Чувствую на себе взгляд. В этот день многие на меня смотрят. От многих взглядов внутренне содрогаюсь, но не показываю вида. Я прекрасно понимаю, что за люди здесь сидят. С такими на брудершафт не пьют, по одной дорожке не идут, детей не крестят, а лучше вообще не пересекаться с ними никогда.

Так вот, этот взгляд. От него у меня мурашки, как от холода. Я из всей этой бандитской шайки сразу его замечаю. Слишком внимательно на меня смотрит, оценивающе, при этом очень опасно. Этот мужчина не удивлен приговором, более того, он сидит в конце зала и выглядит победителем. Сзади него наклоняется какой-то мужчина, что-то ему шепчет. Он не поворачивает голову, только ехидно улыбается, не спуская с меня цепкого взгляда. Там речь идет обо мне или как?

Мужчина кивает незаметно головой, этот кивок предназначен не мне, а другому мужчине, стоящему рядом. Он большой, грозный и страшный. Обходит скамейку. Мужчина, шепчущий за спиной того, кто только что кивнул головой, бледнеет, потом краснеет, вжимается в стену, потом вовсе ужом ускользает из зала.

Я отворачиваюсь, так как к осужденному подходят конвоиры. Вроде не первый раз вижу, как щелкают наручники на запястьях, и все равно каждый раз содрогаюсь от этого звука. Звука сломленной жизни.

– Ну что, Марьяна, поздравляю, это твой процесс, и ты его выиграла, – Муравьев Андрей Николаевич подходит ко мне, улыбается. – Отметим, красавица? – окидывает меня сальным взглядом, без поясней понятно, как он планирует отмечать.

– Спасибо за доверие, Андрей Николаевич, а вот отмечать не буду, вы уж извините меня, – собираю свои вещи со стола, прокурор прищуривает глаза, хватает меня за локоть. Вскидываю на него раздраженный взгляд. Что за манера хватать за руку, словно имеет право.

– Послушай меня, Барби, то, что ты засадила довольно приличного человека, друга одного уважаемого человека, может тебе аукнуться. Такие люди не прощают тех, кто трогает их людей. Я тебя дружески предупреждаю.

– Вы мне так дружески намекаете, что имеете какое-то отношение ко всем этим? – неопределенно киваю в сторону головой покидающих зал заседания людей.

– Дружески советую тебе валить туда, откуда ты приехала, куколка. Не для тебя местные водоемы, тут пираньи с острыми зубами, проглотят и не подавятся. Конечно, если ты будешь более покладистой девочкой, то я смогу тебя защитить, – взгляд карих глаз откровенно пробегает по моей фигуре, мысленно меня раздевая.

Упрямо сжимаю губы, выдергиваю руку. Как же достало это похотливое отношение ко мне. Все видят сначала красивую блондинку с пронзительно голубыми глазами, с фигурой модели для Victoria Secret, а потом, пообщавшись, с удивлением замечают ум в светловолосой голове.

– Знаете что, Андрей Николаевич, держите от меня подальше свои руки и свои похабные мысли. Кто знает, чья я куколка в этом мире, – окидываю немного удивленного прокурора презрительным взглядом, с гордо поднятой головой удаляюсь из зала.

– Сучка, – несется мне в спину.

В следственном комитете я работаю недолго. Папа помог устроиться. Он не хотел, чтобы я вновь возвращалась в юриспруденцию, потерпев, по его мнению, крах в США. Истинную причину своего возвращения на родину я родителям не сообщала. Нечего им переживать по пустякам.

– Марьян, – меня окликают буквально на выходе из здания суда.

Я беру себя в руки, с улыбкой оборачиваюсь. Передо мной замирает Влад Суриков. Коллега по цеху, единственный, кто откровенно не подкатывает. Подкатывает старомодно: приглашает в кино, театр, кафе; иногда зовет прогуляться по парку, если позволяет погода. Милый парень, немного старше меня.

– Привет, Влад.

– Как ты смотришь на то, чтобы вечером зарулить в клуб и отметить твое первое победное дело? Я угощаю.

– По идее, я должна тебя угощать, но разочарую, сегодня не планирую никуда выходить.

– Ну, Марьян, так нельзя. Пожалуйста! – смотрит, как кот из Шрека, хочется отказать, но в итоге сдаюсь.

– Окей, в семь вечера жду тебя в «Tema Bar», не опаздывай и никого не бери с собой. Иду с тобой в качестве исключения, ты единственный, кто не распускает свои клешни, – подмигиваю поплывшему от моего согласия Владу, выхожу на крыльцо. Сейчас мне нужно помотаться по рабочим делам, потом домой. Я честно планировала провести вечер дома с бокалом вина и с какой-нибудь комедией. Проведу с бокалом коктейля в очень хорошем месте. Иногда нужно стряхивать с себя пыль.

***

Невозможно сидеть на месте и не подтанцовывать. Влад протягивает третий бокал коктейля. Явно планирует меня споить. Напоминаю себе, что нужно теперь осторожно пить, неровен час, алкоголь ударит в голову, и встречайте «шальную императрицу».

– Отличная музыка. Сто лет никуда не выбирался, – Влад трется возле меня.

Хмыкаю, цедя тихонько напиток через трубочку.

– Ты часто тут бываешь?

– Два раза в месяц, в этом – первый.

– Может, потанцуем? – смотрит с надеждой на меня, потом на танцпол. Хороший парень, но не в моем вкусе. Я люблю постарше, посерьезнее, с опытом жизни за плечами.

– Если мы вдвоем отойдем, наши места у бара займут. Хочешь танцевать, иди и танцуй, глядишь, красотку подцепишь, – Влад явно не разделяет ход моих мыслей, хмурится, никуда не идет.

Мне уже становится скучно. Коллега по работе – это не та компания, в которой хочется отрываться и забыться. И план Сурикова по захвату моего расположения трещит на глазах.

– Я отойду в туалет, – шепчу ему на ухо, так как слишком громко орет музыка.

Влад кивает головой, допивает свой виски в стакане. Прихватываю свою маленькую сумку, направляюсь в туалет, где толпится народ. Мне удается без скандала протиснуться в женскую часть, дождаться свободной кабинки, после вымыть руки и выйти.

– А вот и ты, детка, – на выходе из туалета мне преграждает дорогу какой-то амбал с бритой головой. – Повеселимся?

– Иди на хер, – толкаю его в плечо, он позволяет себя оттолкнуть, прохожу мимо, но в следующую секунду кто-то меня сгребает в охапку и затаскивает в помещение сбоку.

Шок не позволяет мне закричать во весь голос. Что происходит? Пытаюсь рассмотреть того, кто меня держит, но ничего не вижу. Темнота помещения делает меня слепой.

– Пикнешь, сразу же искромсаю тебя по кусочкам, – понимаю, что не шутят, не издаю и звука, только учащенно дышу. Мне завязывают глаза, руки, куда-то толкают.

Что они хотят? Выкуп?

Это отцовские конкуренты? Недруги? Кому выгодно мое похищение? Хороший вопрос, ответа нет. Я пытаюсь не поддаваться страху, прислушиваюсь, но рядом никто не говорит, а музыка уже доносится приглушенно. Кто-то открывает дверь, жадно хватаю ртом свежий воздух. Похоже, мы вышли на улицу.

– Что вам нужно? – все же пытаюсь найти контакт, получаю толчок в спину.

Так, разговаривать явно не собираются. Что там говорил Муравьев про защиту? Может, это дело его потных рук? Сукин сын. Стискиваю зубы от досады.

Куда меня ведут? Кто-то открывает дверь машины, понимаю по звуку и по запаху. Пахнет бензином. Меня собираются увозить. Вот теперь паника накрывает с головой.

– Я никуда с вами не поеду! Отпустите меня! Что вам нужно?! – упираюсь, выворачиваюсь из рук того, кто меня ведет. Грубо толкают в спину, я спотыкаюсь, от падения удерживают.

– Ты бы поосторожнее. Босс велел привезти ее в целостности и сохранности, – лениво раздается еще один мужской голос.

– Хватит болтать, засовывай девку в машину, да поедем, пока ее хахаль не хватился.

Это они, наверное, говорят о Владе. Тот явно не подозревает, что меня похищают, а еще следователь, мать его. Никакого чутья.

– Никуда с вами я не поеду!

– Да кто тебя спрашивает, детка. Садись сама, или я тебя запихаю, не испытывай мое терпение, – на мою голову ложится ладонь, нажимает, заставляя нагнуться и все же сесть в машину.

Пока я соображаю, как выкрутиться из этого положения, мою сумочку проверяют, извлекают мобильный телефон. Он издает характерный звук, когда его выключают. Парни явно знают толк в похищениях. Это значит, что ребята профи. Это значит, что тут действительно не шутят.