Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Басня говорит, что этот король Герла, бесконечно блуждая, описывает безумные круги со своим отрядом, без отдохновения и остановки. Многие утверждают, что не раз видели этот отряд. Но наконец, в первый год по коронации нашего короля Генриха, прекратил он, говорят, посещать наше королевство так часто, как прежде. Многие валлийцы видели, как он погружался в реку Уай в Херефорде. С того часа успокоился этот призрачный обход, как будто нам оставил свои блуждания, а покой — себе[71]. Но если не хочешь слушать, сколь плачевным бывает такое беспокойство, не только при нашем дворе, но почти при всех дворах властителей, вели мне молчать — я буду вполне доволен, да это положительно будет справедливей. Не хочешь ли приклонить ненадолго слух к недавним делам?

XII. О КОРОЛЕ ПОРТУГАЛЬСКОМ[72]

К португальскому королю, который жив и поныне владычит на свой лад, в ту пору, как его осаждали многочисленные враги и почти принудили сдаться, пришел на помощь некий юноша, могучий телом и отменной красы; оставаясь при короле, он выказал такую бранную доблесть, что дела его казались невозможными для одного человека. Он восстановил мир согласно желанию короля и королевства и, по заслугам приближенный к своему господину, был ценим больше — ведь король непрестанно его требовал, часто посещал, многим одаривал — чем это способствовало его благоденствию. Вельможи сего двора, замечая, что их господин оказывает им чести менее обычного, считают, что юноша отвратил от них благоволение: видя, что он возносится в королевской приязни все выше, сетуют, что она у них отнята, и, наполнившись исступлением зависти, усердствуют низвергнуть своею злобностью того, кто возведен в фавор высшею доблестью. На вооруженного или предупрежденного они нападать опасаются, а потому опускаются до худшего рода преследований, до навета, и приступают с той стороны, где примечают безоружность и наготу своего господина. Ведая, сколь он безумен от вздорной ревности, они посылают к королю двоих из своего числа, и те, словно старцы вавилонские, обвиняют невинную королеву, как Сусанну, в прелюбодеянии с этим юношей[73]. Король, уязвленный в сердце, где не прикрывал его панцирь мудрости, восскорбел смертельно и в слепой опрометчивости предписал, чтобы сами изобретатели этого преступления отомстили за него невинному, жестоко и тайно. Так была предана в руки коварства невинность. Изменники, коим велено утаивать преступление, сходятся с юношей накоротке благодаря речам, учтивостям и притворной любви, входя к нему в приязнь ступенями мнимого дружества. Под предлогом охоты они уводят его в гущу дубрав и уединение пустынь и, перерезав горло, бросают волкам и змеям, известив об этом деле лишь того, кто, обманутый, велел его исполнить; а так как его исступление еще не унялось, он спешит домой, входит в ложницу, в укромную и доселе незнакомую ему комнату, и, выгнав всех прочих, обрушивается, яростный, на королеву, бывшую на сносях, и, избив ее ногами и кулаками, двойное убийство свершает одним нападеньем. Негласно призвав преступных общников своей подлости, он похваляется и кичится пред ними, как праведный отмститель тройной вины, — они же долгой чередою похвал превозносят его как мужа отважного и крепкого, чтобы, сделав глупцом, надолго удержать в этой глупости. Некоторое время молчал этот заговор, не выходя наружу; но поскольку, как говорится, тайному убийству надолго не укрыться[74], оно наконец вползло в народный слух, и чем крепче страх перед тираном сдерживал пересуды, тем безжалостней проступало его бесславье в непрестанных перешептываниях. Запрещенная молва, прорвавшись, делается быстрей дозволенной речи, и удивление, расходящееся от одного к другому, чем скрытнее передается, тем шире разглашается. Это оттого, что всякий, услышав что-нибудь под секретом, для надежности передает другому. Король видит, что двор его уныл и непривычно безмолвен, а выйдя наружу — что город разделяет чувства двора; совесть кое о чем догадалась, он устрашился за свое доброе имя и — обычный наш изъян — по совершении дела понял, что сделал; узнав от многих о ревности, из которой совратили его предатели, восскорбел безутешно, и ярость, наконец праведную, выместил на самих изобретателях и совершителях преступления, вырвав им глаза и детородные части, и, окутав ночью вечной и отняв услады, оставил их жить в подобии смерти.

Вот каковы забавы двора и каковы там демонские наваждения; кому отрадно смотреть на диковину, пусть войдет в палату к властелину. И хотя наш двор, бурный больше прочих, есть матерь печалей и досад кормилица[75], — ты велишь мне среди этих раздоров заниматься поэзией? Сдается, ты понукаешь меня шпорами Валаама, коими он заставил ослицу говорить[76]: какими еще стрекалами можно побудить к поэзии? Но боюсь, из-за моего неразумия я стану противоположностью ослице, а ты — противоположностью Валааму: заставь меня говорить — я начну реветь, как она вместо рева завела речи, и сделаешь ослом того, кого должен был сделать поэтом. Однако сделаюсь я ослом, коли ты велишь; но берегись, коли грубость моя пойдет гнусавить глумно[77], как бы непочтительность твоей просьбы не показала твоей нескромности. Многого я страшусь: меня обличит скудость знания, бессловесность меня осудит, на меня, поскольку я еще жив, с презреньем взглянет современность[78]. Своим повеленьем ты освобождаешь меня от первых двух страхов, я же не хочу избавиться от третьего, потому что хочу жить. Предмет, выбранный тобой для меня, столь обширен, что не одолеть никаким усердием, не совладать никаким трудом: слова и дела, доселе не описанные, всякая известная мне диковина, чтобы чтенье услаждало и наставленье правило нравы. Потому мое намерение — ничего нового не мастерить, никакой неправды не вносить, но посильно изложить все, что знаю, увидев, или чему верю, услышав.

Гильберт Фолиот[79], ныне епископ Лондонский, муж, искушенный в трех языках, латинском, французском, английском, и в каждом из них блистательно красноречивый, в старости своей, постигнутый почти полным затмением очей, уже сочинив малое число небольших, но отменных трактатов, ныне, будто раскаиваясь в бесплодной праздности, отрешает ладью от берега, затеяв мерить великое море, спешит искупить пустую трату времени и сочиняет торопливым перстом новый труд о ветхом и новом законе. Варфоломей, епископ Эксетерский[80], муж престарелый и красноречивый, ныне также предается писанию; и Балдуин, епископ Вустерский[81], человек многого знания и мудрый в божественных предметах, гнушается отдыхать от пера. Сии философы нашего времени, у коих ни в чем нет недостатка, чье жилище полнится всяческим обилием, а снаружи покой, хорошо начали и благого конца достигнут. Но где гавань мне, едва имеющему досуг, чтобы жить?

XIII. О ГИШАРЕ, КЛЮНИЙСКОМ ИНОКЕ

Гишар де Боже[82], отец Гумберта, ныне враждующего со своим сыном, в глубокой старости принял клюнийское облачение, сосредоточил дух свой, в пору мирской службы рассеянный, и уже обрел покой; собрав воедино силы, внезапно почувствовал себя поэтом и, на свой лад — то есть на галльском языке — пышно блеснув, сделался Гомером мирян. Вот бы и мне такое перемирие, чтобы мой ум, во все стороны разливший свои лучи, не сбивался в солецизмы[83]! Когда названный Гумберт, его сын, все свои земли утратил из-за вражеского могущества и своей немощи, этот клюнийский инок вернул ему их вооруженною рукою, насилу уговорив аббата и братию, и, воротившись в обитель, оставался верен обету, заключив свою жизнь счастливым концом.

вернуться

71

…как будто нам оставил свои блуждания, а покойсебе. — «Хотя эта история очаровала фольклористов (сказочное королевство, обмен дарами, Рип ван Винкль, Летучий голландец), ее функция в „Забавах придворных” — просто сатира на скитающийся двор Генриха II» (Rigg 1998, 725). Об этом сатирическом сравнении воинства Герлы с вечно странствующим двором Генриха и реалиях королевских разъездов см., например: Church 2007, 33ff.

вернуться

72

О короле Португальском. — Возможно, герой этой главы — Афонсу, первый король Португалии (1139—1185), хотя история, рассказанная Вальтером Мапом, нигде более не засвидетельствована. В 1146 г. Афонсу женился на Матильде Савойской, родившей ему семерых детей (в том числе Саншу I, будущего португальского короля) и умершей в 1158 г. А. Варваро отмечает черты легенды в этом повествовании, притязающем рассказывать о современности: он начинается с появления безымянного юноши необычайной доблести и красоты, неизвестного рода, который спасает короля и делается безвинной жертвой зависти придворных: они играют на ревности немудрого короля, причем Мап прямо указывает на библейскую модель — историю Сусанны (Varvaro 1994, 33).

вернуться

73

…и те, словно старцы вавилонские, обвиняют невинную королеву, как Сусанну, в прелюбодеянии с этим юношей. — Дан. 13.

вернуться

74

…как говорится, тайному убийству надолго не укрыться… — Возможно, отсылка к пословице «убийство всплывет» (murder will out), фиксируемой с XIV в.

вернуться

75

…наш двор … есть матерь печалей и досад кормилица… — Поскольку curia (двор) женского рода.

вернуться

76

…заставил ослицу говорить… — Числ. 22.

вернуться

77

…коли грубость моя пойдет гнусавить глумно… — Ср. парономазию и аллитерацию оригинала: Si me ruditus ruditas ridiculum reddiderit; удачный перевод М. Р. Джеймса: should the brainlessness of my braying make me ridiculous.

вернуться

78

…на меня, поскольку я еще жив, с презреньем взглянет современность. — Мап откликается на спор «древних и новых» (antiqui et moderni), кипевший в XII в. и породивший, в частности, знаменитую сентенцию Бернарда Шартрского (сохраненную в: Johannes Saresberiensis. Metalogicon. III. 4) о «карликах на плечах гигантов» (см.: Gössmann 1974; Stock 1979; Meier 2007; Шартрская школа 2018, 351). Ср. ниже: IV. 5; V. 1.

вернуться

79

Гильберт Фолиот — епископ Херефордский (1148—1163) и Лондонский (1163—1187), деятельный противник Томаса Бекета в его распре с королем (Бекет дважды его отлучал), оставивший после себя интересное собрание писем; один из покровителей Мапа; о его слепоте и литературных занятиях Мап говорит ниже: IV. 5.

вернуться

80

Варфоломей, епископ Эксетерский (1161—1184) — автор пенитенциала (вместе с Балдуином Вустерским), трактата «О свободе воли», более сотни проповедей, полемического «Диалога против иудеев».

вернуться

81

Балдуин Фордский, епископ Вустерский (1180—1184) — архиепископ Кентерберийский (1184—1190), скончавшийся в Палестине во время III Крестового похода. Самое объемное из его уцелевших произведений — трактат «О таинстве алтаря». См., например: Knowles 1963, 316—322.

вернуться

82

Гишар III, сир де Боже (в нескольких милях от Клюни) — умер клюнийским монахом в 1137 г.; ему наследовал сын, Гумберт III, тоже принявший монашество в Клюни незадолго до смерти (1174). О его конфликте с сыном, Гумбертом IV, ничего не известно. См. о них: Hinton 1923, 449—450.

вернуться

83

Солецизм — синтаксическая погрешность, неверное соединение слов (Квинтилиан. Наставления оратору. I. 5. 5; I. 5. 34). «Солецизм — несообразное соединение нескольких слов, как варваризм — порча одного слова» (Isidorus Hispalensis. Etymologiae. I. 33. 1).

5
{"b":"823657","o":1}