«На волны́ попятный выпят…» На волны́ попятный выпят в шкурке полувосковой полый тополь солнцем сыпет, мертвый, полувековой — сучья старческие глáдки, желтой серой заплыли́, листья – гнутые облатки на клею и на пыли — не нагнутся в токе сорном паутинных кристаллид… Вдовья тополь, газом черным вся очеркнута, стоит за рекой. Сходить бы – не с кем, да и как назад потом? — мóстом Александро-Невским, топким охтенским мостом за рекý, где сушь литая женских тóполей аллей? Пух летит не долетая от утопших тополéй: водный шар в магнитной раме, пух искрящийся над ним… Кем родиться в смертном сраме? – только тополем одним, кем же кроме? Кроме – некем, кроме тополя в окне… Разве только – блеском неким вскользь по вздыбленной волне..? 2000 «…а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой…» …а вернемся – в ртутный город, без мгновенья золотой, как перчатка наизнанку, шевелящий пустотой, где с ладони краснопалой на дворцы и на дворы леденеющего жара разбегаются шары; …будет тихо на причале – ни огня, ни корабля, лодочник культю протянет в направлении рубля и польет волна косая, золотея с-под винта, от причала до причала, от моста и до моста; …или будто бы случайно я тряхну из кошелька три текучие крупинки дорогого порошка, и польет волна косая через Зингера и Ко, заливая в шар крылатый золотое молоко; …или я такое слово на три такта просвищу, что польет волна косая по обводному свищу, золотя и золотея, догоняя ртуть-свинец, чтобы море на рассвете стало морем наконец. 2000 «На глубóко-синем небе треугольные круги…» На глубóко-синем небе треугольные круги. Из-за лиственного блеска не по-русский говоръят. Тишина и нега мира – вот вам главные враги, Отрядившие дозором голубят и воробьят. Сколько будет еще длиться этот вечер-до-войны, Сколько еще будут литься щебетанья и щелчки, Сколько виться еще будут ангелочки сатаны — Наконечники без копий и воздушные волчки? Я – веревка в вашем доме, я – шкилет у вас в шкафу, Я – неношеная шуба в шкапе запертом у вас, Тишину и негу мира вам не кинуть на фу-фу, Тишина и нега мира дотлевает, как фугас. 2000 Письмо с моря, июль 2000 г., отрывки
…когда распоротый туман набухнет, точно две сирени, скользнет по яхтам и домам стрела в горящем опереньи, и вспыхнет башня на скале – во мглы слабеющем растворе — для всех, заблудших на земле, для всех, блуждающих на море, и бросится с востока на закат, незнамо кем влекома, внезапная голубизна у окаема окоема. …тогда, сквозь минные поля, расплавленные в датских шхерах, всплывут четыре корабля расстрелянных. Четыре – серых. Сирена закричит во мгле о смертном, о последнем горе — для всех заблудших на земле, для всех блуждающих на море, для тусклых башенных огней, стрелой погашенных каленой, что на восток, в страну теней, идут кильватерной колонной. …но что останется от них? – aлмазной стрелки взмах и промах, молчание проклятых книг и грохот волн на волноломах — 2000 В раю, должно быть, снег В раю, должно быть, снег. От сосен на пригорке до моря черно-алого, куда закат затек. В раю, должно быть, снег. И всё – ни норки в норке, ни галок письменных, ни белок-распустех. В раю, должно быть, снег. И ангел-истребитель устало барражирует сверкающий озон. В раю, должно быть, снег. Единственный в нем житель — в пальто расстегнутом и мертвый Аронзон. В раю, должно быть, снег. Я был над ним, пролетом. В пыли иллюминатора косой стеной он рос. Но из подмышки перистой пунктирным пулеметом его отрезала цепочка черных роз. 2000 Зима в Ленинграде (60-е годы) В темных садиках зарешёченных няньки пашут и ботами бьют, а младенцы в морозных пощечинах равнодушные песни поют. Не слышны сюда с белой площади облученных трамваев звонки, небеса сине-чёрно полосчаты, и подспущены, и низки. Не прольнёт сюда с белой площади проводами линованный лен. Небеса сине-чёрно полосчаты, купол искрами окаймлен. 2001 «…я с перрона сойду к заголенным стволам…» …я с перрона сойду к заголенным стволам – к зеркалам в их умноженном створе — там, где с йодом мешается дым пополам и с рекою мешается море… …где, как слизни, лежат еще сгустки дождя на крыжовнике возле обрыва, где с гранитного склона сползает, дрожа, сухопутная водоросль – ива… …где вдвигают поглубже герань и табак под брезентом облитые крыши, и отрывистый лай зазаборных собак комариной зазубрины тише… |
