Мне вспомнилась наша с Сильвером версия, что от бережно хранимых перьев тупеют люди на Энглеланде. В сущности, Бен Ган сказал о том же.

– Откуда они берут клей? – спросил Рейнборо.

– Боги поставляют. – Бен Ган хищно оскалился. – Мы-то сами ничего сделать не можем – умишко не тот. Только и хватает его в Белых Скалах камень добывать. И то под чужим руководством.

– Кто руководит? – вскинулся Джон Сильвер.

– При мне – никто, – отрезал правитель города. – А до меня – и до Флинта – не знаю.

– Тот хмырь, который в красном, с перьями и бородой… – начал Том.

– Рауль? Ну… Экипаж Флинта мог и он сгубить. Но при мне, – подчеркнул Бен Ган, – Рауль сидел тихо, как мышь под метлой.

Он поставил на пол банку с тоником, укрепил ее в тростнике и задумчиво потеребил свои длинные космы.

– Рауль здесь не сто лет живет. И до него кто-то обретался, за туземцами глядел. Их без пригляда не оставишь – передохнут. Чисти… наши боги забрали Рауля с «Туманной зари» – во названьице! – и после обработки высадили тут.

– Он – не RF? – уточнил Сильвер.

– Упаси господь. Дурной пассажир с дурного корабля.

– Почему с дурного? – поднял голову мистер Смоллет. Он был очень бледен.

– Потому. Где он обучился писать «юнга-любовник»? На «Туманной заре», не иначе. Очевидно, кто-то у них был и юнгой капитанским, и любовником.

Том охнул. Так вот что пытались скрыть от него космолетчики. Бедный лисовин.

– Бен, тебя просили помолчать, – процедил Хэндс, а Сильвер метнул на правителя города бешеный взгляд.

Тот смутился, пробормотал извинение. У лисовина затрепетали усы.

– Том, не бери в голову, – мягко сказал Рейнборо.

– Забыли, – велел мистер Смоллет. – Бен, так зачем же местные делают скульптуры? – повторил он свой недавний вопрос.

– Да хрен их знает. Я думаю – лично я лично думаю, – что боги пожелали сохранить их на память. Клей сжигает человечье тело и высыхает. Но держится он скверно, рассыпается, и слишком скоро ничего не остается. А камень простоит века.

– Алекс говорил: форму заливают раствором, – припомнил Мэй. – Так?

– Да. Крошат добытый камень, толкут в пыль и смешивают с… – Бен Ган запнулся, с сомнением поглядел на мистера Смоллета. – Как вам объяснить… Раньше они – боги – спускались на крыши и любовались оттуда. Все бывало ими усеяно. После казни на крышах оставалась серая пакость – целые лужи. Ее надо быстро собрать, пока не высохла, слить в закрытую тару и так хранить. Затем смешать с каменной пылью и залить в клейную корку. Раствор схватится – и скульптура готова.

– Что же они оставляли на крышах? – с наигранным простодушием спросил Мэй. – Неужто сперму?

– Больше нечего, – буркнул Хэндс. И мрачно изрек: – А клей дареный – это яйцо-болтун, которое не жалко. Бен, я прав? Яйца на крышах оставались?

Правитель города закатился смехом – злым, холодным.

– Ты прав. Именно яйцо-болтун.

«Бывший навигатор» и старший пилот переглянулись – и тоже захохотали. Горько, с надрывом, смеялся Джон Сильвер, и от души веселился Израэль Хэндс. Мистеру Смоллету было больно.

– С-собаки, – с ненавистью прошипел Рейнборо.

– Ты в Риме лучемет против них настропалил? – спросил Мэй, когда Сильвер и Хэндс утихли.

– Ну да. Боги перли на статуи глазеть. В парке и не видно за деревьями, а они лезут. Отменное побоище устроил; только ошметки летели.

– Как они тебя после этого не сожрали? – удивился Рейнборо.

Бен Ган гордо тряхнул длинными космами.

– Так я ж – из-под земли. Они меня там не чуют, и аппаратуру мою не гробануть. Парк – кусок чужой планеты, и под чужой землей безопасно.

– А отчего в городе остался один убитый детеныш? – спросил я. – Прочие трупы забрали?

Бен Ган смутился.

– Да не было других трупов. Они по-быстрому смекнули, что дело швах, и свалили. Детеныша забыли в суматохе; его одного я и прикончил.

– А Крис сумел своего гада убить, – сказал я, помня, как второй помощник разделался с Чистильщиком, который засел в «Испаньоле».

– На то он и Крис, – улыбнулся Рейнборо. – Вот уж кто врага не упустит. Бен, скажи: почему ты ушел из Рима сюда?

– Боги нас покарали. Каким-то своим оружием прошлись, вроде станнеров. Я в подземелье пересидел, а когда вылез, гляжу – кругом покойники. Всех жителей подчистую… хотели меня достать, а получилось – их. Но богам не жалко: в запасе второй город есть. Про меня и не подумали, что спасусь.

– А как твой Рауль выжил?

– Здесь отсиделся. Когда прибыл «Одиссей» и в Рим нахлынули разведзонды, Рауль их засек. А поскольку рыло в пуху, он из Рима дал деру. Якобы к экипажам Флинта он касательства не имеет и вообще его не трожьте. Короче, я давай своих мертвецов хоронить. В парке, неподалеку от старых скульптур. Видели кладбище? Нет? Несколько братских могил… А потом я решил впредь казней не допускать, чтоб богам стало незачем сюда шастать. У нас и не было ни одной, местные у меня по струнке ходили. Я их во как держал! – Правитель города потряс сжатым кулаком. – Но вдруг, откуда ни возьмись, ваш сквайр с командой. Рауль… Мы с ним ладили, я подлянки-то не ожидал… Рауль смекнул, что настал его звездный час. Благодарные боги его не забудут и наградой не обделят. Особенно когда он услышал от вас, сэр, – обратился Бен Ган к доктору Ливси, – что RF почти не летает и Ч… э… оголодали, паразиты. Моя вина: все прохлопал. Глазом моргнуть не успел, как Рауль взял власть. Станнером шарк – и дело в шляпе.

– Бен, – подал голос Том, – скажите: сквайр – он вправду готовился продать местным охрану и доктора?

Правитель города скривил губы; шевельнулись черные складки на щеках.

– Хрен его знает. По мне, тут не злодейство, а непроходимая тупость. И ослепляющая жадность. – Захрустев тростником, Бен Ган поднялся с пола. – Мистер Смоллет, у вас толковый старший пилот. И пилот Рей молодец. И вообще все ребята. Но мне как-то боязно. Не пора ли?..

– Не пора, – отрезал наш капитан. Не стоило чужаку его погонять.

– Израэль, – заговорил я, – где осталась одежда Рауля? Та красная, с нашитыми перьями?

– Зачем тебе?

– Пощупать. И понять, насколько здешние перья похожи на энглеландские.

– Одежку Раулеву щупать противно – в кровище. Бен, у тебя есть под рукой?

Хозяин порылся в тростнике под сложенным в углу спальником и вытащил несколько длинных перьев с великолепным зеленым отливом.

– Вот. Сберег для себя. Я на них сплю.

Сильвер выскользнул из кресла и тоже взял парочку перьев, повертел в руках. Я приложил жесткие опахала к щеке, прислушался к ощущениям. Тихая ласка, баюкающий шепоток. Да: эти перья не отличаются от энглеландских. Зачем Бен Ган спит на них, если знает, что они туманят мозги? Наверное, оттого и спит, что туманят.

Я вернул ему перья и спросил:

– Где у вас держат Птиц?

– У нас не держат. Их боги сбрасывают. Р-раз – в небе явился цветной клубок. И птицы разлетаются кто куда. В смысле, пикируют к приклеенной жертве и начинают истерить.

– А потом? Они выживают?

Бен Ган покачал головой.

– Мрут от голода. Пепел они не едят, а больше тут жрать нечего.

– Да уж, – заметил Мэй, – на пепле только люди продержатся.

Правитель города боком придвинулся к мистеру Смоллету.

– Сэр, – начал он, явно смущаясь, – можно попросить у вас еды? Немного. Да у вас много и не найдется.

– Для кого?

– Для себя. Вы вернетесь на корабль, а мне оставаться.

– На хрена? – удивился Мэй. – Тебе что тут – медом намазано?

– Люди же, – неловко пояснил Бен Ган. – Если мне улететь, тут начнутся новые казни. А тешить богов – последнее дело. Мистер Смоллет! – взмолился он. – Чуток. Хоть несколько банок.

– Забирайте все, – сказал капитан. – Там в салоне осталось.

– Кстати, где твой глайдер? – осведомился Рейнборо.

– Глайдер? – переспросил правитель, соображая. – А-а… – махнул рукой. – Сгубил я его. Утопил в болоте. Простить себе не могу; отличная была машина.