Остаток вечера проходит без происшествий. Непонятные мужские разговоры, светские пустые диалоги, нескончаемый поток шампанского и желание поскорей вернуться домой, скинуть туфли и вытянуться на кровати.

— Скоро поедем домой, — шепчет Герман на ушко, когда мы отходим от очередной микрогруппы, подходим к окну, усаживает на пустой диванчик. Благодарно ему улыбаюсь. Все же почувствовал мою усталость.

Какие выводы я сделала из этого вечера?

Всем стало известно, что я жена Соболя. И не важно, что на самом деле это неправда. Косые, острые взгляды физически ощутимы, их невозможно было игнорировать. Еще какая-та тревога все время скребла меня изнутри.

Герман не отпускал меня от себя ни на шаг. А в дамские комнаты меня сопровождал его зоркий взгляд. Он не позволял мне ни с кем разговаривать. Это немного бесило, но благоразумно помалкивала.

Еще полчаса и, к моей радости, мы двигаемся к выходу. Устала, наговорилась, теперь хочется в свою норку. Герман на улице накидывает на меня свой пиджак, ребята из охраны любезно открывают мне дверку. Через минуту с другой стороны Герман оказывается рядом со мной, я с готовностью прижимаюсь к нему, переплетая наши пальцы.

По дороге я незаметно для себя погружаюсь в дремоту, положив голову ему на плечо. Пиджак с его теплом согревает, его пальцы нежно поглаживают мои пальцы.

Внезапно машина дергается, я по инерции заваливаюсь в другую сторону. Меня удерживают, поэтому головой о дверку не ударяюсь. Сонно жмурюсь, не понимая, что за резкая манера езды. Смотрю на Германа, он хмурится, оглядывается назад. Я тоже оглядываюсь, но ничего не вижу, только свет фар ехавшей сзади машины.

— Что происходит?

— Пригнись, — сухо приказывает, тянет на себя.

Я почти ложусь ему на колени. Сердце от страха едва бьется. Прислушиваюсь к звукам. Одна рука покоится на моей голове, второй он держит мобильник. Прикладывает его к уху.

— Костя, что это? — молчит, пальцы поглаживают волосы на затылке. — Понятное дело, что машина без номеров. Попробуй его оттеснить от машины, где мы едем. Звони Шамилю, пусть гонит машину в сторону Химок. Попробуем запутать следы. Нет, в городе они вряд ли будут стрелять, а вот за пределами... Я пока не переживаю.

Украдкой дышу, пытаюсь пошевелиться, так как тело от неудобного положения затекло. Его ладонь зависает в воздухе, как только я нахожу удобную позу, вновь опускается на голову.

Если не стреляют, значит, все закончится хорошо. Припугнули, но Герман не из пуганых. Голос его при разговоре с Костей звучал совершенно спокойно. Он даже без мата обошелся.

— Марьяна. — Я поднимаю на него глаза. — Слушай меня внимательно. Сейчас машина остановится, ты вылезешь с моей стороны, там тебя прикроет Женя, вы сядете к Шамилю и уедете.

— А ты?

— Я сяду в другую машину. Все будет хорошо, — его улыбка успокаивает, как ровный голос. Лицо напряжено, но это, скорее всего, от ситуации.

Когда машина останавливается, я уже в пиджаке Германа. Распахивается дверка, вижу Женю. Он протягивает мне руку.

Все длится от силы минуты три. Выхожу из машины, меня прикрывают, как можно быстрее перебираю ногами, сожалея, что не скинула в машине туфли. Не оглядываюсь, не пытаюсь понять, что происходит вокруг. Шамиль сидит за рулем. Мне открывают заднюю дверку, я уже почти рядом, как слышу за спиной визг тормозов. От ужаса оборачиваюсь, застываю, как изваяние.

Рядом стоит незнакомая машина, а из окна высовывается мужик в маске с пистолетом в руках. Завороженно смотрю на оружие, не слыша крика со стороны, хлопка, ответных выстрелов. Меня толкают в сторону, нога неудачно подворачивается, падаю.

Мелкие камушки сдирают кожу на ладонях, руку обжигает огненная боль, головой ударяюсь об землю. Мне трудно дышать, так как Женя всем своим весом наваливается на меня. Даже пискнуть не получается, чтобы он хоть немного слез. Ощущаю, как груди становится тепло, это тепло стекает к животу. Чувствую, как ткань платья становится мокрой. Почему?

Кто-то стаскивает с меня неподвижного Женю. Что с ним? Я пытаюсь сделать глубокий вдох, плохо получается.

— Марьяна? — голос Германа сипит, склонившись надо мной, ощупывает мое тело. — Блять! Костя, неси что-нибудь, она, возможно, ранена! Тут крови дохуя! — осторожно приподнимает мою голову.

— Марьяна, ты слышишь меня? — я пытаюсь моргнуть, но глаза не закрываются.

Мне все еще страшно, я все еще вижу перед собой того человека в маске и направленный на меня пистолет.

— Марьяна! — получаю легкий шлепок по щеке, моргаю, потерянно смотрю в обеспокоенные серые глаза. — Слышишь меня?

— Да, — шевелю губами.

Он кивает, при свете фар подъехавшей машины осматривает меня. Его пальцы щупают грудь, живот, вновь грудь с другой стороны. Он облегченно вздыхает.

— Это не ее кровь, — заворачивает в плед, который ему протягивает Костя, берет меня на руки, куда-то несет.

Я, уткнувшись ему в грудь, закрываю глаза. Слышу, как его сердце постепенно успокаивается и начинает биться в привычном ритме.

Он меня не отпускает, даже когда садится в машину. Я по-прежнему в его руках, прижата к его груди. Его пальцы подрагивают, поглаживая меня по спине. Он словно меня убаюкивает, как маленькую, на своих коленях, уткнувшись лицом мне в макушку. Постепенно глаза закрываются, и в какой-то момент проваливаюсь в сон.

Это сон.

Первая мысль, как только сознание выныривает из дурмана снотворного и обезболивающих. «Добрый доктор» под строгим взглядом серых глаз от души зафигачил мне лошадиную дозу. Он еще не вышел из комнаты, а я уже унеслась в небытие.

Сон. Страшный, до застывания крови в венах, сон. Хочу до последнего верить, что не было оглушающих выстрелов, не было на мне чужой крови, не было жертв. К сожалению, сон обретает реальные черты, перед глазами Женя, его мощная фигура, заслонившая меня, его теплая кровь на мне.

Сжимаю зубы, сильнее зажмуриваюсь. Пусть это будет сон. Всего лишь страшный сон. Не хочу такую реальность. А мозг нудным голосом мне напоминает, что ведь предупреждали о сказке наизнанку, прямым текстом говорили, что не будет все как у всех. Какая же я дура. Упертая дура, желающая ходить в розовых очках.

Судорожно вздыхаю.

— Я спокоен. Мне, если честно, ни жарко и ни холодно, — голос Германа обманчиво спокоен.

Не знаю, верит ли собеседник этому вкрадчивому голосу, я лично нет.

— Мне тебя, что ли, учить? — смешок, такой угрожающий, от которого покрываюсь мурашками. — Погоняй его босиком по углям. Покидай ножами, как в дартсе. Нет, убивать не надо. Зачем? Он же не прочувствует уготованную ему участь. Побеседуй по душам, потом отпусти. Пусть, суки, знают, как со мной связываться, — от металла в голосе у меня в животе скручивается тревожный узел, смешанный со страхом.

Такого Германа я не знаю. Я не знаю, кому адресована эта угроза, явно не мне, но почему-то страшно именно мне. Вздрагиваю, натягиваю на себя одеяло, словно замерзла.

— Созвонимся, — быстро завершает разговор Герман.

Я слышу его шаги, приближающие к кровати. Чувствую, как прогибается рядом матрас, как теплая рука прикасается к моему плечу.

— Марьяна? — одеяло медленно сползает, я приоткрываю глаза. В комнате светло. Интересно, сколько времени? Судя по ровной подушке, Герман даже не ложился.

— Сколько времени?

— Около трех. Как ты себя чувствуешь?

— Ты спал? — игнорирую его вопрос, поворачиваю голову. Судя по теням под глазами, по небритости — отвечать нет смысла.

При этом он предельно собран и серьезен. Рубашка цвета кофе подчеркивает его загар, оттеняет холод в глазах.

— Ты как? — заботливые нотки греют душу, заставляют вымученно улыбнуться и потянуться к нему. Герман подтягивает меня к себе, обнимает, гладит по спине. Как же хорошо в его объятиях.

— Это как страшный сон, — шепчу, уткнувшись ему в шею. — Страшный, кровавый сон. Так будет всегда? — отрываюсь от него, пытаюсь заглянуть в глаза, но он притягивает к груди. Его сердце бьется ровно, без скачков.