Влад долго присматривался, соображая, это ли Мерзлое болото? Он рисовал в своем воображении бесконечную голую топь до самого горизонта, покрытую зеленой ряской пополам со снегом и ледяной кашей.

Туман ничем не пах, и оборотень решился подойти ближе. Лед казался довольно прочным и волчок для уверенности попрыгал по нему передними лапами. Затем подкрался к странному дереву и сморщился как еж от лимона, увидев не просто красную кору, а сеть прожилок, напитавшихся соком. Или кровью? Если бы они еще и пульсировали, Влада бы точно стошнило. Скорее всего, решил он, деревья испортила вода, и вряд ли вдруг оживут и набросятся. Но от их вида все равно было не по себе.

Волчок в последний раз оглянулся. Заснеженный лес спал в звенящей тишине. Ни звука, ни движения. Влад и сам ожидал, как глупо ожидать, что кто-то покажется из-за деревьев. Тем более это не мог быть Север. Влад бы, конечно, удивился, потом обрадовался, а после обругал и послал бы обратно. И все-таки Влад не отказался бы от короткого разговора перед тем как отправиться дальше. Но Север наверное сейчас был в городе с сестрой. Разве что Снежок мог пойти сюда по следу. А мог и не пойти.

Влад отвернулся и медленно пошел, исчезая в тумане.

Зомби-деревья были еще не самым страшным, из того что приготовило для своих гостей Мерзлое Болото. Впереди маячило что-то ветвистое. Он сначала решил, что это такой странный куст растущий прямо на льду, но подойдя ближе, обнаружил что это настоящие огромные рога. В мутной зеленоватой толще просматривался остальной скелет великанского оленя. Бедолага застыл в напряженной позе, будто лед сковал его прямо во время попытки выплыть. Волчок оторвал взгляд от оленя и пошел дальше. Но через пару шагов увидел в толще льда кости человеческой руки, а чуть дальше в иле поблескивал шлем от доспехов и человеческий череп с раскрытым ртом. Влад потрясенно замирал, разглядывая каждую находку. Однако ему стало неловко за свое любопытство. Он шел по жертвам, которые погибли страшной смертью и никогда не получат покоя.

Даже само болото будто сердилось на него. Мороз все сильнее кусал за лапы, вгрызаясь в незажившие раны, и заволакивал мутной пеленой солнце. Оно все хуже высвечивало то что под льдом. Невозможно было даже сказать наверняка, с какой оно стороны. Над болотом царил рассеянный однообразный свет.

Но что Владу показалось действительно странным — это отсутствие снега не только на льду, но и на деревьях. Внешние погодные явления не касались болота. Оно словно было отдельным миром внутри Нави. А, может, даже существом.

Из тумана долетел низкий трубный вой, какой мог издать только почуявший добычу монстр.

Шерсть на всем волчке встала дыбом. Он ускорился, насколько позволяли когти проскальзывающие на льду.

Однако из экскурсии по музею смерти он все-таки вынес кое-что ценное — знание, что отсюда невозможно ничего вынести. Он просто утопит чешуйку в болоте. Пусть потом кто-нибудь рискнет ее выловить — живо станет частью огромного холодца.

Влад аж просиял от своей гениальности и замотал хвостом.

Великий замысел пришлось отложить до берега. Не хотелось бы провалиться на полпути и тоже стать заливным оборотнем. Влад умел плавать только наполовину — то есть, неистово барахтаться, чтобы выбраться на ближайшую сушу, не дальше его роста.

Берег болота оказался довольно близко и представлял собой утес, обрушившийся в воду россыпью больших и мелких камней. Оборотень лихо выпрямился, отковырял на берегу самый большой булыжник, какой смог поднять, влез с ним на самый дальний от берега валун, замахнулся и со всей силы бросил.

Камень стукнул о твердь. Раздался раскатистый «пиу», похожий на выстрел бластера и наступила прежняя ватная тишина.

Волчок неподвижно сидел на валуне и осуждающе смотрел на лед, который даже не треснул. А какого еще результата можно было ожидать, когда один тупой объект пытается разбить другим тупым объектом третий. Он бы еще покидался воздушными шариками в облака.

Оставить чешуйку лежать здесь до весны он боялся. Вдруг болото даже летом не мерзнет. Не зря же оно называется Мерзлым. Долбить лед сейчас, в самый разгар зимы, тем более было верхом идиотизма. Но попробовать стоило хотя бы ради забавного звука.

Влад мученически вздохнул, слез с валуна и потащился прочь с болота.

Единорожиха строптиво мотнула головой, чуть не вырвав удила. Не нравилось ей как долго всадник смотрел с обрыва на посадочную полосу, оставленную каким-то сумасшедшим.

Север и без лошадиных намеков понимал, что здесь им не спуститься. Он с неохотой оторвал чутье от Марийкиного следа и направил его на поиск другой дороги, постепенно спускаясь вдоль отрога обратно к полю.

Склон становился все круче, пока не превратился в высокую стену ощетинившуюся острыми выступами точно копьями. Когда охотник уже начал беспокоиться, что чутье опять обмануло его или сломалось, в хребте показался разрыв, узкая расщелина. Перебираться через нее пришлось пешком, ведя пугливую лошадь по камням, которые норовили выскочить из-под ног. Каждый рокот перекатившегося камня, каждый стук копыта эхом разносился по ущелью, грозясь обрушить на незваного гостя и его лошадь град камней.

Север остановился, придержал шапку и сквозь густые облачка выдыхаемого пара посмотрел наверх. Островерхие скалы нависали своей темной громадой точно сторожевые башни замка, в котором Север мог бы по неосторожности остаться навсегда. Будет лежать заваленный камнями и умирать от переохлаждения, зная что никто его не найдет, потому что со стороны этот переход не видно, а следы заметет первый же снегопад. Он представил это без страха, но с завораживающим любопытством и смирением. Никто не пойдет его искать. Он остался один со своей целью и жизнью. Но даже если Врана правильно накаркала, и он не сможет пройти болото, то не испугается смерти, потому что с той стороны его давно ждет мама.

Выбравшись из ущелья, Север сел на лошадь и поехал с холма вниз к лесу.

Солнце, словно уступая дорогу, переползало по далеким хребтам на юг, за спину охотника. Но тень еще не тронула снежную равнину по эту сторону отрога. Пейзаж застыл под морозной завесой, стояла гробовая тишина. В деревне в такую погоду хорошо: выскочил по делам на пять минут, а потом сидишь целый день дома, где все свои, галдят, звякают посудой, едят и пьют от безделья. Здесь пятью минутами не отделаешься и нигде по-быстрому не отогреешься. Кругом нетронутые человеком места, безжизненное царство холода и солнца.

Лошадь вдруг стала как вкопанная.

— Пошла. Н-но.

В ответ на цыканье она лишь мотала головой, выгибала шею и пятилась.

— Эй, чш-ш, успокойся, — он гладил кобылу по холке, а сам настороженно озирался. — Ты кого-то чуешь?

Лошадь перестала вырываться, но продолжала тревожно стричь ушами и месить копытами снег. Север прислушался, вглядываясь в елки, но ничего подозрительного не замечал. Тишина, белые от инея деревья в морозной дымке. Рассеянная тень метнулась от леса в сторону охотника.

Пересмешники! — задохнулся от испуга Север. — А единорог без пернатника!

Охотник бездумно и резко натянул повод, разворачивая лошадь к ущелью. Та решила поступить еще проще и встала на дыбы. Всадник вцепился одной рукой в седло, другой повис на поводьях и вместе с животным завалился в глубокий сугроб. Непроизвольное ругательство стоило Севру полного рта снега. Единорожиха перевернулась, случайно лягнув охотника по колену, поднялась, раскидав рыхлый снег, и помчала обратно в ущелье.

Крылатые тени скользили по снежному покрывалу, настигая быстроногого единорога, и… обгоняя его. Ни один хищник не спикировал на очевидную добычу.

Север тихо недоумевал, зарывшись в снег по самые глаза.

Иной раз и в густом лесу от пересмешников не спрячешься, а тут кобылу с черным мешком при черном седле на белом снегу не заметили. Или не захотели? Им что, так — не интересно? На всякий случай Север дождался, пока не пролетит вся стая. Только тогда уже высунулся из сугроба и отряхнулся. Колено пульсировало болью, но послушно сгибалось и разгибалось. Не сломано, но здоровый синячище гарантирован.