Хорошо. Выводы были сделаны и сделаны правильно. Из разряда ценных вассалов и друзей, я перешёл в категорию ключевых союзников.

Когда Тайвин засобирался обратно, в Королевскую Гавань, а я — в привычный мне и давно ставший родным Небесный Щит, и «любимой» стройке Новиграда, то получил ещё одно письмо, заставившее поторопиться. Вернулся Талберг Хьяндл. И он был не один…

К счастью, «им» хватило ума не привлекать внимание, играя роль простых торговцев. Но всё-таки нужно проследить, дабы не пошли слухи. Только-только «отмылся», что не имею никакого отношения к магии, как тут на тебе!

— Представь нас, — говорю я на валирийском и делаю слабый жест рукой в сторону трёх мужчин, стоявших за его спиной. Один из них был в маске, но все без исключения одеты в чёрные, длинные балахоны с капюшоном, почти полностью скрывающих тело. У каждого в руках был… посох? Жезл? В общем, предмет. У всех он был разным, но отличался искусностью и украшением. Кто-то вставил в навершие переливающийся камень, кто-то едва уловимо светящуюся подвеску, а кто-то искусно вырезанного ворона.

— Господа, — бросил Талберг взгляд на троицу, — высший маг Ишпакай и его ученики: Мадий и Скилур.

Они кланялись, когда называли имена, одновременно снимая капюшоны. Все, кроме того, что был в маске. Его звали Ишпакай. Лысый — Мадий, и Скилур, который «обычный».

«Ученикам» было порядка сорока лет. Их взгляд был цепким, холодным и немного пустым. У лысого Мадия на голове была татуировка, чей смысл был мне непонятен. Да и не мог я в своём положении, сидя на троне, детально её изучить.

Зал, где мы вели общение, был полностью пуст. Лишь преданные мне стражи, абсолютные фанатики, готовые на что угодно ради своего «Бога». Они были нужны скорее для приличий и впечатления, чем на самом деле. Если с «магами» не справлюсь я, то не справится никто.

Но с другой стороны, имей они реальную силу, то повелевали бы миром, а не прятались по углам, верно?

— Не будем ходить вокруг да около, — растягиваю губы в улыбке, — меня зовут лорд Арвинд Моустас. Я хочу научиться искусству магии. Если научите — обогащу. Если нет… по обстоятельствам, — хмыкаю, продолжая пристально смотреть на этих людей, которые, к моему удивлению, спокойно держат тяжёлый взгляд. Я пока не давил на них, но… уже показатель.

— Ты не лорд Арвинд Моустас, — заговорил Ишпакай, — чужое место. Незваный гость этого мира.

Я нахмурился, прекрасно понимая, о чём он говорит. «Небесная стража» заметно напряглась, а Хьяндл осторожно начал отходить назад.

— Ты не ответил на мой вопрос, колдун, — поднимаюсь с трона и подхожу ближе, вставая напротив него, — обучишь меня магии или нет?

Его глаза не были видны мне из-за капюшона, а маска скрывала все движения лица.

— Нет, — спокойно произнёс Ишпакай, отчего я едва не завис в ступоре. В чём тогда была цель этого посещения?!

— Зачем же вы прибыли сюда, господа? — скрестил я руки на груди, — себя показать? На других посмотреть?! — внутри меня пылал с трудом сдерживаемый гнев. Во время пути я представлял… многое, очень и очень многое, а по итогу ничего не получил? Настоящие ли они вообще маги?!

— Даже пожелай я обучить тебя, — шагнул ближе Ишпакай, встав прямо напротив, — наша магия слаба в этом месте. Здесь правит холод, оборотни и «Дети Леса». Их сила чужда Краю Теней и Пепельной реке.

Мужчина приподнял руку, раскрыв свою ладонь. Она была изрезана чёрными, шевелящимися линиями, отчего тени в зале, буквально на миг, всколыхнулись, съёжились и тут же вернулись в прежнее состояние.

Всё же что-то умеет. Значит, я был прав. Магия… существует! Я должен к ней прикоснуться! И плевать, что будет слабой. Кто, если не я, сумею её познать?!

Кладу руку на его плечо, опасно близко к шее. Маг был худым и щуплым, ладонь легко ощутила кости его предплечья.

— Тени можно организовать, добавив света. А сейчас… — начал давить я взглядом. Пока лишь им. — Научи.

— Свет горит для тебя, — произнёс он. — Я давным-давно живу во тьме.

Мужчина снял капюшон и маску, показав мне бледное и безглазое лицо. Провалы были черны и темны, а бледная кожа столь натянута, что казалось, лопнет от любого прикосновения. Невольно делаю шаг назад, сосредоточенно прищурившись.

— Ты пришёл в мир, — слетело с его сухих губ, — и увидел, что местные люди не ровня тебе, чужак. Их знания — крохи, по сравнению с тем, что были даны тебе. Даже самые великие из них были подобны детям.

Полоски тени заплясали на поверхности каменного зала и стенах.

— Им свойственно верить в то, во что верили их отцы, — продолжал маг, обратив на меня тьму своих пустых глазниц, — желать того же, чего желали родители… Люди подобны воску, вылитому в форму, их души формируются обстоятельствами. Почему у септона не рождаются рглорианцы? Почему дети Штормовых земель верят в Семерых, а не в Утонувшего бога? Потому что их истины уже сделаны. Они обрели форму по воле конкретных, совершившихся обстоятельств. Если ребёнок растёт среди знати, он будет лордом. А среди крестьян — останется чернью… Раздели его надвое, и он убьёт себя, в попытке понять, кем же является на самом деле.

Внезапно тень падает на его фигуру, хотя огни факелов продолжали гореть ровно и прямо. Это длилось буквально миг… которого едва хватило, чтобы заметить тонкое красное свечение во тьме его глазниц.

Это могло показаться случайностью, игрой света, но почему-то я сразу понял, что это было не так. Ишпакай захотел, чтобы я это увидел.

— Всё это очевидно, — продолжал маг, как ни в чём не бывало, — но очевидность ускользает от большинства. Поскольку эти люди не могут видеть того, что было до них, они считают, что ничего и не было. Ничего. Они не ощущают молота обстоятельств. Они не видят, как их выковывают. Они считают свободным выбором то, что на них выжгли. Поэтому эти люди бездумно полагаются на интуицию и проклинают тех, кто осмеливается задавать вопросы. Невежество — основа их действий. Они принимают собственное неглубокое понимание за абсолютную истину.

Мужчина поднял платок и прижал его к пустым глазницам. На бледной ткани остались два розовых пятна. Лицо повернулось точно на меня, будто разглядывая саму душу.

— И всё же, какая-то их часть боится. Ибо даже неверующие чувствуют бездну своей греховности. Везде, повсюду они видят доказательства того, что обманывают самих себя. «Я! — кричит каждый. — Я избранный!» И могут ли они не бояться — они, так похожие на детей, от злости топающих ногами в пыли? Короли и лорды окружают себя льстецами и устремляют глаза к горизонту в поисках знака свыше, подтверждающего, что они пуп земли, а не пуп самих себя.

Маг махнул рукой, приложил ладонь к груди.

— И платят за это своей честью и набожностью.

Неожиданный спич вывел меня из равновесия. Взгляд на Талберга показал, что он поступил мудрее всех, попросту выскользнув из зала. Хорошо…

— Власть, — говорил Ишпакай, — это всегда власть над кем-то. Если ребёнок может стать кем угодно, то в чём разница между верующим в Старых богов Севера и верующим в Семерых? Или между слугой и его господином? Как податлив человек, если любой, попадая в жернова обстоятельств, может стать убийцей! Ты быстро усвоил этот урок. Ты посмотрел на большой мир и увидел тысячи тысяч: их спины гнутся на работе, их ноги раздвигаются, их рты твердят молитвы, их руки куют сталь… Тысячи тысяч! Каждый вертится в кругу одних и тех же действий, каждый — лишь малый элемент системы этих земель. Ты понял, что, как только люди перестанут кланяться, королевская власть падёт, копья будут отброшены, слуги перестанут повиноваться, ведь в этом пропадёт смысл! Для ребёнка быть королём или нищим, торговцем или крестьянином… кем угодно — это значит, что остальные вокруг тебя ведут себя соответственно. И люди ведут себя так, как подсказывают им их убеждения. Ты увидел эти тысячи тысяч, разбросанные по миру и живущие согласно иерархии, в которой действия каждого полностью подстроены под ожидания других. Место человека, понял ты, определяется убеждениями и представлениями остальных людей. Вот что делает королей королями, а слуг — слугами… Не боги. Не кровь. Жизнь народов определяется действиями людей.