— Ну вот — самые наилучшие впечатления. Ее зовут Лена, а его Толя. Их счастью месяц и десять дней. Как говорят папы и мамы: все еще впереди…

И снова Фаринов заговорил о жестах. Борис слушал, прихлебывая из бокала вино и изредка поглядывая на парочку в углу. Однако его не столько поражали слова приятеля, сколько взгляды молодой: из своего уголка она не раз тайком поглядывала на Фаринова. Черт побери! Действительно — жесты…

Вот этого Фаринова Борис и встретил вечером в многолюдной уличной толпе.

— Прогуляемся, или спешишь? — спросил Фаринов, сморщив глянцевито поблескивающий, с залысинами лоб.

— Да нет, не спешу. Куда мне спешить, — ответил Борис.

— Может, на дуэль с соперником?!

— Вот именно — с соперником, которому сто лет.

— Дней пять назад звонил тебе. Сказали: нет дома.

— Пять дней, — Борис прикинул. — Да, действительно, меня не было.

— Понятно. Таинственная незнакомка.

Бориса так и подмывало поделиться с приятелем своими встречами с Зойкой. Вот вытаращит глаза, если увидит ее. Что там Сочи! Тройка с минусом…

— Уж не влюбился ли ты, старичок?

Борис почувствовал, что краснеет.

— Тю-тю! — подмигнул Фаринов. — То-то, вижу, идет бледный. Не умрешь от тоски?

— Ладно тебе, — отмахнулся Борис.

— Кто же она? Интересненько…

Слово за слово, и Борис рассказал Фаринову про Зою. Он по молодости, по легкомыслию чуть-чуть прибавил в этом рассказе — ну, самую малость: будто Зойка уж так влюблена, так влюблена и разное другое-прочее в том же духе.

— Ты же умный парень, Борис. — Фаринов в упор посмотрел на него и остановился перед витриной парфюмерного магазина.

Фаринов рассеянно разглядывал хрустальные флакончики с духами. Борис, из солидарности, тоже поглядел. Духи им, конечно, были не нужны, но если повстречалась витрина, почему бы не посмотреть. А вообще Фаринов в тот день отправился на поиски зонтика. Нужен мужской зонтик с ореховой ручкой. Глаза Фаринова были серьезны, возможно, он уже ощущал такой зонтик у себя в руках.

— Ну-ну, — протянул Фаринов, отрываясь от витрины. — Я был опять в суде.

Борис уже знал эту страсть Фаринова: ходить в суд и слушать бракоразводные процессы. Это тоже была одна из странностей Фаринова и предмет их долгих разговоров.

— Ах, какая беленькая куколка, ну, чуть, может, постарше, чем эта, — он метнул взглядом на шагавшую впереди блондинку в коротенькой юбчонке. — Да, беленькая, и вся в слезах, и весь зал готов разрыдаться. Этот дремучий деспот, это чудище, ее супруг, требует развода. Представляешь атмосферу? Все кипят. И вот берет слово чудище. Простенький костюмчик, лицо — никакого интеллекта. «Граждане судьи, когда я вернулся неожиданно из командировки, я застал у нее мужчину». У куколки глазки моментально высохли, в зале тоже…

— Бывает, — ответил Борис, ощущая в себе какой-то неприятный осадок после выслушанной истории. — Я бы на твоем месте давно перестал туда ходить.

— Нет, это надо. Для злости, — промычал Фаринов и тут же забыл и про суд и про историю с разводом. Его сейчас очень интересовали мелькавшие впереди ножки блондинки.

— Какая модная девчонка! — воскликнул он, ускоряя шаг.

Борис только замотал головой: вот легкий мужик, — и неожиданно в тон ему подхватил:

— Толстушка, послушайте!

Блондинка оглянулась, прибавила шагу и скоро затерялась в пестрой толпе. А они и не собирались ее преследовать — они просто выражали вслух свои эмоции.

— Так, говоришь, стюардесса? — спросил деловито Фаринов. — Среди них есть, да, встречаются…

Договорить он не успел.

— Ты — пижон! Поосторожней! — крикнул парень, едва увернувшийся от плеча Фаринова.

— А что?! — набычился Фаринов, делая угрожающий разворот.

— Поосторожней, говорю!

— А что будет?

Парень пошагал дальше.

— Вот тебе черта, — кивнул презрительно Фаринов. — Дошло до дела — в кусты. Всюду так. Ты еще не подводил ее к черте?

— Кого?

— Джульетту, — ухмыльнулся Фаринов и уперся взглядом в витрину. — Зайдем в этот магазин. Может, тут есть зонтики.

Снова на лице Фаринова возникло сосредоточенное выражение. Он искал для себя зонтик, обязательно с ореховой ручкой, искал серьезно и обстоятельно. Он весь был поглощен этими поисками, и отвлекать его в эти минуты посторонними разговорами было просто невежливо.

Если бы Зоя познакомилась с Борисом в детстве, когда он учился в шестом классе, и стала разгуливать с ним после уроков в городском парке, Пелагея Ивановна взглянула бы на их дружбу вполне благосклонно. Скромный мальчик, очень воспитанный. Отглаженные брючки, и при каждом слове «пожалуйста», и ни одного замечания в дневнике. Ах, ах, ах…

Теперь Зое смешно от своих детских строгостей. И слова — очень воспитанный, очень приличный — ей кажутся каменными глыбами. Хотя нельзя утверждать, что она не обратила внимания на внешность Бориса. Серый костюм, в котором Борис встретил ее в тот первый день, чрезвычайно шел ему. Едва ли можно такой костюм купить на стипендию. Костюм, правда, быстро забылся, а вот улыбка Бориса запомнилась. Когда он щурит глаза, лицо его принимает немного суровое выражение. И это тоже очень идет ему. Но самое главное, конечно, собственно Зоино чувство. А Зое, кажется, было хорошо с Борисом, она ждала встреч с ним и гнала дни, проведенные без него.

Теперь ее все чаще и чаще волновала метеосводка. Будет ли дождь? Хорошо бы не было. Будет ли небо ясным и солнце открытым? И во что обернется переменная облачность? В сутках двадцать четыре часа, думала Зоя, почему бы вам, облака и тучи, не поработать ночью? А днем вы могли бы отдохнуть. Ну, сделайте так, если уж необходимо вам выполнить свою программу. Пусть солнышко гуляет, а вы, тучи, распоряжайтесь небом ночью.

Кажется, тучи и небо прислушивались к Зоиным наказам. Ночью прошел дождь, и омытые газоны в сквере около аэропорта, и ряды серебристых елочек, и старые липы, стоявшие поодаль, и трава на поляне — все сегодня дышало и радовалось погожему дню. И гул самолетов в чистом влажном воздухе, кажется, был наполнен той же радостью.

Зоя и Борис шли мягкой тропинкой вдоль сквера.

— Какое небо! — сказала Зоя, запрокинув голову и жмуря от солнца глаза. — Какое небо!

— Ты же видишь его в каждом полете.

— Здесь по-другому. Здесь — земля.

Как прирожденный горожанин, Борис не привык придавать значения небу, тучам, солнцу. Если тучи и дождь — можно спрятаться в кино. Выбежать из метро и сесть на автобус ничего не стоило и под сплошным ливнем. А разве мало мест в Москве, где можно укрыться даже в самое отвратительное ненастье. Нет, погода его не волновала. Фасад здания из небьющегося стекла, новая марка автомобиля, транзистор интересовали его куда больше.

— Ты посмотри — на елочках капельки. Как огонечки!

— Огонечки бывают красные, — мягко заметил Борис, но все же посмотрел в ту сторону, куда показывала Зоя.

— Бывают и белые.

В сквере неподалеку от аэропорта летом отлетающая публика имела обыкновение прохлаждаться в ожидании рейса. На лавочках сидели пассажиры и провожающие — военные с фуражками в руках, женщины с букетами цветов, покидающие ради солнечного юга и прекрасного Черного моря своих мужей. Женщины демонстрировали друг другу сшитые специально для юга платья с глубокими вырезами, обнажающими белые полосы на спинах и на груди, говорили о баснословно дешевых фруктах и наставляли мужей насчет ремонта квартир.

Публику в сквере так можно было и разделить: легкомысленно-нарядная — курортники, одетая попроще, с пухлыми портфелями-баулами — командированные.

И в каждом таком подразделении — свои разговоры, свои заботы, своя цель.

— Смотри — ну и колхоз! — воскликнул Борис.

— Где?

— Вон слева на лавочке. Двое, по-моему, близнецы, а третий спрятался за спиной у папаши.

— Какие забавные! И в одинаковых сарафанчиках.

— Жмут, наверно, к родичам. На дешевые хлеба. Воображаю лица — при виде такой оравы.