«Я – ворон, вернувшийся к Ною…» Я – ворон, вернувшийся к Ною, Раззявши пластмассовый рот… Зато за моею спиною Кишенье – волна за волною Воздушных и водных темнот. И скользко же, Осподи-Боже, В темнице десницы Твоей Луны вороненое ложе За узкою тенью моей. Лишь шопот валов равномерный «Не голос, нет уже (– нам голос невозможен —)…» Не голос, нет уже (– нам голос невозможен —). Не музыка еще (– мертвы мы не на столь —)… – Есть только скрып меча, ползущего из ножен: Так звуков падает заржавая фасоль. Куда бы я ни шел – не слышу я отзыва, Куда бы я ни пел – не вижу никого. – Лишь в море: скатная жемчужина отлива: Так обнажается безмолвья вещество. Но от зависших скал ко мне приходит эхо, Со стоном шевеля пустых морей меха, И падает к ногам, среди греха и смеха, Горящей птицею стиха. —– (О муза, надевай же бранное убранство! — Чужие голоса на кладбище твоем. Нам нужно, чтобы жить, такое постоянство, Как никому еще, чтоб просто жить вдвоем) «В рай впускают только птиц…» В рай впускают только птиц, Только птиц, только рыб, Стаявший луча изгиб у воды. Лишь светящуюся тьму (По холму сговорив До поры не съезжать и До беды). В рай впускают только тех И лишь тех, кто не мы, Лишь светящихся в воде и над ней. Только тех, кто обещал Без начал и канвы Лечь за светлою иглою Окончанья дней. Ворон Ноев В саде кáмневом, охладелом, Желтом и синем саду, Всем изощренным именем-телом В небо я овчее ниспаду. И не почувствовав расстоянья, И не успев вздохнуть, Птицею таянья и сиянья Себя я смогу согнуть. — Луком темным, мчащим вместе С светлой стрелкой своей Во всё уходящее перекрестье Всё надвигающихся огней. Якорь я в звездных вóлнах свистящих (Крылья пóлны смолой); Ворон я в синих облачных чащах Над желтой Землей-Волной, Где – весь раскачанный волн бегом — Лишь камневый сад еще не померк, Где над желтым и синим ковчегом Я, ворон, всё падаю вверх. Одесса
У свисших куп – ни степени, ни веса, Лишь свертки тополей на голове… Куда же ж ты заехала, Одесса, На мусорном, зеленопенном льве? Не чувствую ни грека, ни еврея — Лишь полный и радяньский человек (В дрожащих пальцах музыка, хирея, Касается смежающихся век). Я шел пустым путем сквозь дни пустые От города в зерцающих тисках… (Рекой не двинув, сжалися России С Москвою бессердечной на руках) — И вижу я, как можно – как с одежей — Чужую жизнь с чужих плечей согнать, Как можно жить на суше, как в прихожей — Как имени ее не вспоминать. Во тьме и на свету Во всяком воздухе, во всяком волокне, В биении волны, в переполненьи тверди — Зимы глаза, зимы (Но их не страшно мне: Бессмертны мертвые – они не знают смерти)… Цветка биение бессветною главой О воздуха волну – весь воздух развалило (А я… – со дня, как был последний раз живой, Ничто, что кончено, меня не удивило)… У птицы в воздухе дыханья не лови — Ей в гнутой полости грудной волны не сдвинуть (А я… я и не жду круженья от крови — Ей в венах кожаных давно уж не застынуть)… Крови воздушной, темной вóлны извели Всю кровь зеленую в деревьях… – и несложно (А я… я не боюсь… – Ушедшие ушли. Еще кому-либо исчезнуть невозможно)… Биение ветров помчится целовать Живых существ в сердца – прощально и безусто… Им сердца моего уже не разрывать: Во гнутой полости грудной – черно и пусто. (Зима лишь ночь живет. На воздуха волне Перемещаются ее бессветные одежды… Я смерти не боюсь. Ее не страшно мне. — Бессмертье – в ожиданьи без надежды) Я не коснулся уст хладеющей весны. Очей я не коснусь светлеющего лета. О Господи, скажи, какие сны нужны, Чтоб жизнь переждать и жизнь отдать за это. От снега свет весны. А лето из листвы Чуть вянущим его глядит немолчным оком… О, жизнь пережидать, как Бога звать на Вы, Как песнь державная в дыму мясном, высоком И лесть своей стране, что мирно спит в крови. Два стихотворения 1 В сердце крошечном и низшем Сердце отчее живет, Песнь поет, по мягким нишам Среди голоса снует, Из атласа перекрестков, Из кроваво-нежных сот Под жемчужницы подмостков Лето ветхое несет. Свет вонзился. Тьма упала. Черствой тополи каркас Принял звездные лекала От отверзнувшихся глаз. Я не вечен и не ранен, И не чувствовать могу Сна огня, стеченья пламен В недоношенном снегу. Я жемчужно-ветхим утром Выхожу на Божий свет… Здравствуй, жизнь в солнце утлом, Здравствуй, солнце черных лет. |
