осы одни Возздравствуют рай возвращенный. 1990 Steel nature. – suburb
(разноударные рифмы) Облаком прозелени облекается лоно луны, Сизо-синяя проволочинка из раздернутой паутины Проскользает в скалистых невздыхающих небесах, Чуть лишь передернется горгонка ртутного фонаря, Обнаружа пробор в лучистом подчесе. А все деревицы не так чтоб уж сильно ю´ ны. Косицы расклеванной черной зелени – расплетены. Дотлевают последние платья на беспросветных невестах, У дороги стоящих, глядящих, как голова свиная грузовика Приближается, скача, по шоссе. 1990 Пряха, или Стихи на второе имя Долго ль дышать еще мясом стеклянным? Коротко ль пить волоконную соль? Смертная скука! бессмертная скука! Долго ль извечная ночь коротка? Кто здесь такая распухла-разбухла, Вывернув нёбо из мрака ротка — Рябка татарская? девка-обидка? Борная мгла? заварная оса? Крыса крылатая каркнула швыдко, Обморок крестообразный неся. — Это не к нам, это к новым древлянам С оловом жарким обратный посол. Так что остались одни мы во мраке — Пусть никакое, а все торжество… Крестное имячко чёрно у Пряхи: Что же, теперь мы сознали его. Сколько сглотнул я оскользкого мяса, Сколько струящейся соли вдохнул, Прежде чем олово смертного часа В якорь бессмертного часа вогнул. 1990 II Оn the drift; in the draft I От карлсбадской грязи́ до курильской гряды (Не гляди, коль решиться не хочешь ума) Опускается пани славянская тьма, Шевеля парашютные стропы. А от саклей саксонских до скал столбовых (И сюда не гляди, коль еще не обвык) Осторожно моргают косые ряды Электрических кладбищ Европы. Коробок заводной превращается в течь И течет по ночному шоссе под уклон, В нем четыре жильца, помещенных углом Меж нетвердых стекольчатых створок. Полуспящий водитель не смотрит вперед, В подземельного мрака расстрелянный рот, А на заднем сиденье приходится лечь, Чтоб не вытек затылочный творог. |
