Может, я дурак и чего-то не понимаю? Если бы не побег, рано или поздно меня бы прикончили. Но не мог я каждый раз грохаться на колени, обливаясь слезами, не мог! Жизнь моя того не стоит.

Однако обретенная свобода заслуживала того, чтобы за нее бороться. Поэтому я отправился к Юльке.

У ворот меня встретил знакомый секьюрити с машиной – тот, у которого нервы крепче и меньше желания тюкнуть меня по макушке, – и повез не в дом, а в глубь парка. Доставил к холму с декоративными руинами и высадил.

Я уже говорил, что владения Вэров лежат в долине с названием «Райский уголок». Воистину рай – аж сердце защемило, когда я кругом себя поглядел. Цветы, словно праздничный фейерверк, бархатная зелень травы, немыслимой синевы небо, блеск речной воды вдалеке. Вспомнил я подземные этажи травенской тюряги… Нет: Лена Техаду там больше не увидят.

Я двинулся вверх по склону холма, к руинам благородных очертаний. Под аркой ворот появился Герман, крикнул что-то приветственное. Поднявшись, внутри руин я обнаружил уютный ресторанчик без обслуги, но с бассейном. На воде лежали белые лилии, в углу обретались два телохранителя, а за столиком у окна Юлька плела венок.

Герман подошел к ней и наклонился с озабоченным видом, а я задержался на пороге. Родилось нехорошее предчувствие – уж больно упрямо были сдвинуты темные Юлькины брови, сурово сжаты нежные губы, слишком упорно не поднимала она глаз от венка. «Сурпуг» не то увещевал, не то просил о чем-то, и наконец она раздраженно повела плечом и внятно, так что я издали расслышал, ответила:

– Хорошо; я не вмешиваюсь. Лен, здравствуйте еще раз. Заходите. Ах, Господи! – она бросила незаконченный венок на стол, поднялась и прошла к бассейну с водяными лилиями. Уселась на краю и опустила пальцы в воду. В белом платье, Юлька сама походила на лилию.

Видно, у них с Германом случилась размолвка, причем не иначе как из-за меня.

«Сурпуг» пригласил за столик, предложил чего-нибудь выпить. Я отказался и начал без предисловий:

– Еще не оставили свою идею насчет Изабеллы? Сегодня я согласен.

У него блеснули глаза.

– Почему вы изменили решение?

– Меня высылают из страны. Изабелла ничем не хуже прочих мест.

– Вы просите помощи? – уточнил Герман.

– Я предлагаю свои услуги. За плату.

Он запустил пятерню в собственную густую шевелюру, потеребил воротник с пришпиленной металлической бляшкой неясного назначения, затем с сожалением поцокал языком.

– Видите ли, Техада… У нас изменились обстоятельства, и я не имею возможности воспользоваться вашим предложением. – Фраза получилась гладкой, словно он заранее ее заготовил и отрепетировал.

Торгуется, чтобы сбить цену? Едва ли; я чувствовал, что Герман не лжет.

– Почему? Это как-то связано с… – я запнулся, – с убийством?

Он промолчал.

– Вчера оно вас не интересовало, – продолжал я, теряя надежду. От кончиков пальцев по кистям потек холодок, и защипало под лопатками – напомнили о себе выведенные по трафарету буквы. – Разве выяснилось что-то новое по делу?

– К сожалению, да, – Герман прямо посмотрел мне в лицо. – Техада, поверьте: вы мне нужны. Начиная дело на Изабелле, я рассчитывал на ваше участие. Но… – он удрученно развел руками, – вмешались некие высшие силы. Я не главный владелец предприятия, а мой отец проявляет… м-м… излишнюю щепетильность. Я не могу сейчас вас туда отправить.

– Если дело только в «сейчас»… Готов отправиться в любое иное место по вашему выбору. Потом когда-нибудь сочтемся.

– Вряд ли вы мне понадобитесь когда-нибудь потом.

– Не зарекайтесь. Вдруг пригожусь? – Возникло странное чувство отстраненности: я обсуждал самого себя, как неодушевленный предмет.

«Сурпуг» неожиданно засмеялся – негромким, бархатистым смехом. За такой смех женщины должны любить его без памяти; мне же захотелось от души ему вмазать.

– Вот что, Техада. Давайте начистоту. – Герман сцепил пальцы в замок. – Я давно имел вас в виду и вложил немалую сумму, когда организовал побег. Однако я не занимаюсь благотворительностью. Вы мне нужны единственно на Изабелле, а послать вас туда без согласия отца – увы.

И опять я ему поверил.

– Однако же вы мне нужны, – повторил он, усиленно размышляя. – Что там за история с вашим отцом?

– С биологическим или с тем, кого убили? – мрачно уточнил я.

– С Ленваром. Откуда он взялся?

– Как объясняет моя тетка, сошел со звезд. Лучше справьтесь у нее, сам я толком не знаю.

– Та-ак, – неопределенно протянул «сурпуг», остановив невидящий взгляд на сидящей у бассейна Юльке. Мне подумалось, что он интересуется вовсе не промелькнувшей звездой, а тем, сколько лично мне известно о папаше. – Тогда скажите, – продолжал Герман, – почему вы убили Кэтрин Ош?

– Нипочему. Я устал повторять, что не убивал.

Он отмахнулся, как от докучливой мухи.

– Оставьте этот вздор, Техада. Мы не в суде. Я хочу услышать правду.

– Это и есть голая правда.

– О, боги! – воскликнул он в сердцах. – За одно только упрямство я бы уже закатал вас в тюрьму! Тогда так: за что вы могли бы прикончить Кэтрин, если бы в самом деле ее убили?

В его вопросах об отце и Кэтрин Ош крылась некая связь, но я не мог ее уловить. Это раздражало, и потому я слепил самый отчаянный бред, какой сумел измыслить:

– Я был влюблен в ее мужа, а Кэтрин стояла между нами.

«Сурпуг» оценил и затрясся от смеха. Потом оборвал веселье и глубокомысленно объявил:

– А знаете, Техада, в этом что-то есть. Отличный мотив для убийства.

– Вы находите? – брюзгливо осведомился я.

– И зря отпирались. – Герман вдохновился, на сытых щеках зародился румянец. – Сумей вы доказать, что убили женщину в состоянии аффекта, получили бы года три, а не десять. Ей-богу, замечательный мотив. Все верно: ее вы раньше в глаза не видели и потому влюбиться не могли, а его по видео каждый день…

– Заткнитесь. Не то дам в ухо – и на секьюрити не посмотрю.

Он заткнулся. Погладил бляшку на воротнике, усмехнулся и огорошил:

– Если скажете моему отцу, что убили Кэтрин по этой самой причине, я отправлю вас на Изабеллу.

– Вы рехнулись.

– И постараюсь со временем сделать вам надежный паспорт.

– И отец ваш рехнутый, коли пускает на Изабеллу одних голубых.

– Техада, вы меня утомили. Какая вам разница, что станет думать совершенно посторонний человек? Вся страна считает вас убийцей – по-моему, это серьезней.

Рассуждал он довольно здраво, этот миллионерский сукин сын. Если бы я не упирался и позволил адвокатессе доказать, будто набросился на Кэтрин в приступе ревности, десятки бы не получил. Но коли я тогда не дал возводить на себя напраслину, какого лешего сейчас соглашаться?

С другой стороны, я изведал, что такое быть Солнечным Зайчиком, и с меня довольно. Я поглядел в окно, за которым синело небо, зеленел склон холма, а дальше простиралась райская долина с лугами, рощами и тихой речкой. У причала стояли прогулочные катера – разноцветные, яркие, будто набор детских игрушек. Меня взяла тоска. Не хочу обратно в тюрьму.

– Техада, опомнитесь, – сказал Герман проникновенно. – Куда бы вы ни попали, вас ждет одно и то же: мужчины будут звереть и кидаться, желая прикончить.

Вздумав его уесть, я нахально осклабился.

– А вы – почему у вас руки не чешутся? Неужто…

– Вы мне нужны, – сухо оборвал Герман. – И давайте обойдемся без намеков.

Я чуть не расхохотался ему в рожу. Ничего себе – ему без намеков, а меня хочет выставить педиком!

– Существуют технические средства защиты от сенсов вроде вас, – он коснулся загадочной бляшки на воротнике. – Чтоб вы знали: устройство обошлось мне дороже, чем ваш побег.

Я насторожился. Выходит, таких, как я, много? Но спросить не успел – Герман продолжил:

– Или вы предпочитаете пятнадцать лет скрываться в лесах, до истечения срока давности? Возможно, вас станут искать… И найдут, уж поверьте. Техада, вы слишком молоды, чтобы из глупого упрямства обрекать себя на скорую смерть в травенском застенке.