Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Как же вышло, что мы выродились из былого вида, сил и добродетели, а прочие живые твари не выбиваются из первоначальных своих дарований? Сотворен был Адам гигантом по статям и крепости[17], соделан ангелом по разуму, покамест не был низвержен; жизнь его, хотя сделалась временной вместо вечной и изувеченной вместо целостной, великим ободрена утешением долгожительства. Долго оставалось в его потомках это благоденство нравов, сил, добродетелей и жизни, но во времена Давида, пророка Господня, наше бытие уже составляло, по его словам, восемьдесят лет — хотя некогда было восемьсот и больше без труда и скорби[18]. Мы же и за семьдесят без ущерба не перевалим: мало того, едва достигнем рассудительности, уж клонимся к смерти или безрассудству. Обитатели земли, моря и воздуха — все твари, кроме человека, — радуются жизни и силам, будто не отпадали от милости Создателя. И что это значит, если не то, что они хранят заветное послушание, а мы его с самого начала презрели? Много горше должна быть наша скорбь оттого, что, меж тем как все сотворенное стоит, пали только демоны да мы, что сотоварищами нам — наши соблазнители, что наше беззаконие обрекло нас на краткость сил и жизни и что из-за подражания прародителю сделались мы предурны.

Кто изобрел плавление металлов, превращение одного в другой? Кто прочнейшие тела сделал жидкостью? Кто научил рассекать мраморную прочность текучим свинцом? Кто дознался, что адамант поддается козлиной крови?[19] Кто кремень расплавил в стекло? Никак не мы; круговорот семидесяти лет этого не охватит. Но те, кто мог тратить семьсот или восемьсот лет на стяжание мудрости[20], счастливые благополучием своего имения и личности, умели проникнуть бездны природы и вывести глубину на свет. Познав движенье светил, они исследовали жизнь животных, птиц и рыб, племена и союзы, природу злаков и семян. Они положили столетие для ворон, тысячелетие для оленей, а для воронов — век невероятный[21]; но им следует верить, особенно в отношении зверей, без страха пребывавших с ними до начала мясоядения, как с нами пребывают собаки, чья жизнь и привычки у нас на виду. Много они оставили нам открытий в своих сочинениях; еще больше докатилось до нас, от начала передаваемое из поколения в поколение, и не от нас — наша опытность, но от них в нас перелита, сколько нам доступно воспринять.

От двора началась наша речь, и куда же пришла? — Так всегда возникает не к месту какой-нибудь предмет, и его не отложишь; но это не столь важно, покамест все не кончается черной рыбой[22], а навязавшийся вопрос справедливо требует обсуждения.

II. О ПРЕИСПОДНЕЙ[23]

Преисподнюю называют карательным местом. Что если я, набравшись дерзости, безбоязненно скажу[24], что двор — не преисподняя, но место кары? Сомневаюсь, однако, верно ли мое определение; двор, очевидно, место, но из этого не следует, что он — преисподняя[25]. С другой стороны, несомненно, что все, что содержит в себе некую вещь или вещи, есть место. Итак, допустим, это место; посмотрим, карательное ли. Какое там, в преисподней, есть мучение, которого не встретишь здесь умноженным?[26]

III. О ТАНТАЛЕ

Ты ведь читал о Тантале, ловящем убегающие от уст потоки?[27] Здесь видишь многих, кто жаждет блага, столь близкого к ним, но его не настигает и, словно пьющий, теряет в тот самый миг, как прикасается.

IV. О СИЗИФЕ

Сизиф там со дна долины на вершину высокой горы втаскивает камень и вновь его, вспять скатившийся, тянет из долины, чтобы опять скатился. И здесь много таких, кто, восходя на гору богатств, считает, что ничего еще не достигнуто, и силится возвести свой дух, скатывающийся в долину алчности, на гору выше прежней, но остановиться там не может, ибо при созерцании вожделенного дешевеет добытое. Такое сердце уместно сравнить с камнем Сизифовым, ибо написано: «Отниму сердце каменное и дам плотяное»[28]. Дай, Господи, придворным сердце плотяное, чтоб на какой-нибудь горе могли они угомониться!

V. ОБ ИКСИОНЕ

Вечно сам с собою несходен, вверх-вниз, туда-сюда, Иксион там вращается в колесе. И здесь нет недостатка в Иксионах, кружимых коловращением Фортуны. Восходят к славе, рушатся в убожество, отверженные, все еще надеются, и дня нет без этого круговорота; и хотя в колесе страхи зрятся отовсюду, ничто не выпадает в нем без надежды; все свирепо страшит, все воюет против совести, и все же соблазн его неодолим.

VI. О ТИТИИ[29]

<…>

[IX. О ХАРОНЕ]

…но ловцы людей, коим дано творить суд о жизни и смерти зверей, смертоносные, в сравнении с коими Минос милосерден, Радамант — рассудка чтитель, Эак невозмутим[30]; в одном им довольство — в убийстве. Гуго, приор Селвуда[31], уже избранный епископ Линкольнский, застает их, отогнанных от двери королевских покоев, и, видя дерзкую их брань и недостойную повадку, в удивлении спрашивает: «Кто вы ?» Те в ответ: «Мы лесники». Он им молвит: «Лесники, лезьте вон»[32]. Король, услышав это из своей комнаты, рассмеялся и вышел к нему. Приор ему: «И вас это присловье касается, ибо, когда бедняки, утесняемые этими людьми, вступят в рай, вам с лесниками придется лезть вон». Король принял это важное слово за шутку, и, как Соломон высот не искоренил[33], так он лесников не уничтожил: даже и ныне, по кончине его[34], они пожирают пред Левиафаном плоть людскую и кровь пьют. Возводят высоты, кои не искоренятся, если Господь не разорит их рукою сильною. Господина, который с ними, они страшатся и умилостивляют, Бога же, Которого не видят[35], оскорблять не боятся.

Не отрицаю, что много мужей богобоязненных, добрых и праведных примешалось меж нами при дворе, что в сей юдоли страдания есть судьи сострадательные, — но говорю о толпе большей и безумнейшей.

X. О ПОРОЖДЕНИЯХ НОЧИ

Есть там и порождения ночи — сова, ночной ворон, стервятник и филин, чьи очи любят тьму, ненавидят свет[36]. Им велено кружить, прилежно высматривать и доносить правдиво обо всем добром, что принадлежит Юпитеру, и порочном, что достается Диту. Всюду расставляют они тщательные ловушки и с великой жадностью мчатся на смрад мертвечины[37]; пожрав ее в тиши и тайне, по возвращении они хулят что угодно, кроме того, что сами тайно и грабительски присвоили. Посылает и двор тех, что у него зовутся судьями, шерифами, заместителями шерифа, бейлифами, чье дело — ловко выпытывать. Они ничего не оставят нетронутым, ничего неиспробованным; как пчелы, они жалят невинных, но без вреда для своей утробы, и садятся на цветы, чтоб вытянуть меду[38]. И хотя при начале своей власти они клянутся пред высшим судьею верно и безущербно служить Богу и ему[39], воздавая кесарево кесарю, а Божие — Богу[40], но подкуп их совращает, так что они с агнцев сринут руно[41] и невредимыми выпустят лис, за которых ходатайствует серебро, ибо они знают, что «подарки дарить — дело, где надобен ум»[42].

вернуться

17

Сотворен был Адам гигантом по статям и крепости… — Т. Райт указывает, что гигантский рост Адама — тема раввинистической легенды: после изгнания из Рая, когда его рост уменьшился, Адам достигал, согласно разным свидетельствам, ста, двухсот, трехсот или даже девятисот локтей в высоту (Walter Map 1850, 3). Эта тема появляется в прозаической версии древнеанглийского произведения «Соломон и Сатурн», где Адаму приписывается рост в 116 дюймов (Walter Map 1924, 3). Высказывалось мнение, что Мап с его солидным образованием был непосредственно знаком с раввинистическими и талмудическими толкованиями Св. Писания (Nauta 1931, 195).

вернуться

18

…восемьдесят лет … без труда и скорби. — Ср.: Пс. 89: 10.

вернуться

19

…что адамант поддается козлиной крови? — Ср. послание папы Иннокентия III королю Иоанну Безземельному: «…ибо будь ты даже тверд, как адамант, все же должно было бы тебя умягчить рвение такой искусности — ведь и адамант, хоть не поддается железу, смягчается, увлажняемый козлиной кровью» (Selected letters 1953, 118). Ср.: Плиний. Естественная история. XX. 1. 2; XXXVII. 15. 59; Солин. Собрание достопамятных сведений. 52; Isidorus Hispalensis. Etymologiae. XII. 1. 14; Марбод Реннский. Лапидарий. 1 и пр.

вернуться

20

Но те, кто мог тратить семьсот или восемьсот лет на стяжание мудрости…Petrus Comestor. Historia scholastica. 36 (о смерти Ноя в возрасте 950 лет, Быт. 9: 29): «Иосиф говорит, что никто не должен считать ложью написанное о долговечности древних, ибо Бог даровал им более долгую жизнь из-за их добродетелей и славных и полезных вещей, кои они непрестанно исследовали, то есть астрономии и геометрии, иначе бы они не могли изучить эти науки, если б не жили по 600 лет» (PL 198, 1087). Ср.: Иосиф Флавий. Иудейские древности. I. 3. 9.

вернуться

21

Они положили столетие для ворон, тысячелетие для оленей, а для воронов — век невероятный… — Ср.: Плиний. Естественная история. VII. 48. 153 (Гесиод приписывает вороне девять человеческих веков, оленю — четыре вороньих, ворону — три оленьих).

вернуться

22

…покамест все не кончается черной рыбой… — Этот пример несуразного соединения частей в художественном произведении восходит к Горацию: Наука поэзии. 4.

вернуться

23

О преисподней. — О сходстве английского двора с преисподней писали современники Вальтера: Petrus Blesensis. Epistola 14: «После первого Цербера для тебя остается другой, ужаснее Цербера, страшнее Бриарея, негоднее Пигмалиона, безжалостнее Минотавра. Какая бы перед тобой ни стояла угроза смерти или опасность лишиться наследства, ты не войдешь к королю…» (PL 207, 50). Ср.: Jaeger 1985, 60. Гиральд Камбрийский в первом вступлении к трактату «Наставление государю» сопоставляет двор и школу: «Двор — родитель забот, а школа — отрад. Он отзывается земным и ненасытно его домогается; она, подруга вечности и безмятежности, равно похвальна скромностью и прилежностью. Он, ведомый роскошеством и похотью, возбуждаемый преходящими забавами, служит телесному вожделению, она же, в подобающее время помышляя о преходящем времени, внимательно воспитывает и наставляет внутреннего человека. Он, полный мирскими волнениями, полный ложью, полный злобой, как бы смерть при жизни, и Орк, не могущий насытиться на земле, вечно алчущий земного, сбрасывает подавленные души из высокого жилища и ввергает в глубину; она, преданная ученым утехам, как бы жизнь в смерти и второй Рай на земле, вечно стремясь из глуби ввысь, подъемлет души и наставляет их для вечности» (Giraldus VIII, LVII). Об образе двора у Мапа см., например: Galloway 2007.

вернуться

24

Что если я, набравшись дерзости, безбоязненно скажу… — Ср.: Овидий. Метаморфозы. I. 175 и след.

вернуться

25

…двор, очевидно, место, но из этого не следует, что онпреисподняя. — Логика этого отрывка далека от ясности; ср. ниже, V. 7. О возможной пародии на логическую аргументацию см.: Rigg 1998, 734.

вернуться

26

Какое там, в преисподней, есть мучение, которого не встретишь здесь умноженным? — О том, что все, приписываемое мифами преисподней, есть у нас на земле, говорит Лукреций. О природе вещей. III. 978 и след. Для Вальтера Мапа непосредственными источниками могли быть: Servius. In Aeneidem. VI. 596; Macrobius. In somnium Scipionis. I. 10. 9—17. Их резюмирует III Ватиканский мифограф: «Об адских карах уместные доводы приводит Лукреций, утверждая, что все, измышляемое о преисподней, находится в нашей жизни. Он говорит, что Титий, дающий коршунам печень на растерзание, есть любовь, то есть влечение, которое, согласно естествоиспытателям, размещается в печени, как смех — в селезенке, а запальчивость — в желчи. Потому и говорят, что печень, съеденная коршуном, возрождается для казни. Ведь когда соитие совершается, неудовлетворенное этим влечение все время возобновляется. <…> Под теми, кто вращает камень, как Сизиф, Лукреций понимает происки честолюбия и их провал, ибо, постоянно получая отказ, честолюбцы не прекращают домогательств. Потому и о Сизифе уместно говорится, что он подвергся этой каре из-за разбоя. Ведь разбойники, часто будучи в опасности, за всем тем не прекращают своего беззакония. Под теми, кто в колесе, как Иксион, он понимает торговцев, что всегда кружатся в бурях и вихрях <…>. Макробий, однако, мыслит об этом несколько иначе. Он говорит, что согласно некоторым философам коршун, объедающий бессмертную печень, означает муки нечистой совести, постоянно осуждающей себя по тому закону, по которому „ни один виновный, судя сам себя, не бывает оправдан” (Ювенал. Сатиры. XIII. 2 и след.) и не может спастись от своего приговора. По его словам, висят распятыми на колесных спицах (Вергилий. Энеида. VI. 616 и след.) те, кто, не предвидя ничего по благоразумию, не направляя ничего рассудком, ничего не улаживая добродетелью, себя и все свои дела предоставляя фортуне, вечно вращаются во власти случая. Камень огромный вращают те, кто тратит жизнь в бесплодных и тяжелых усилиях. Черный утес, вот-вот упадающий, как будто рухнуть готовый (Энеида. VI. 602 и след.), по его словам, угрожает голове тех, что все время домогаются санов и высокой власти, обреченные всегда жить в страхе, и, понуждая подвластную им толпу „ненавидеть, лишь бы боялась”, все время кажутся сами себе готовыми принять заслуженную ими кончину» (III Vaticanus Mythographus. 6. 5—6).

вернуться

27

…о Тантале, ловящем убегающие от уст потоки? — Ср.: Гораций. Сатиры. I. 1. 68—69.

вернуться

28

Отниму сердце каменное и дам плотяное. — Ср.: Иез. 11: 19.

вернуться

29

О Титии. — В рукописи отсутствует лист, содержавший следующие главы: VI. О Титии; VII. О дочерях Бела; VIII. О Цербере и начало главы IX. О Хароне. Некоторые части утраченного текста обнаруживаются в первой редакции этой главы (V. 7).

вернуться

30

Минос, Радамант и Эак — трое судей в царстве мертвых (ср.: Овидий. Метаморфозы. IX. 435 и след.). В оригинале аллитерация: Minos est misericors, Radamantus rationem amans, Eacus equanimis.

вернуться

31

Гуго, приор Селвуда… — Приорство Витам (Witham) в Сомерсетшире, называемое также Селвудской картезией, — первый картузианский монастырь в Англии, основанный Генрихом II в 1178 г. Гуго Линкольнский (1135/1140—1200), сын Гильома, сеньора Авалона, стал в 15 лет бенедиктинским монахом, а впоследствии вступил в Картузианский орден. Когда Генрих II в качестве покаяния за убийство Бекета создал в Англии картузианскую обитель, населенную монахами из Гранд-Шартрез (см. ниже: I. 16), по его особой просьбе приором был поставлен Гуго, чья слава уже распространилась широко. Он возглавлял обитель до 1186 г.; Генрих часто бывал здесь, поскольку рядом находился Селвудский лес, его любимые охотничьи угодья. В 1186 г. Гуго был избран епископом Линкольнским и продемонстрировал свою независимость, отлучив королевского лесничего. Гуго начал перестраивать в готическом стиле Линкольнский собор, сильно поврежденный землетрясением в 1185 г.; там он и погребен. Образцовый епископ, Гуго канонизирован папой Гонорием III в 1220 г.

вернуться

32

«Лесники, лезьте вон». — Буквально: «Лесники пусть стоят снаружи» (Forestarii foris stent). Законы о королевских заповедниках были суровы (см., например: Пти-Дютайи 2001, 134 и след.), и лесники были предметом живейшей народной ненависти. Ср. Magna vita Sancti Hugonis. IV. 5—6, где ему приписана та же острота (foris… stabunt a regno Dei). См. также: Newman 2008, 25f.

вернуться

33

…Соломон высот не искоренил… — 3 Цар. 15: 14.

вернуться

34

по кончине его… — Т. е. после смерти Генриха II (1189): так издатели понимают post mortem suam. Ригг (Rigg 1985, 180) относит эту часть фразы к лесникам: «по смерти своей (т. е. в аду) они продолжают приносить в жертву пред Левиафаном людскую плоть». Это помогает избежать хронологической несообразности: ср. оговорку «уже избранный епископ Линкольнский», которая, по Риггу, указывает не на время написания, а на время событий (май—сентябрь 1186).

вернуться

35

…Бога же, Которого не видят… — Ср.: 1 Ин. 4: 20.

вернуться

36

…любят тьму, ненавидят свет. — Ср.: Ин. 3: 19.

вернуться

37

…мчатся на смрад мертвечины… — Об образе совы, летящей на смрад падали, см.: Westerhof 2008, 18.

вернуться

38

…как пчелы, они жалят невинных, но без вреда для своей утробы, и садятся на цветы, чтоб вытянуть меду. — Относительно аналогии между пчелами и придворными см.: Плиний. Естественная история. XI. 17. 52—54.

вернуться

39

…Богу и ему… — Deo et sibi; Ригг переводит: «Богу и себе» (Rigg 1985, 180).

вернуться

40

…воздавая кесарево кесарю, а БожиеБогу… — Мф. 22: 21.

вернуться

41

…с агнцев сринут руно… — Аллитерация оригинала: avellantur ab agnis vellera.

вернуться

42

…подарки даритьдело, где надобен ум. — Овидий. Любовные элегии. I. 8. 62.

2
{"b":"823657","o":1}