— Герман? — его необычное поведение тревожит. Прикладывает палец к губам, целует в щеку. Поглаживает обнаженную спину, опуская руки ниже. Поддевает резинку пижамных шорт, не спеша стаскивает их, опускаясь передо мной на колени.

Ноги подгибаются, кладу обе руки ему на голову. Целует икры, вырисовывает языком узоры, повторяет их на бедрах. Воздух покидает легкие, когда губы прикасаются к чувствительной коже между ног.

Не знаю, как стою, скорей всего Герман меня просто удерживает за бедра. Вся кровь приливает к голове, а потом резко устремляется вниз живота. С каждой секундой становится жарче, сердце скачкообразно стучит. Я кайфую от своего предобморочного состояния, зная, что вот-вот мне станет очень хорошо. Хорошо так, что забуду свое имя.

Сознание плывет, вздрагиваю, пытаясь сдержать дрожь. Ртом шумно дышу, зарываясь пальцами в волосы Германа. Он целует сначала кожу ниже пупка, потом пупок и выше. Осторожно укладывает меня на кровать, любуясь моим лицом, моей открытостью.

Последующий поцелуй с моим вкусом на его губах, языке. Начальная нежность уступает место жесткости. Каждое прикосновение с дрожью в пальцах. Кожа под ладонями горит, под рубашкой она уже влажная. Приподнимается, резко дергает в разные стороны белый хлопок, пуговицы вырываются с корнем. Минус одна дизайнерская вещь. Ремень, брюки, боксеры — все летит за пострадавшей рубашкой.

Смотрю на потолок, ловя рассеянным взглядом на нем наши тени. Мозг что-то пытается внушить, но я его не слышу. Сейчас важно то, что чувствую. Чувствую негу, удовлетворение от происходящего. Все на своих местах, все правильно и уместно.

Горячий, упругий член упирается в бедро, почему-то Герман медлит, не спешит, хоть чувствуется напряжение во всем теле, в воздухе вокруг нас. Он трогает пальцами меня между ног, шире развожу ноги, как бы намекая, что я готова его принять во всей красе. Погружает два пальцы, стону и выгибаюсь в пояснице, двигая бедрами навстречу.

— Хочу тебя.

Правда, которую нет смысла скрывать. Глядя мне в глаза, направляет себя ко мне. Я вскрикиваю, когда он входит мощным глубоким толчком. Крик эхом разносится по спальне в каждый уголок, после этого Герман закрывает мой рот своим.

Трахает меня медленно и со вкусом, как истинный гурман, медленно пробуя все на кончике языка, чтобы не потерять остроту ощущений. Дает прочувствовать все гамму чувств от нашего единства. Все как-то знакомо и в тоже время все как-то по-другому. Я не могу подобрать слова, озвучить, что не так, но это ощущается, на уровне подсознания. Может, больше нежности сейчас... Много ласковых прикосновений и поцелуев...

Его лицо близко-близко. Я завороженно смотрю на кончики его ресниц. И кажется, что они синевой отливают, взгляд расплавленного серебра обжигает, согревает кожу изнутри.

— Еще... Еще... Сильнее...

Усмехается, не успеваю моргнуть, как он переворачивает нас. Я оказываюсь сверху и упираюсь ладонями ему в грудь.

— Я весь твой, — едва слышно произносит, оглаживая мои бедра.

Я приподнимаюсь, опускаюсь, и новый угол проникновения, новая поза отзывается горячим импульсом, ноги от напряжения начинают дрожать, неметь.

Мне нравится наблюдать за Германом. Он смотрит на мои груди, раскачивающие в такт движениям, гипнотизирует их. Взгляд вспыхивает, мерцает, руки сжимают мои бедра, помогает мне быстрее забраться на высь своего Эвереста.

— Боже...

Скребусь ногтями об его грудь, он обхватывает бедра и в быстром темпе вбивается в меня, разом подводя к финишу. Голова кружится, а в голове бьется мысль «Вот-вот…»

Этот оргазм размазывает меня по стенке. Уничтожает без остатков. Я дрожу, впиваясь ногтями до кровоподтеков на твердом плече. Меня нет.

Герман выходит из меня, переворачивает на живот, подложив подушку. Колени все еще дрожат, не в состоянии удерживать меня. Ласково, умиротворенно пробегается пальцами по заднице.

Первый толчок вызывает улыбку, настолько чувствую себя расслабленно и полностью ему доверяю, что у меня даже на секунду не возникает мысли о возможной боли. И ее нет. Толчки нечастые, но глубокие, горячие губы целуют плечо, затылок, дыхание шевелит волосы.

Такой неги, расслабленности никогда между нами не было. Как полного погружения в друг друга, когда ты обнажен не только телом, но и душой, когда тут занимаешься не сексом, а любовью. Вкусной любовью.

Вновь перед глазами возникает взрыв звезд, внутри все кипит, вот-вот начнется извержение моего вулкана. И мой крик глушат любимые губы, крепко прижимая к груди, в которой сумасшедше бьется сердце. Впрочем, мое ему вторит.

Стою возле окна, придерживаю на груди простынь. Досадливо кусаю губу, наблюдая, как парни натирают бока машин, ждут своего хозяина. Вот он уверенной походкой направляется к джипу, Костя садится спереди, он - сзади. Последние дни Герман сильно занят для меня.

Он уезжает из дома в семь, приезжает далеко за полночь. Я его не вижу. Не могу с ним поговорить. На мои звонки отвечает сухо и сдержанно, сообщения игнорит. Что-то происходит, я не понимаю, что именно, чувствую себя слепым котенком.

Позавтракав, с головой окунаюсь в работу, но когда слышу, как во двор заезжают машины, все бросаю и бегу к входной двери. Сердце в предвкушении встречи радостно подскакивает, поет. Герман замирает на входе, недоуменно на меня смотрит, словно не ожидал увидеть.

— Ты быстро, — улыбаюсь, подаюсь к нему.

Привстаю на носочках, хочу поцеловать в губы, так как безумно соскучилась по прикосновениям, ласке, он уворачивается, и губы скользят по небритой щеке.

Продолжая улыбаться, глубоко прячу обиду. Я задета его нежеланием целоваться. Почему? Мы ведь дома.

— Пообедаем в столовой или накрыть на террасе? Погода еще стоит хорошая.

— Не суетись. Я не буду обедать дома. И ужинать тоже, — направляется к лестнице, я за ним.

— Что происходит? Что-то происходит?

Он не оборачивается, на ходу стягивает галстук, кидает его в кресло. Следом летит пиджак, идет в сторону гардеробной, я по пятам. Прислонившись к дверному косяку, скрещиваю руки на груди.

Он снимает рубашку, брюки, все швыряет на пол, берет чистые вещи. Замирает, когда звонит мобильник.

— Да, — вижу на губах чувственную улыбку.

Улыбка, предназначенная для женщины. Не для меня. Ревность обжигает ярким пламенем.

— Конечно, все в силе. В девять увидимся, я заеду за тобой. До встречи, — закончив разговаривать, поднимает на меня ничего не выражающий взгляд. Но это обман. Я это чувствую.

Мы смотрим друг на друга, хочется многое сказать, но все понятно без слов. И мне больно признавать правду, поэтому я, как утопающий, хватаюсь за иллюзию «мы». Но обманываться долго чревато, восстанавливаться будет очень сложно.

— У тебя появилась другая? С которой не страшно появиться на людях? — голос ровный. Герман не представляет, каких сил мне стоит сейчас смотреть ему в глаза и держать себя в руках.

— Что ты имеешь ввиду, говоря «другая»? — кладет мобильник на комод, подходит к вешалкам с рубашками. Выдергивает черную. Любимую рубашку. Он определенно хочет понравиться той, с кем у него назначена встреча.

— А что подразумевается под словом «другая»? Я тебе надоела? Не устраиваю? Слишком много проблем?

— Слишком много проблем. С самого начала с тобой слишком много проблем, Марьяна, — он стоит ко мне спиной, но каждой слово бьет наотмашь, ранит в самое сердце.

Закусываю губу, дают себе несколько секунд прийти в себя. Главное, не плакать при нем. Не показывать ему боль. Не получается... У меня не получается дышать, внутри все стискивается от боли, которая, как снежный ком, разрастается в груди.

— Мне собирать вещи? — мой вопрос заставляет его обернуться.

Смотрит равнодушно, холодно, как чужой человек, с которым ничего не связывает. Словно никогда мы с ним не обнимались, не целовались, не занимались любовью. Словно никогда мы не делили одну на двоих чашку кофе, круассан, клубнику. Словно никогда я не разгуливала по его дому в его рубашке на голое тело.