– Я с тобой, – сорвалось у меня; до сих пор я обращался к Мэю на «вы».
– Ладно, – уступил он. – Со мной.
Коридор оказался коротенький: пройдя полоску джунглей, мы очутились в парке. Под ногами была низкорослая трава, мелкие цветы, чуть дальше – худосочные кустики и, наконец, большие деревья. Среди травы чернел лаз, ведущий под землю; возле него трава была примята. Зелень тут и не думала сгорать от нашего прикосновения.
Со «стивенсоном» наготове, Мэй приблизился к лазу, нагнулся над ним.
– Ни черта не видать. Израэль Хэндс, ответь Мэйтону Старджону. Ты был в норе возле зенитки? И что там? Понял, спасибо. Говорит, безопасно, – сообщил навигатор, разглядывая узкий лаз. Смотрелась дыра неприветливо. – Вот теперь ты точно не со мной. Отойди-ка подальше.
Я подчинился. Согнувшись в три погибели, Мэй полез в нору. Прошла минута, другая. На душе сделалось неспокойно. Лучше бы я пошел с ним…
Свистнув, упал с неба глайдер, лег на траву рядом со мной. Из кабины выпрыгнул Рейнборо с лучеметом.
– Где Мэй?
Из дыры показался «стивенсон», затем выбрался сам навигатор. Защитный костюм на нем был черный, как тьма в той норе.
– Марш в глайдер, – Мэй увидел пилота. – Тут дрянь всякая, а ты мне будешь без маски дышать.
Рейнборо послушно нырнул в кабину. Мэй заговорил с ним сквозь мембрану:
– Я сам оторопел, когда не смог тебя дозваться. Это Хэндсовы катакомбы, там связи нет.
– Зачем они?
– Пункт управления зениткой. Сделано с умом, добротно.
– Почему она замолчала?
– Хэндс вырубил питание.
Я приблизился к черной дыре. Вниз вели деревянные ступени – не ошкуренные куски ствола, уложенные поперек наклонного спуска. Вот место, где должны встретиться Крис Делл и Джон Сильвер… и Юна-Вэл. В груди защемило. Как я хочу ее увидеть!
– Джим, не суйся никуда, – предупредил Мэй. – Двигай-ка в глайдер; мы уже все поняли.
Я подошел к кабине и постучал в лобовое стекло. Рейнборо состроил недовольную гримасу.
– Что тебе?
– Спустись со мной в пункт управления. Поглядим, что там.
– Меня больше занимает, кого и зачем тут отстреливали, – с холодком отозвался пилот.
– Рей, пойдем, пожалуйста. Я… я ведь много для тебя сделал, – пробормотал я, чувствуя, что краснею. Не умею просить; это у Тома хорошо получается.
Рейнборо отвел взгляд, потер горло, словно там что-то застряло и мешало говорить.
– Пойдем, – настаивал я. – В норе нет RF-связи, планета тебя отпустит. Хотя бы на пять минут.
– Тебе что опять от него надо? – Сзади надвинулся Мэй.
– Я прошу вызвать сюда Криса, – сказал я напрямую.
– Вызывай, – Рейнборо с усилием вытолкнул из себя это слово. – Мэй, вызови его к нам.
Мэй оглядел пилота сквозь стекло:
– Что с тобой? Ты дрянью надышался?
Рейнборо хлопнул ладонью по пульту, где находился передатчик.
– Мэй, скорее, – взмолился я, боясь, что Рейнборо передумает – то есть, его заставят передумать – и мне придется убеждать обоих.
Навигатор ткнул кнопку связи:
– Крис Делл, ответь Мэйтону Старджону. Ты позарез нужен Рею и Джиму. Зачем? – спросил Мэй у меня.
– Он сможет встретиться здесь… с кем хотел. – Я предпочел не называть имен, чтобы невидимый враг не подслушал.
Мэй передал это Деллу и объяснил, где нас отыскать.
– Ждем тебя… Черт! – вскрикнул навигатор, увидев, как помертвел вдруг Рейнборо.
Кинувшись в кабину, он вынул пилота из кресла и перенес в салон.
– Дэвид, – услышал я, – сердечное!
Мэй-дэй… Рейнборо крепкий парень, ему не просто худо с сердцем стало. Это Остров Сокровищ его достает, не дает бороться. Рей, держись.
А ведь если Крис с Юной-Вэл займутся делом, проклятая планета и вовсе их убьет. У меня озноб прошел по коже. Разве что в той норе они сумеют что-нибудь сварганить… Я двинулся взглянуть, куда приглашаю людей.
Фонарика у меня не было, и едва сунувшись в лаз, я подумал, что иду напрасно. Наклонный ход оказался длинным; спускаться по ступеням, скрючившись, было зверски неудобно. Наконец я ощутил под ногами ровный пол и осторожно выпрямился. Голова уперлась в потолок. Я отодвинулся от входа, чтобы вниз просочился свет. Далеко не отодвинешься: тесно. Расставив локти, я уже мог коснуться ими стен. На полу я обнаружил небогатое хозяйство: маленький пульт, плоский корпус какого-то аппарата и приличных размеров куб, где можно было сидеть. Наверняка батарея питания, которую отключил Хэндс. Это будет место для Юны-Вэл, а Крис может и на ногах постоять.
Я прислушался к собственным ощущениям. Ничего особенного, никакой явной свободы от RF. Может, я все придумал и зря погнал сюда Криса Делла? И беднягу Рейнборо напрасно поставил под удар? В тревоге, я вылез на поверхность.
Возле глайдера топтался растерянный сквайр, рядом стояли Том и охранники. Лисовин бросился ко мне:
– Питер умирает. Нас выгнали…
– Пойдем, пожалеем.
– Что-о? – Том решил, что я насмехаюсь.
– Ты вчера жалел мистера Смоллета и Криса. Им это помогало.
Мы забрались в салон. Рейнборо с кислородной маской на лице лежал в кресле, рядом на полу скорчился Мэй, положив обе ладони пилоту на сердце; тут же стоял доктор Ливси с диагностером в руках. Судя по опущенным плечам, надежды у него не было. Он обернулся, услышав нас.
– Мэй уже отдал все, что мог. – Доктор посторонился, пропуская меня к навигатору.
Я не умею просто жалеть. Лучше сделаю что-нибудь нужное; могу спасать или драться, защищая, а бездейственно жалеть – не по моей части. Это у нас лисовин мастер. Поэтому я сел на корточки рядом с Мэем и взял его за плечи. Побелевшие руки навигатора, лежащие у Рейнборо на груди, дрогнули.
– Забирай все. – Я слышал эту фразу от Джоба Андерсона, когда наш капитан пытался отвоевать Юну-Вэл у Чистильщиков.
Подле меня устроился Том, коснулся руки пилота. Я видел, как задрожали и горестно опустились его биопластовые усы, а потом в глазах у меня начало темнеть от слабости. Однако я еще был в состоянии думать.
Капитан Смоллет просил своего юнгу о помощи, когда мучились и кричали от боли техники. Всякое RF-усилие крайне болезненно. Любовная тоска и неутоленная страсть экипажа – это ведь больно, больно… Мистера Эрроу мучили, когда забирали к Чистильщикам. А в самом начале полета капитан Смоллет вернул его к жизни тоже через невыносимую боль. Чистильщикам не нужна любовь; им требуется только боль. В любом виде – все съедят. А любовь и жалость – это оружие, которым можно защищаться. Тот, кто умеет любить и жалеть… Не додумав последнюю мысль, я провалился в серую пустоту и долго-долго в ней тонул, пока не вынырнул вдруг на поверхность.
– Джимах, сумасшедший. Я люблю тебя. Я с тобой. Сумасшедший. – Мне в лицо тыкался мордочкой поюн.
Здесь победит тот, кто умеет любить и жалеть, додумал-таки я и посмотрел, что делается вокруг. В соседнем кресле спал Том, а надо мной склонялся Крис Делл. Его длинная челка была подстрижена, и льдистые глаза могли прямо смотреть на мир. Они были страшно усталые, эти глаза. Делл убрал ладонь с моего лба и выпрямился.
– Джимах, – распластавшийся у меня на груди поюн лизнул в подбородок.
– Что Рей? – я огляделся в поисках пилота.
– Отвоевали; спасибо лисовину. Послали SOS, ждем Хэндса.
Я дернулся, желая вскочить; Делл удержал меня в кресле. Я не хочу, чтобы с Юной случилось то же, что с Рейнборо. Ее-то не отвоюем.
Дверь в кабину была открыта, и я услышал тревожный голос капитана Смоллета:
– Борт «Испаньола»-02, ответьте «Испаньоле». Что с вами? Рей, ответь мне.
Ему не отвечали. Мэй-дэй! Я сам устроил ловушку для Юны-Вэл, космолетчикам осталось только ее заманить. А Остров Сокровищ ее убьет. Потому что лисовин ничего не знает, он не станет Юну жалеть. Он один так умеет, больше никто.
– Пустите, – оттолкнув Делла, я поднялся. Голова поплыла, я ухватился за кресло. – Крис, так нельзя… вы погибнете оба.
Его губы тронула знакомая холодная усмешка.
