Хмурюсь. Направление моих размышлений мне не нравится. Главное, не увлечься фантазированием, а то в омут упасть легко, а вот вылезти из него маловероятно. Опять эти внутренние метания. Беру себя в руки, когда машина останавливает перед рестораном.

Главное сегодня - умеренно болтать. Заставить Германа говорить.

В ресторане никого нет, кроме персонала. Или еще не время, или Соболь забронировал весь ресторан. Он ждет возле окна. При моем появление поднимается из-за стола. Оценивающе по мне пробегается взглядом, встречаемся глазами. За неделю не изменился. Шрам на месте, холод в глазах тоже.

— Здравствуй, — сжимаю перед собой сумочку, медленно двигаюсь к своему месту. Услужливый официант отодвигает стул. Герман вновь игнорирует приветствие.

— Любишь рыбу?

— Предпочитаю мясной стейк средней прожарки.

— Да? — изгибает бровь. Взгляд замирает где-то в области моей груди.

— Мои глаза выше, — тихо замечаю, Герман вскидывает глаза.

Вижу интерес. Он еще неосознанный, но есть. Беру бокал с водой, делаю глоток, стараясь выдержать взгляд. В серых глазах вспыхивает знакомый огонь.

Я обвожу языком губы, прикусываю нижнюю. Хорошо, что не накрасила их. От своей смелости и дерзости у меня перехватывает дыхание.

Его губы растягиваются в широкую улыбку. Склоняет голову набок. Не отпускает меня взглядом, держит цепко, крепче, чем можно было подумать. В легкую сможет подчинить своей воле. Интересно, где он этому научился? Или с этой способностью нужно родиться?

— Как прошла командировка? — нарушаю затянувшуюся паузу, опускаю глаза на его галстук.

— А кто сказал, что я был в командировке?

— Ты сам же по телефону сказал, что приехал.

— Да, я только сегодня вернулся в город, — порочно улыбается, прищуривается. — Захотелось тебя увидеть.

— Меня? — от удивления широко распахиваю глаза, изумленно взирая на Германа.

— Тебя.

— Это очень мило, — никак не удается успокоить внезапно сбившийся пульс. Серые глаза смотрят холодно, но оставляют на коже чувственные ожоги.

— Мило? — ехидничает, взгляд его тяжелеет, более того, я чувствую себя перед ним совершенно голой. Мое глухое платье нисколечко меня не скрывает от пожирающего взгляда Германа. Голодного, похотливого взгляда, готового меня сожрать.

— Ты забронировал весь ресторан? — слабая попытка отвлечь его внимание от себя, оглядываюсь по сторонам, лишь бы не смотреть в эти безумные глаза.

— Я хочу тебя.

Беру бокал с водой, прищуриваю глаза. Как я должна отреагировать? По мнению Германа, скорей всего завизжать от восторга и радостно хлопать в ладоши. Мысленно перебрать гардероб и мчаться покупать какое-нибудь очень сексуальное белье, чтобы сразить этого озабоченного наповал.

Что делаю я? Улыбаюсь, душу в себе первые ростки нервозности от ледяного взгляда. Сдержанно смеюсь, стараясь не выпалить тираду, почему ему в принципе ничего не светит со мной.

— Ты когда-нибудь спрашиваешь, что хотят твои любовницы-партнерши? — Грозный мэн сдвигает брови, выпячивает недовольно подбородок вперед. — Я привыкла по взаимному согласию.

— Как будто ты не согласна? — довольно резко и почти агрессивно спрашивает, шумно выдыхая воздух.

Он похож сейчас на рассерженного быка. Недовольно бьет копытом, мотает головой, но пока не кидается на бедного и несчастного тореадора. В корриде при угрозе тореру бычка сразу лишат способности дышать, меня этот «бычок» проткнет своим единственным рогом. Спасать некому.

— Ты меня считаешь доступной? У меня тоже есть принципы и свое «хочу». Я, например, хочу на Мальдивы, но увы, благодаря одному человеку моя поездка в этот рай на земле отложена на неопределенное время. Как мы можем решить возникшую проблему в сжатые сроки? Мою работу в Майами никто не отменял. Жениться ты не хочешь, а фиктивная помолвка не дает права передать тебе желанный пакет акций. Я вот думаю, может, мне к Волхову подкатить с предложением. Как считаешь? — теперь выдержать убийственный взгляд серых глаза, молиться всем Богам, чтобы не закопал в лесочке прям сегодня.

Лицо Германа ожесточается, он теперь не похож на соблазнителя-искусителя. Более того, от его взгляда у меня мурашки по всему телу и холодный пот вдоль позвоночника. Таким взглядом убивают людей. Такие глаза: бездушные, расчетливые, лишенные каких-либо человеческих чувств, — встречаются у людей, которым в этой жизни не страшно что-то терять, потому что душу свою они давно потеряли. Или продали. Или вообще ее не имели.

— Знаешь что, девочка, — угрожающе шепчет Герман, слегка наклоняясь в мою сторону. Рада, что между нами огромный стол, мне уже плохо от его неподвижного взгляда. — Не забывайся. Я могу быть очень милым, если мне это интересно, но могу быть беспощадным, если мне плевать. Тебе повезло, твоя смазливая мордашка не дает мне покоя уже долгое время. И я добьюсь своего, — скалится подобно хищнику, а я завороженно смотрю на его шрам. — Поверь, малышка, упрашивать будешь ты, а не я.

Откидывается на спинку стула, ставит локти на подлокотники, сцепляя пальцы в замок перед собой. Сейчас нужно перевести дыхание, оказывается, я не дышу. Беру бокал, он подрагивает в руке. По довольной ухмылке товарища понимаю, мимо него этот нервный тик не прошел.

— А если я не хочу этой навязанной близости? — опустим момент с упрашиваньем, я в этом очень сомневаюсь.

Как можно заниматься сексом с человеком, которого боишься до мокрых трусов? Никак. Или лежать бревном, с широко открытыми глазами.

— Я могу доказать обратное.

— Ты слишком самоуверен. Я хочу выйти замуж и трахаться со своим мужем. Извини, но тебя на эту роль не вижу. Более того, у меня даже фантазии не хватит представить.

— Еще скажи, что девственница, — пренебрежительно фыркает.

— Единороги склоняют голову только перед девственницами.

— Ни одного вокруг не вижу.

— Ты просто в них не веришь.

Герман закатывает глаза, хватается за бокал с вином, не спуская с меня глаз, делает глоток.

Официант приносит еду. Странно, ведь мы ничего не заказывали. Передо мной ставят тарелку с мясом средней прожарки, Герману подают рыбу. Сдерживаю улыбку. Видимо, кто-то стоял за моей спиной, когда я выражала горячую любовь к полусырому мясу.

«Когда я ем, я глух и нем» — как раз про нас. Мы не разговариваем друг с другом. И не смотрим друг на друга. Когда наши глаза все же встречаются, воздух вокруг нас становится статичным. И время словно замедляется в своем беге.

— Когда у тебя заканчивается отпуск?

— Странно, что ты об этом еще не знаешь, — медленно прожевываю кусочек мяса, Герман на секунду перестает жевать и пристально на меня смотрит.

— Если ты хочешь, чтобы я был в курсе всего… — слово «всего» выделено особо, и мне уже не хочется, чтобы он был в курсе «всего». Должно же быть личное пространство.

— Я тебя услышала, — примирительно улыбаюсь, гася в зародыше вспышку раздражения. — Через неделю. Мне нужно вернуться.

— Тебе нужно уволиться.

— Что? — никогда не страдала глухотой, но сейчас ощущение, что ослышалась. Вновь чувствую глухое раздражение. Что он о себе думает? Решил, что может управлять моей жизнью?

— А как ты собиралась исполнять роль «невесты»? Дистанционно? Я, к сожалению, полететь с тобой не могу, дела, Шамиль будет тебя сопровождать.

— А без личного конвоира никак?

— Никак. Я не позволю Волхову увести тебя из-под носа. Мне нужны эти акции, Марьяна, — скрещиваемся взглядами, я упрямо смотрю на него, не опускаю глаза, как молоденькая лань.

А он давит взглядом, пытается сломить мое упрямство. Не знаю, кто бы вышел победителем, его мобильник подает признаки жизни. Первый отводит глаза в сторону Герман, но я не торжествую. Это борьба без победы и поражения. Это промежуточный момент.

— Да, сейчас приеду, — это единственное, что мужчина произносит, подняв трубку.