4 …А я рожден в кладбищенской столице, Чтоб юный флот стихов флотоводить И ощущать, как месяц узколице Из дна Невы высучивает нить, И замечать сквозь тени снежных стекол, Как царское сребро хоронит дым, И молния, невзрачная, как сокол, Перед созвездием стоит моим. Стихи о ночи «Святое есть лицо у лебедя ночного…» Святое есть лицо у лебедя ночного В смутно-змеиной, лысой голове, И влага слитная, как естество во… …во всей Неве. В предверье моря – колыханье цепей, Огни спрядают несветящий свет, Кому и в царстве всех великолепий подобья нет. О как уйти из города, из тела, Коль шопот дней слышней, чем сердца бой?.. Ох, знаю я: так жизнь не захотела и сделала собой. Ночь знаю я – какой ее обычай, Змеи иль птицы взгляд через плечо… Из всех огней, из всех ее обличий досталось лучшее еще. Сошли уже в смеситилище к безднам Змеящиеся смутные дома, И встала ночь под деревом созвездным, как дерево сама. И унеслась река сквозь узу горла, Неравно-плотны воздуха холмы… О сколько рук над ними распростерло дыханье тьмы. Гори-гори, гори, огонь бессветный, Воздушную столицу освещай! Ох, шепот дней, бесстрастный и бессмертный, прощай, прощай… Декабрь 1983 Без жизни жизнь Страшно, знаешь, мне ее… — В капле каждой раздвижная ж Сердцевина у нее, Где прорезан иль просверлен Алчно тянущий извне рот – Всеяденьем осквернен, С красной трапезой на дне. Жизнь – вечно-горящий камень, А сгорающее – ложь… Камень плавится, и пламень, Взрезан, рушится на нож, Льются люди, каплют вещи, Блазнящиеся в огне… Всё ж таинственней и резче Лезвье музыки во мне. Январь 1984 Михайловский сад
Отставшие в рассеявшихся тéнях Не менее деревья не видны — Как плакальщицы, сели на ступенях, Роняют слезы в черные волны. Немного ж высветил в ноябрьском саде (Что в вогнутом стекле) холодный луч, И старших птиц, стоящих на параде, Уже не расшевéлишь, как ни мучь. Без дна – ни дня. Скользят (и не очнутся) Мимо кружных граненых колоннад, Их небеса цепные не коснутся, Коленцы каменные не стеснят. Как лóдья с ледяным и низким днищем, Несется к норду узкий городок, Неся – несомый – к вышним пепелищам (Откуда-чей – не знаю) узкий вдох. Зимы?.. Видать, наскучило в земле ей Приглядываться в дырочки травы… И время мертвое приречною аллеей Идет не поднимая головы. Январь 1984 «Ну а я – каб я жил под венец, под завязку…» Ну а я – каб я жил под венец, под завязку, Под качение сердца вовне, Невесомой бы ночью на русскую пасху Я бы в море ушел на челне. И жестяный стесненный язык колоколен Провожал бы скольженье мое, От свободы сердечной я б сделался болен, Как и всякий настигший ее. От кого и к кому я не знаю дорога В тишине, вышине, глубине… Лишь негромкое пение русского бога, Отдаляясь, сопутствует мне. Январь 1984 «А в косых и высоких, сплошных небесах ни движенья…» Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти А в косых и высоких, сплошных небесах ни движенья, Лишь круженье зимы, лишь зиянье и жженье зимы… Как же так же прожить эту вечную ночь униженья, Как прожи́ли ее и как прóжили наши мертвые – мы? Измождаясь лицом и разношенным телом грузнея, На нечетких очках чуть уменьшенный мир пронося, Как же так же прожить, ничего ни о чем не жалея, Ничего не прося, ничего-ничего не прося, не прося? И ветшанья извечные вести, и чья-то свеча над могилой, И безжалостный голос зовущий сгущенно звеня — Всё измышлено вчуже постылою тьмой полукрылой, Чтоб величье из ямы извлечь под ножи ледяного огня. О косая высокая тень!.. – но и песни завесть не успеть ей, Как ворчанье начнется, гуденье, жужжанье внизу… Вся Россия сойдись – лишь коснуться надгробья посметь ей, Как навеки застыть с ледяною рукой на весу. Но умершие выйдут смеясь и взлетят меж морозных строений, Где по низу зима продолжает до выскреста месть, И умершие скажут: «Напрасны и слава, и гений. «Только память и честь – это все, что пока еще есть». И умершие скажут: «В косых и высоких, высоких могилах «Мы лежим до скончанья, не помня высоких имен, «И качаются звезды в бесчисленных славах и силах «Над великою ночью несчастных, несчастных времен». Январь 1984 |
