— Готова, — неуверенно улыбаюсь, чувствую, как земля уходит из-под ног. Я прыгаю в бездну без страховки, рискую всем, в том числе и своей жизнью.

Он нагибается ко мне, обхватывает рукой мою шею, целует. Медленно, неторопливо, тягуче. Целует, словно первый раз.

— Закрой глаза, открой рот, — дую на лопаточку, Герман с улыбкой послушно выполняет мою просьбу. Подношу к его губам лопатку, он пробует мой сегодняшний ужин.

— Ммм, что-то вкусное, но без понятия, что именно ты приготовила, — открыв глаза, с интересом смотрит на плиту.

Две недели. Я живу с ним четырнадцать дней. И это не считая трех дней, которые выпали из моей жизни из-за необходимости вернуться в Америку и быстро там завершить свои дела.

Я уволилась, меня не удерживали, не расстроилась. Работала просто для галочки, потому что так надо. Был неловкий момент, когда я отдавала Тому ключи от нашей с ним общей квартиры. Его глаза спрашивали: что, детка, случилось в твоей холодной Раше, что ты меня сейчас бросаешь? Я мямлила какую-то глупость про тягу к Родине, про любовь к березкам, про то, что мы с ним не пара от слова совсем. Уходила, не жалела о поставленной точке в истории с американским парнем. Видимо, не судьба мне остаться в этой стране, да и не больно надо. В России меня ждал любимый мужчина, за которым я пойду и в Мадагаскар. К слову, в Америку Герман меня одну не отпустил, со мной летал Шамиль, следовавший тенью по всем местам, куда я шла. Было дико, непривычно и неудобно.

— Герман, — на кухню заглядывает Костя.

Это еще одно доверенное лицо Германа. Он почти как Шамиль, только более приближенный, так как называет Соболя по имени. Отличие от первого помощника в том, что глаза его всегда смотрят убийственно спокойно и отстраненно. И его появление ничего приятного мне не обещает. Как правило, как только появляется Костя, Герман либо уезжает, либо запирается в своем кабинете. Я его почти ненавижу, потому что он у меня забирает моего мужчину.

— Накрывай на стол, я сейчас вернусь, — целует быстро в губы, отходит от кухонного островка и скрывается из моего поля зрения.

Расстроенно возвращаю лопатку в котелок, выключаю газ. Не достаю тарелки, вилки, беру бокал и наливаю себе вина. Подхожу к окну, равнодушно смотрю на ровный газон.

Слышу его шаги, поворачиваю голову. Усмехаюсь, увидев его в пиджаке. Заметив, что стол не накрыт, поджимает губы, направляется ко мне. Встает за спиной, слышу вздох. Кладет свои руки на плечи, сжимает.

— Я вернусь поздно.

— Я поняла, ждать нет смысла, — досадливо прикусываю губу, сдерживая внутри себя разочарование. Я ведь знала, что так будет, догадывалась о его ночной жизни, но наивно верила в невозможное.

— Марьян, — нагибается к ушку, трется носом. — Обязательно попробую твой ужин. Не обижайся, — целует в висок и уходит.

Не обижайся. Не дуйся. Не сердись. Не драматизируй. Я много чего от него за эти дни услышала с «не». Кажется, жизнь с ним состоится из этой частицы. Одна не ходи, никуда не выезжай, не светись своим местоположением, не откровенничай со своими подругами, знакомыми. Золотая клетка вблизи оказалась не такой уж и привлекательной.

Горечь перебивает секс. Спонтанный, безумный, в любое время дня суток. Из-за несовпадения часов мы с ним занимались любовью, когда он бодрствует. Бывает иногда, возвращаясь под утро, он берет меня сонную, я просыпаюсь, а он засыпает.

Это не жизнь. Это просто существование рядом с ним, потому что сама жизнь проходит мимо меня. Я страдаю от невозможности быть как все. Мне хочется вытянуть его на прогулку в город, спонтанно решиться на ужин в любимом ресторане, завалиться в гости к друзьям, уехать на выходные в дружеской компании загород. Да просто сходить в кино. Но нет, простые вещи мне недоступны.

Я знала, что будет сложно, но не подозревала насколько. И слушая его равномерное дыхание, рассматривала спящее лицо, гадая, когда наши представления совпадут.

Убираю кухню. Не знаю, кто присматривал за чистотой дома до меня, с моим появлением за всем следить приходилось мне. Почувствуй себя хозяйкой огромных апартаментов, уборка которых занимает весь день. К вечеру валюсь с ног от усталости. Поэтому теперь каждый день стараюсь по комнате убираться, смахивать пыль, запускать технику в помощь. Вот так и развлекаюсь все дни.

Немного сижу в социальных сетях, общаюсь со знакомыми, с завистью разглядывая их фотографии на морях. Потом смотрю какой-то фильм по телевизору, в двенадцать иду спать.

Просыпаюсь оттого, что слышу, как во двор заезжает машина. Поднимаюсь с кровати, выглядываю в окно. Это вернулся Герман. Судя по тому, как много во дворе машин, и как за ним чуть ли не бегут Костя и еще какой-то мужчина, он не в духе.

Возвращаюсь обратно в кровать, но сна уже нет ни в одном глазу. Смотрю на время: четыре утра. Пойду на кухню, выпью воды и возьму в гостиной книгу, которую мусолю несколько дней.

Мужские голоса доносятся со стороны кабинета. В основном говорит Герман. Громко, отрывисто, с выразительными паузами. Даже я понимаю, что он в бешенстве. Движимая любопытством, подкрадываюсь ближе. Дверь не закрыта, я вижу, как Соболь расхаживает по кабинету взад-вперед, напоминая льва с занозой в лапе.

— Герман, остынь и перестань злиться, — это говорит Костя спокойным голосом.

— Что? — рявкает Герман, я подрыгиваю на месте. — Остыть и не злиться? Какого хуя я вообще должен был выслушивать наезды этого малолетнего сосунка! Откуда он вообще взялся? Еще вчера сосал мамкину сиську, а сегодня передо мной распустил свой петушиный хвост!

— Он ходит под покровительством Ясина.

— Мне похуй. Я и Ясин плаваем на разных кораблях!

— Но делите одно море, — невозмутимо спокойно, ни повышая голоса, замечает все тот же Костя. — Может, уступишь?

— Ты серьезно? Я должен уступить этому пацану? А завтра ко мне еще одна малолетка подкатит и тоже наедет, я так же должен буду уступить? — возникает пауза, давящая, как бетонная плита, угрожающая, как смертельная опасность. Я сглатываю и сожалею, что поддалась порыву и подслушиваю этот разговор. Начинаю медленно пятиться назад.

— Убей его, — спокойно, будто не орал минуту назад, приказывает Герман.

— Герман, не принимай поспешных решений, ты же сам потом пожалеешь об этом. Не начинай эту войну! — кажется, Костя теряет свое самообладание.

— Организуй несчастный случай. Упал кирпич. Утонул в ванне, захлебнулся водой. Мне плевать, что с ним случится.

— Все и так поймут, кто заказал.

— Будут бояться. Я не позволю мне диктовать условия, — стучит кулаком по столу. — Я устанавливаю правила, а все остальные подчиняются. В том числе и ты. Ясно?

— Да.

— Иди. Чтобы через два дня я услышал хорошие вести.

— Понял.

Замечаю выступ, прячусь за ним. Задерживаю дыхание. Костя проходит мимо, меня не засекает. Я мысленно считаю до тридцати, крадусь к лестнице, чтобы сделать вид, что крепко сплю, когда Герман придет в спальню.

— Марьяна, зайди ко мне! — несется в спину грозный рык.

Я сразу покрываюсь мурашками и чувствую, как потеют ладони. Гадать, откуда он знает, что я здесь, нет смысла. Неторопливо иду в кабинет, застываю на пороге. Потом подхожу к столу.

Он сидит в кресле, прикуривает. Дергает галстук, расстегивает до середины рубашку. Глаза злые, шрам на щеке выделяется белой полоской. Затягивается и медленно выпускает дым через ноздри. Похож на разъяренного быка, глаза красные, полные жажды кого-то уничтожить. Лучше его сейчас не трогать.

— Сделай одолжение, забудь все, что тут услышала.

— Нажимаю кнопку «delete», моя память чиста, — стараюсь шутить, чтобы хоть немного снять напряжение вокруг. Герман не улыбается и не оценивает мое чувство юмора. Некоторое время жую свою губу, мучаюсь от вопроса, который созрел сейчас, но посеян был давно.