Путь был свободен. Влад рванул к выходу. От радости и спешки лапы соскальзывали и промахивались мимо веток и камней. Часть завала его стараниями даже обсыпалась.

Снаружи, из-под снега показался черный нос, а затем как тюлень из полыньи выполз остальной оборотень.

Отряхнувшись, он просто стоял на двух лапах, наслаждаясь свободой и переводя дух. Гора оказалась далеко позади. Впереди раскинулось снежное поле с редкими елочками и холмиками вроде того из-под которого вылез Влад. Здесь было не так светло, как показалось из пещеры. Солнце уже скрылось за горизонтом, подрумянив напоследок редкие облака и накрыв снежные барханы прозрачной вуалью синеватых сумерек.

Никакой "непригодной дороги" не наблюдалось. Либо Врана ему конкретно наврала, либо он не там вышел. И это означало, что Снежок ждет его где-то там, а он где-то тут.

—… Ой, — неловко пробасил он.

Было бы стыдно, если бы все не было так сложно. Обратно он не полезет даже под угрозой расстрела. Возвращаться по верху и искать Снежка у него тоже не было времени и сил. Он не знал в какую сторону идти. Нужно найти убежище, чтобы пережить холодную ночь. В конце концов, он и сам как-нибудь сам до Змея дойдет. Через Мерзлое Болото все равно придется идти одному. Если надо будет, найдет направление по пересмешникам.

Крылатые хищники как по вызову появились из-за северных гор. Они летели зачарованным роем в одном направлении, почти одновременно взмахивая большими крыльями. В сумерках их бесшумный полет выглядел таинственно и апокалиптично, словно метеоритный дождь.

Прижимая локтем чешуйку, оборотень проводил пересмешников взглядом и заметил вдалеке, за стеной леса и скал размазанное по небу пятно дыма. Влад принюхался и обнаружил, что морозный воздух был не совсем свежий, а слегка подкопченный. Видно, дым шел от Чистого.

«Надеюсь, вы там просто жарите шашлыки», — задумчиво протянул Влад и побрел искать, а может и рыть, укрытие на ночь.

Шашлыки в Чистом никто не жарил. Однако, тушение пожара сближало ничуть не хуже. Бунтовщики, прекратив самосуд, сразу нашли ведра и лопаты и припахали «изменников» помогать. Больных и раненых сразу повели в дом лекаря к Мофье.

— Хафён, идем, — позвала Врана. — Хафён!

Ученый полностью закутавшийся в плащ стоял к ней спиной и будто не слышал. Он смотрел как такой же шестирукий упырь, только упитаннее и здоровее него, не боясь солнца и засучив рукава, носит ведра и весело общается со всеми подряд. Он взглянул на Хафёна, но судя по неизменившейся ухмылке, не узнал в плаще родного брата.

— Идем, — русалка положила руку ему на плечо. — Понадобится твоя помощь.

— Стойте!

Не успели они повернуться, как Вране на руки свалили Гарью.

— Это что?

— Разберитесь с ней сами, — сказал Север, не сомневаясь, что русалка легко донесет девушку через весь поселок. — Я останусь и помогу.

— Обалдел? Посмотри на свои штаны. Сам по колено в крови. Без тебя потушат.

Север на это только раздраженно цыкнул, мол, не отвлекай мужчину от важного дела такой ерундой, и кинулся помогать тушить.

— Хочеф, я понесу.

— Расслабься, я же русалка.

— И фто теперь на тебе мофно воду возить?

Девушка криво улыбнулась и поудобнее перехватила на руках Гарью.

— Кроме тебя в этом никто не сомневается.

Огонь шустро закидали снегом. Кто бросал его через окно — в этом лучшим был Лыш, работающий как снегоуборочная машина, — другие таскали снег ведрами в избу, на обратном пути вынося уцелевшее добро. Слаженной работой дом удалось спасти от необратимых разрушений. Огонь успел немного пожевать мелкую деревянную и тряпочную утварь, закоптив стены и потолок. Только вот печка развалилась, как будто в ней что-то взорвалось. Хорошо, что в этот момент все вышли на бунт и в доме никого не было.

В этот же вечер в столовой собрали праздничный стол из всего, что было приготовлено на два дня. Поводов хватало: пленников из города спасли, чешуйку с Владом отправили, пожар потушили, а у кого-то еще кстати были именины. Многофаланговый длинномордый парень с баяном так лихо играл за столом, что другие музыканты, переглядываясь, тоже поспешили присоединиться. Дожевывая на ходу, они побежали за своими инструментами, а когда вернулись, веселье взлетело, как с пинка. Вскоре все наелись и за столом пошел шумный разговор с шутками и байками. Некоторые бунтовщики все «плакали» по старосте, как по покойнику, и возмущались утратой Змеева дара. Но их нытье терялось за пением, хлопками и топотом в такт заразительному мотиву песни, которую завели тетушки и подхватили девушки.

Север местных песен не знал, а шутки ему почему-то казались несмешными, а то и вовсе непонятными. Он молча ел и как ежик в тумане постоянно думал про лошадь и о том, когда ее стоит увести: сейчас, под шумок или подождать, пока все успокоятся.

Этот вопрос пришлось отложить, потому что невозможно спокойно соображать, когда тебя постоянно дергают, то подначивая спеть, то пытаясь вытрясти хоть смешок над рассказанной шуткой. Еще сложнее возражать сатиру, который сначала хотел тебя придушить как врага народа, а теперь навалился на плечи с дружескими объятиями, настойчиво подливая брагу, отвратительно сладкую, из мелких навьских яблок. Север послушно выпивал одну кружку за другой, считая, что лучше сейчас подыграть, а потом тихо свалить. К тому же брага для его чутья была не вреднее кваса. И если что, он все равно уже знал примерное направление.

После ужина гулянье было решено перенести в баню. Тут уж Север не медлил. Он не мылся с самой Гарькиной свадьбы. Толпа из столовой шла неспешно и весело, и ему удалось прийти одним из первых. Дорвавшись до горячей воды, чуть всю ее не извел, натираясь мочалкой до красных следов, желая смыть с себя все, что испытал за прошлую ночь: встречу с большим старым оборотнем, тяжелую дорогу, грязную правду о Лютомире и стыд за свою службу ему. Осторожен был только с раненой ногой. Дырки от волчьих зубов едва начали затягиваться, и прокушенную кожу щипало от воды. На второй голени для симметрии выступил синяк — еще один подарок от Йура.

Действие отвара давно прошло, и раны начинали болеть, а позже и голова. Горячий банный туман одуряюще пах травами и шампунями. Дверь то и дело хлопала, и народу прибавлялось. К нежным ароматам примешалась кисло-сладкая вонь браги, и Севра от ядреной смеси запахов начинало мутить. Но как только он собрался выйти на свежий воздух, один мужик в этот момент посмел вслух подивиться, как поселок, в котором живет нечисть, назвали Чистым, мол «Лихой вы каламбур вы придумали!»

Все замолчали. Север передумал выходить прямо сейчас и забился в туманный угол, прикинувшись ветошью. Называть нечисть нечистью перед самой нечистью — плохая примета. Однако нечисть оказалась несуеверной и дружно захохотала.

— И правда смешно! — сказал Паукан, потрясая ковшом с брагой в одной руке и закусью в остальных. — Но вообще-то, поселок так назвали из-за родника. У него приток от Змеева логова. А там вода вся целебная. Правда, пока до нас течет, сила ее пропадает, но она все еще очищает от всякой заразы.

Упырь раскланялся, услышав дружное уважительное «О-о-о!».

— Сила не пропадает, а рафбавляетфя притоками, — уточнил Хафён, заходя в баню.

— А какая разница? — закатил глаза Паукан, не удивившись и не поздоровавшись с братом, которого не видел много лет.

— Ефли ты наберефь воды у его логова, она фохранит ффою силу, куда бы ты не пофел.

— Как же я по тебе скучал, Ха-Цён, — с сарказмом признался первый упырь.

— Вфаимно, Пауль-Кхан.

Братья буравили друг друга взглдами, не замечая, как у всех вытянулись лица.

— Видишь, как все хорошо кончилось. Я же говорил, ты выберешься оттуда.

— Не говори так, будто это твоя фафлуга.

— Ребят, — протянул Лыш, вставая между спорящими. — Давайте не будем ссориться! Сейчас так трудно уберечь родню, а встретить тем более! У меня вот брат нашелся!