— Что за блажь, Герман Александрович?

Он морщится от моего обращения, засовывает руки в карманы брюк, слегка раскачиваясь.

— Я хочу тебя. Ничего нового, — опять идет медленно ко мне, вкрадчиво смотрит в глаза.

Я пячусь назад, ситуация для меня патовая. Я ведь люблю его... Сглатываю, растягиваю губы в насмешливую улыбку. Люблю этого придурка... Люблю так сильно, что у меня сердце заходится в неправильном ритме, рвется к нему, заранее зная, что ничего хорошего он мне не даст. Разрушит. Растопчет. Перешагнет и забудет до своего очередного «хочу».

— Неужели за все эти месяцы не нашлось девушки, которая бы тебя устроила? Почему я? Что во мне такого, что я для тебя как медом намазанная? Ты постоянно рушишь мою жизнь. Мне приходится каждый раз после тебя все начинать сначала. Это выматывает, Герман... — натыкаюсь за спиной на диван, без раздумий падаю на него.

Он замирает надо мной, секунду рассматривает своими ледяными глазами, вытаскивает руки из карманов, расстегивает рубашку.

— Ты меня не слышишь... — шепотом замечаю, прикрывая глаза.

Одна часть меня замирает в радостном предвкушении, вторая горестно вздыхает, смиренно принимая свое поражение. Он не отпустит. И ему мои слова по барабану.

— Я слышу тебя, Марьяна, — его руки прикасаются к груди, пальцы сразу же начинают расстегивать мелкие пуговицы на моей блузке. — Слышу. И знаю, каково это, жить дальше, пытаться делать вид, что все в порядке, пробовать на вкус другие губы и понимать, что ни черта это не похоже на то, что было с тобой... — приподнимает меня, чтобы стянуть с меня всю верхнюю одежду.

Сильнее зажмуриваюсь, когда он прижимается ко мне обнаженным торсом. Соски сразу же становятся чувствительными, а грудь в ожидании ласки ноет.

— Думаешь, одной тебе было херово? — нащупывает молнию на юбке, дергает ее, так же не спеша стягивает, прихватив и колготки, и трусики. — Я ведь прекрасно понимаю, что семья, дети — это не для меня. Не для моей жизни. Я даже стабильных отношений не имею права иметь.

Впервые с момента нашего знакомства он ведет монолог, не ждет вопросов от меня, отвечает сам на то, что давным-давно меня интересовало. Приоткрывает себя, позволяет понять, что он такой же человек, как и я, со своими чувствами, мыслями... и, возможно, со своими страхами.

— Какая же ты красивая, — выдыхает мне куда-то в шею, жадно присасываясь к ней.

Выгибаю спину, сильнее к нему жмусь. Одна рука сжимает мою грудь, совсем не ласково и совсем не романтично, другая оказывается между нами, внизу, у меня между ног.

Шиплю сквозь стиснутые зубы, сжимаю его руку, не позволяя ему ее убрать. Как же порочно сладко, как же это мне необходимо... И все, что было ранее с Том, ни в какое сравнение не идет с тем, что происходит сейчас.

Я плавлюсь в его руках раскаленной лавой. Я переливаюсь сиянием настоящего алмаза. Я вся его... И хочется шептать «еще-еще», «сильнее-сильнее», но прикусываю губу, не позволяя этим просьбам вырваться из меня.

— Хочу тебя. Хочу твой рот. Хочу твои руки. Хочу тебя всю. Слышишь? — приподнимается, обхватывает мое лицо, сжимает щеки.

Я смотрю на него сквозь ресницы. Серые глаза сверкают, как сталь на солнце. Идеальная укладка сейчас растрепана, делая его лицо немного мягче, но щетина все же придает ему жесткость черт.

Рука, сжимающая мое лицо, расслабляется, гладит по щеке, очерчивает мои губы, слегка на них надавливая. Я приоткрываю рот, трогаю кончиком языка подушечку его пальца. Впивается в мое лицо темнеющим взглядом, на миг замирая от моей дерзости.

— Возьмешь? — спрашивает и тут же толкает палец мне в рот.

Зачем спрашивал? Я прикрываю глаза.

— Смотри на меня и соси, — командует, тяжело дыша.

Ему нравится повелевать, чувствовать власть. Это видно по расширенным зрачкам, по демонической улыбке. Я послушно исполняю его приказ. Прикусываю зубами, провожу языком по всей длине фаланги, чувствуя, как его член вот-вот выскочит из брюк.

Убирает руку, обхватывает мою голову, приподнимает и всасывается в мой влажный рот. Рычит, кусает, и все ему мало. Он словно хочет меня сожрать.

Одна ночь. Всего лишь одна ночь. И я уйду первая. Уйду до того, как он меня вышвырнет из своей жизни.

— Я сейчас с ума сойду, — признается Герман, резко садясь на диване.

Я теряюсь. Лишившись его тепла, чувствую себя покинутой, но это длится недолго. Он приподнимается, немного стаскивает с себя брюки и тут же тянет меня к себе.

Глаза в глаза, мои ладони упираются в взволнованно подымающую грудь, медленно сажусь на его член. Он растягивает меня, наполняет меня, вдыхает в меня жизнь.

— Я не предохраняюсь, — смотрю в его похотливые глаза. Они светлеют, на скулах напрягаются желваки.

— Ты хотела с ним детей? — вопрос звучит довольно резко, руки на моей талии напрягаются.

— Я тебе говорила, хочу семью. Том отличный парень, с ним нет того, что связано с тобой, — опускаю глаза ему на грудь, обвожу пальцами соски.

Спокойно возвращаю взгляд вверх, приподнимаю бедра и тут же их опускаю. Германа все еще думает, не мешает мне и не останавливает.

Мне нравится чувствовать себя сверху, задавать темп, смотреть в глаза, на губы. Я сама его целую, он, правда, не отвечает. Как-то тяжело вздыхает, обнимает меня за спину, обхватывает губами сосок, прикусывает его.

Эта ночь особенная. Не знаю почему. Герман не спешит, не перехватывает инициативу, а подстраивается под мои желания. Он ни разу не был со мной настолько нежным и осторожным, как именно сейчас.

По венам начинает струиться золото, обволакивая меня с головы до ног, устремляя все свое сияние и теплоту вниз живота. Я вскрикиваю, вздрагиваю, куда-то падаю, но заботливые руки не дают мне упасть и разбиться.

Мутным взглядом смотрю на сосредоточенное лицо Соболя, на то, как напрягаются губы. Он опрокидывает меня на спину, с глухим стоном кончает мне на живот, закрыв глаза.

Несколько минут в гостиной слышно только наше дыхание. Герман отстраняется, медленно встает. Я лежу неподвижно, слежу за каждым его шагом. Он выходит из комнаты, отсутствует недолго, возвращается с влажными салфетками, присаживается. Вытирает сперму с живота, между ног, убирает все салфетки в сторону, смотрит на меня.

— Чего ты хочешь от меня? — нарушаю наше молчание.

— Если бы я сам знал, ответил, — усмехается. — Мне тебя мало, но все же, Марьян, моя позиция по поводу отношений не меняется. Я не могу рисковать тобой.

— Тогда отпусти и больше не лезь в мою жизнь. Не вмешивайся в нее ни через год, ни через десять лет. Я хочу нормальной жизни, нормального мужа и детей.

— Проведи со мной сутки. Я знаю, послезавтра ты улетаешь. Обещаю, что после этого ты меня больше не увидишь.

Сутки? Вроде мало, подумаешь, какие-то двадцать четыре часа. Мы будем вдвоем, наедине, никто нам не будет мешать. Только вот и суток слишком много для меня. Я и после этой ночи не скоро приду в себя, что уж говорить о каких-то сутках. Каждая минута рядом с ним подобна яду, отравляет меня, убивает. Сутки — это слишком смертельная доза, после нее я могу умереть. Я соглашусь, но он не будет знать, что это обман.

— Хорошо. Я проведу с тобой сутки, — заставляю себя улыбнуться, приподняться на локтях.

Герман сразу же наклоняется, с азартом целует, обещая мне незабываемое время. Я с этой ночи возьму по максимуму.

Я просыпаюсь по внутреннему будильнику. Я очень боялась, что засну полностью без сил и не сумею проснуться до того, как откроет глаза Герман. Мой план — удрать из его дома, пока он спит. Без понятия, как это сделать, но мысль «бежать от него» не покидает меня с того момента, как его губы накрыли мои губы. Ведь потом не смогу...

Я и сейчас не могу. Смотрю на его спокойное лицо, на приподнятый уголок губ и млею, как восемнадцатилетняя девка, оказавшись в постели с желанным парнем, который лишил ее девственности.