– Отвяжись, – отозвался он сквозь зубы, боясь сорваться на крик.

Внизу бился и хрипел охотник; Урсула держала в ладонях его голову.

– Идем отсюда. Дай человеку спокойно умереть.

Элан крутанулся, готовый ударить версана или хотя бы наорать на него, – но глянул в его расстроенные глаза и смолчал.

– Эл, побереги нервы – они еще понадобятся. Пойдем, ей-богу.

Спустились на морену. Мишель расстегнула рюкзак Элана и достала мешок с ягодами.

– Выбросьте, – велел тигреро.

– И не подумаю. – Девушка улыбнулась, хотя губы у нее дрожали. – Мы понемножку… Майк, угощайтесь.

Он запустил в мешок руку, вытащил горсть.

– Не уверяйте меня, что это кому-нибудь повредит, – Майк высыпал ягоды в рот, прожевал. – Изумительно. Эл, ты настоящий друг.

Мишель тоже съела горсточку.

– Надо же подсластить такую собачью жизнь. Элан… Это прекрасно; большое спасибо.

Он отвернулся. Версаны сочувствуют, пытаются убедить, будто он не напрасно ползал в ягоднике, собирал эту смерть. Майк положил руку ему на плечо, надавил:

– Присядь-ка тут, посиди.

Он заставил тигреро сесть на большой камень и сам плюхнулся рядом, не убирая тяжелой ладони. Элан хотел высвободиться – он не желал забирать у версана здоровье; во всем, что произошло, повинен он сам – но с Майком не поспоришь. Версан заговорил, глядя в сторону:

– Если хочешь знать, это я виноват. Наорал на Крокодавов и погнал искать. Так что ты лишнего в голову не бери.

Элан молчал.

– Ты слышишь меня? – повысил голос Майк. – Я уже одного паршивца из петли вытаскивал; не хватало еще с тобой вошкаться! Изволь не психовать и отнестись к делу серьезно.

Тигреро печально усмехнулся; усмешка превратилась в гримасу боли – так резануло разбитые губы.

– Прекрати меня воспитывать. Спасу нет. Я тебе выделю Тамару – ею и занимайся.

– Задание понял; займусь. – Майк повеселел: сказались винные ягоды. – Знаешь, что я думаю?

– Не знаю.

Мишель примостилась на камне подле Майка с Эланом, а версан стал рассказывать – видимо, чтобы не прислушивались к тому, что делается в овраге.

– Этой вот девушке было велено остаться на Приюте; Крокодав приказал. Мы втроем ушли; идем себе тропой, Крокодавы покрикивают, тебя вызывают. А Мишель, конечно, не послушалась и пустилась за нами вдогон. Но девица она хитрая и потому держалась в отдалении. Мимо твоего оврага мы просвистели, потому как ты не откликнулся, но потом Крокодав взял след. Дескать, вот место, где наш тигреро сиганул с тропы. И только мы решили построиться и прочесывать лесок, как вдруг выплывает Мишель. Урсула ей в волосы чуть не вцепилась – как, мол, посмела ослушаться проводника.

– Зря насмехаешься, – заметил Элан. – Мадам Вийон совершила серьезный проступок.

– И ты туда же! Короче, я их едва растащил. Но Крокодав со злости дал на поиски четверть часа – а если, мол, тебя не отыщем, то шабаш, все на Приют.

– Он был в бешенстве, – добавила Мишель. – Лицо побелело, и глаза жуткие…

– Проводника надо слушаться. – Элан глядел себе под ноги. Наползала тяжелая вязкая лень, хотелось лечь и свернуться клубком, куда-нибудь пристроить саднящее лицо. Мишель глаза отводит – наверное, смотреть страшно…

Чуя, что тигреро вот-вот завалится в трансе, Майк уложил его, по-прежнему сжимая плечо.

Элан дал себе слово, что больше не позволит версану заниматься лечением. Потом все исчезло, осталась лишь прозрачная синева, в которой одна за другой зажигались редкие звезды. Они не рассыпались фейерверком, а почему-то начали снова гаснуть, и умиротворенное довольство не переросло в пронзительное наслаждение, за которое Элан – изредка и втайне от себя – глухо ненавидел версана. Он был благодарен Майку и одновременно не мог простить, что версан отдает ему кусок своей жизни: ведь Элану совсем этого не надо, а нужна ему Мишель.

Он очнулся и сперва не мог взять в толк, что происходит. Майк лежал с закрытыми глазами, а Мишель трясла его за плечи, от чего он бился затылком о камни. Вскочив, Элан поймал ее за руки.

– Вы что?

– Майку плохо!

– Будет еще хуже, если вы разобьете ему голову. – Тигреро потянул ее прочь от версана.

– Мишель, мне не нужны ваши извинения, но в следующий раз постарайтесь думать, что делаете, – проговорил Майк ядовито и сел; морщась, потер виски и затылок. – Эл, я тебя больше не лечу – не то сам сдохну.

Девушка закрыла лицо руками, съежилась.

– Мы все скоро свихнемся, – сказал Майк ей в утешение и повернулся к Элану. – Так вот, не успел досказать, что я думаю. Ты обратил внимание, как Крокодав свалился в овраг? Его будто сдернули или, наоборот, толкнули в спину.

– Ну и что?

– Писателькин агент навернулся, когда плясал в реке и оскорблял Лену. А Крокодав был чертовски зол на вас обоих: на Мишель – что своевольничает, а на тебя – что сошел с тропы и потерялся. И мальчишка, и Крокодав – оба, скажем так, желали другим зла.

– А Изабелла, – предположил Элан, – со своим гипнотическим эффектом, их покарала?

– Пожелание зла отливается смертью? – спросила Мишель. – Но это… – она не сразу подобрала слово, – несправедливо!

– Да уж, – откликнулся тигреро. – Не знаю, может, Майк и прав… – Он собрался с духом и через силу вымолвил, глядя в землю: – Я знал, что они погибнут. За несколько секунд – за три, четыре… Словно щелкнет что-то, сердце оборвется – «упадет!» – и человек падает. Знаю – и ничего не могу поделать. Не успеть.

Майк долго смотрел на него, не мигая.

– А еще что умеешь предвидеть?

– Ничего. Хотя погоди… Угадал, что кузен Джей покатится с лестницы. И еще в кемпинге – тех бандитов почуял, из леса за вами прибежал.

Мишель стояла, затаив дыхание. Демон! Все-таки Элан – демон. А она так надеялась, что у тигреро нет никаких способностей…

Майк обдумал услышанное.

– Черт тебя побери. Напрягись и начни предчувствовать загодя. Чтоб за завтраком объявлял, кому чего не делать и куда не… – Он осекся. – Урсула идет.

Амазонка брела к морене, шагая по кустам ягодника, точно механическая кукла; на плече висела расстегнутая аптечка.

– Мишель, – попросил Майк, и девушка двинулась ей навстречу.

Версан повернулся к Элану.

– Эл, послушай меня. Я неспроста распинался, толковал про Крокодава. Не бери эту вину на себя.

– Отцепись.

– Ты – демон, – продолжал Майк, – можешь что-то предугадать. От тебя зависит жизнь людей, сколько их тут осталось…

– Я тебя придушу, – глухо пообещал Элан. – Уйди к черту!

– Кто останется в живых?

Элан вздрогнул. Заколотилось сердце, забухало все сильней и сильней. Будущее невозможно предвидеть, но ему, кажется, это дано.

– По-моему, погибнут все, – выговорил он против собственной воли.

Версан выругался, сжал кулаки.

– Ну, это еще вопрос, – рыкнул он.

Элан обвел взглядом морену, редкий лесок, темные головы соседних горушек. Изабелла объявила войну? Что ж, посмотрим, кто кого…

– Крокодав сказал: пусть его похоронят здесь, – объявила подошедшая Урсула. Мишель обнимала ее за пояс. – Выроете могилу, и я останусь с ним.

Майк забрал у нее аптечку, достал баллончик с антисептиком.

– Эл, дай руки. Мадам Крокодав, – он прошелся шипучей струей по сплошным ранам, в которые превратились руки тигреро, – копать могилу здесь просто нечем. Зажмурься, – он полил Элану лицо. – А насыпать могильный курган из камней мы не будем. Вернемся на Приют и…

– Тебя не спрашивают, – обрезала Урсула.

– Мы уйдем на Приют, – подтвердил Элан, пока Майк из другого баллончика покрывал ему руки защитной пленкой. – Здесь находиться нельзя.

– А ты молчи! Нечего было шляться невесть где.

– Я не позволю оставаться там, где погиб человек. Наша задача – выжить.

– За-мол-чи, – прошипела она и вдруг закричала, сорвавшись: – Убирайтесь все! Сама похороню!

– Урсула, – Элан шагнул к ней, – я прошу вас.

Она отшатнулась.

– Не подходи! Это ты его убил, ты, ты!