Романс О. М В тот долгий час, когда, над садом лёжа, Распахнут, недвижим, Кольчужен филин, и седая кожа его Невидима чужим; В тот долгий час, когда прогнут водою Наш плоский пруд, И долго петь, и тяжко козодою У острых козьих груд; В тот долгий час, когда в печах блистают Слоистые тела, Два темных перышка в окошко залетают И застывают у стола — Вы слышите? – пытается скоститься Вся гиблая вина Лишь в этот час, когда седая птица Бесшумно падает у вашего окна. На смерть Бориса Вахтина Нитей желтых разжатье и сжатье Продолжает под садом игру; Собирает просторное платье Человек, возвращаясь к ядру. Все стоят небосводы цепные, Все селенья во вдохе, во сне, А в саду бессловесны портные, Лишь дрожат их пустые пенсне. Простодушные строки Собора сиротские кости. Громоздкие, легкие купы. И сора продрогшие горсти Взирают в зеленые лупы. Над вашею крышей блестящей Зимы голубиное тело — Над рынком, торговою чащей (И лето ей пальцев не грело), Над парком – зиянием светлым Проточенных легких развалин (И реки сокрыли под ветром Блистанье своих готовален), Над светлым зрачком пешехода, Над сором калошных замочков, Над зябнущим сердцем завода, Над хором древесных сыночков, Чье время, что пело громоздко, Толпою туда полетело, Откуда, с льдяного подмостка, Спешит голубиное тело, Одиннадцать стихотворений 1982 года «Всё зияю… И я, и ее…» Всё зияю… И я, и ее Зазвеневшее сердце пустое… Ой, зима, все толкуешь свое? Ой, толчешься все в сухостое..? Чьим губам эти груди теплы? – Чу, не двинется суженный месяц… – Чье ж там сердце кивает из мглы, На стуженые вожжи повесясь? – Всех катушек льдяное литье, – Всех зеленых сердечников поле — – Вся зима вам. В воронке ее Хрупко звякнет копыто тупое. Вальс
Зеленые метры погонные На невских, на венских плечах. И сердцы дубов заголенные Вздыхают в морозных печах. – Что, холодно, бедные?.. – Тесные Зеленые зубы скрыпят. Военные трубы небесные Бубнят невпопад. «Как, простишь ли ты крепкую веру…» Как, простишь ли ты крепкую веру, Небо крепкое, небо ничье? Слышишь, – льдяшки катятся по скверу? Видишь, – рвется воронье тряпье? Что стараться? – старается слово Для того, у кого своего — Только олово круга земного, Только птичек больших баловство. «Зима ткала. – На кровле снежной…» Зима ткала. – На кровле снежной Бесшумные колокола Шагали поступью прилежной — Зима высокою была. Зима ткала. – В станке бесшумном (Белее полотна, зерна…), Сошлись в союзе безраздумном Зима и света сторона. Зима ткала. Зима молола. — К полудню все и замело… Но, будто колокол раскола Из дуба падало дупло. «Назову воду эту тропою…» Назову воду эту тропою, Где волн походка слепа, Где легко катить за тобою, Скоротечное сердце серпа. Назову землю эту водою, В узелках полношных водой; Хребетиной ее пустою Населю наш сад пустой. Назову воздух этот землею… Не ночлег ли мне в нем?.. Ночлег… Кто ж так флейтой скрипит сырою? Или нас так зовут, Олег? Mechanica aetheris nova Земля есть диск меж полусфер дневных, Что превращаются в ночные крылья, Столь быстрые, что я не вижу их — Всё темный блеск, всё кажимость бессилья. Земля есть птица ночи. Днем она Покойно спит, себя обняв крылами, А ночью движется – и не отклонена В движении своем соседними телами. И более того: когда слабеет мах, В часы рассветные, в мельканий замедленье, Смотри: сопутники – все по прямой, впотьмах, Всё с той же скоростью, всё в том же направленье. «Возились полный день, а вот уж и пора…» Возились полный день, а вот уж и пора. Тревожатся и старшие: «Что дети? «Явились бы уже… как канули с утра… — «Вот вечер катится, сверкающий, как сети…» Мы – камень и огонь, мы – древо и вода, Мы – воздух, свет и кровь – должны спешить: уж тёмно. Когда же побежим – кто как и кто куда — Песочница пуста останется, огромна |
