В ответ тишина.

Меня привозят на окраину города. От этого становится совсем неуютно и нервно. Сильнее сжимаю концы покрывала, в которое меня завернул незнакомец, оглядываюсь по сторонам. Глаза мне не завязывали, я по дороге спокойно смотрела по сторонам. Правда, ничего не запомнила, потому что ночь, фонарей мало. Это плохо, с точки зрения профессиональных качеств вообще караул. Когда машина останавливается на минуту, холодею от догадки: меня живой никто больше не увидит. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто меня спас. Вряд ли он герой из хорошей сказки, которому за отвагу нужно выдать медаль.

— Я никуда не пойду, — свое решение озвучиваю вслух, смотря на впереди стоящее здание.

Водитель никак не реагирует на мое заявление, машина подъезжает к закрытым воротам, которые через секунду медленно отъезжают в сторону. Если бы на мне была хоть какая-то одежда, не задумываясь, выскочила на улицу и удрала. Здравый смысл берет вверх над эмоциями, хотя положение у меня не самое лучшее, на улице темно и прохладно. И местность вокруг я не знаю. Денег нет, чтобы поймать попутку и как-то добраться до дома.

Меня оставляют одну. Никто не требует, не приказывает выходить. Растерянно смотрю вокруг. Похоже, мы в каком-то загородном отеле с закрытой парковкой. Слышу, как сзади подъезжают еще машины. Оглядываюсь. Четыре черных одинаковых джипа въезжают на парковку. Выходят мужчины, все в черных костюмах, белых рубашках, темных галстуках, и с ними дядька их морской. Точнее, главарь шайки. Он на ходу застегивает среднюю пуговицу пиджака, в мою сторону вообще не смотрит, хотя знает же, что я сижу в машине. Проходит мимо, поднимается по ступенькам крыльца, скрывается в здании.

— Вот сукин сын, — вырывается у меня.

Испуганно прижимаю ладонь ко рту. Распахивается дверка с моей стороны, вздрагиваю, вжимаясь в сиденье. Я и этого мужчину видела. Он был в суде. Большой, грозный, страшный. Таким только детей и пугать.

— Пойдем, — коротко приказывают, я мотаю головой.

Он прищуривает глаза, заставляет меня почувствовать себя букашкой. Разумнее согласиться, пусть внутри все противится. Делаю вдох, осторожно выхожу из машины. Теряю устойчивость, одной рукой придерживаю на себе покрывало, второй - опираюсь о машину. Единственное, что на мне уцелело — это босоножки, но я чувствую слабость, не могу сразу собраться, чтобы дойти куда-то самостоятельно. Меня не торопят, на руки не берут, как и под локоток. Приводят в номер на первом этаже, оставляют одну. Обычный двухместный номер-стандарт: кровать, две тумбочки, шкаф, стул, столик с зеркалом, на котором стоит телевизор, лежат два пульта. Первым делом иду в ванную. К моей радости, там есть полотенце и халат. Недолго думая, скидываю с себя покрывало. С отвращением смотрю на свое отражение. Запекшая кровь на лице, кровь на теле, царапины, ссадины, синяки, распухшая губа. Волосы тоже слиплись, спутались. Видок у меня аховый, мама узнает, но без конца будет причитать.

Ванную принимать в незнакомом месте брезгливо, поэтому включаю душ. Напор хоть хороший, и мыльные принадлежности есть. Морщась от боли, намыливаю свое бедное тело, натирая мочалкой кожу до красноты. Стереть и забыть. Ранки, царапины заживут, главное, чтобы в голове все прошло.

Теперь отражение не такое ужасное, а розовые щечки радуют глаз. Трогаю разбитую губу. Неприятно, надеюсь, заживление не затянется на недели. Завязав потуже пояс халата, открываю дверь и подпрыгиваю от неожиданности.

— Вы меня напугали! — возмущенно отчитываю мужчину, сидящего на кровати.

Он безразличным взглядом окидывает меня с ног до головы, задерживаясь на моих ступнях. Нервно потираю их друг о дружку.

Хватаюсь за ворот халата и бочком двигаюсь к двери. Коварная мысль сбежать не покидает меня даже в этой ситуации, хотя прекрасно понимаю, что бесполезно. Серые глаза следят за каждым шагом. Так хищник смотрит на свою жертву, зная, что никуда эта бестолочь от него не денется.

— Спасибо, что спасли меня, — слишком хорошо мама меня воспитала.

Где это видано, убийцу благодарить за спасение от насильника. Ему явно мои благодарности до одного места. Встает с кровати и подходит к столику с зеркалом. Только сейчас замечаю бутылку «Jack Daniel’s» и стакан, который сейчас наполняют.

— Пей, — произносит таким тоном, что ослушаться чревато последствиями. Я с сомнением смотрю на протянутый стакан.

— Я не пью, — под холодным взглядом серых льдин все же беру стакан, подношу его к губам и делаю маленький глоток.

— До конца, — еще один приказ и, давясь, кашляя, допиваю виски.

Из глаз текут слезы. Не умею принудительно пить. Меня трясет от напряжения, в голове проносится череда картинок прошедшего вечера. Громко всхлипываю. Сквозь пелену слез смотрю на бесстрастное лицо мужчины, он забирает у меня стакан.

— Вы меня отпустите? Или убьете как ненужного свидетеля? Я могу пообещать, что никому ничего не скажу, — проглатываю следующее предложение под ироничным взглядом. Сморозила глупость.

Раздается стук, я вздрагиваю и как ужаленная отскакиваю от двери, вжимаясь в стену. Мужчина открывает дверь, ему что-то протягивают. Закрыв дверь, он подходит к светильнику на столе и вчитывается в бумаги. Сердце испуганно бьется в груди, колотится о ребра. Какой приговор мне вынесут? Если я останусь жива, сразу же напишу заявление об увольнении. Да ну на хрен такой адреналин в крови, я ночами теперь спать не смогу.

— Значит, тебя зовут Марьяна, — задумчиво произносит мужчина. Бесит меня это слово «зовут».

— Меня не зовут, я сама прихожу, когда считаю нужным, а вот имя мое действительно Марьяна. А ваше имя? — алкоголь творит чудеса, я боюсь, но чувствую в груди расползающееся чувство храбрости.

— Я не собачка, чтобы меня звать к ноге.

Прикусываю кончик языка. Мужчина выразительно приподнимает брови, ухмыляется. Он небрежно откладывает на стол бумаги, опирается на него бедром, скрещивая руки на груди.

Я повторяю его жест руками и приподнимаю подбородок. Серые глаза медленно скользят по моему лицу, задерживаются на губах. Кожа на шее начинает пылать, жар медленно сползает со взглядом вниз, к грудям. Никогда я не чувствовала себя настолько уязвимой от одного мужского взгляда, ощущение, будто он видит насквозь мои чувства, читает мои мысли, знает, насколько натянуты нервы. Его взгляд словно пускает ток по моим жилам, смотрит по-разному, регулирует силу напряжения.

Опускаю глаза, возможно, станет легче дышать. Воздух легче станет вокруг, а то он какой-то токсичный.

— Для человека, который хочет жить, ты ведешь себя слишком вызывающе, Марьяна.

— Спишите на пережитый стресс и юный возраст.

Ироничный взгляд заставляет меня смутиться от своей лжи. На юную нимфетку я не тяну.

— Как ты оказалась у Лыка?

— Лык? — непонимающе хмурюсь.

Пауза затягивается, пояснять мне никто не собирается. Так, я же помощник прокурора, значит, должна включить свои мозги. Как я оказалась у Лыка? Лык — убитый этим мужчиной, который до сих пор не назвал своего имени.

— Меня похитили в клубе, где я была с коллегой. Лык упоминал о товарище, который сегодня отправился за решетку. Не опечален решением. Кстати, я вас сегодня утром в суде видела.

— Значит так, красавица, — мужчина отталкивается от стола, идет прямиком ко мне, я вновь вжимаюсь в стену.

От ужаса у меня в животе происходит государственный переворот, кажется, желудок меняется местами с кишечником.

— Побудешь здесь пару дней. Если хочешь жить, будешь послушной, если нет — мои парни в лесочке сегодня выкопают яму и кинут туда твое тело, которое не найдут никогда. Усекла мою мысль? — между нами расстояние вытянутой рукой, а я уже мысленно стекаюсь лужицей от страха, от угрозы, от перспектив. Лицо при этом сохраняю, смотрю прямо в глаза. Лучше бы не смотрела, глаза палача, наверное, все же мягче, чем эти, без эмоций.