Внушаемые мысли казались Владу привлекательными и разумными. Но он устал, физически и морально. Слишком много событий для него за день, за последние несколько недель. Слишком много последствий. Слишком много сил потрачено. И именно поэтому он не мог позволить себе все бросить. Дар Змея — опасная игрушка в неумелых руках и вечное яблоко раздора. Его нельзя оставлять.

Хотя Влад уже сомневался, что доберется до Змея. Тяжелая пластина мало того что оттягивала челюсть, так еще и цеплялась за ветер, норовя вывернуться и шлепнуть по голове, либо попасть под лапы. Мокрый снег крупными кусками лепил в морду, заставляя щуриться. Влад толком не видел, куда бежит и не помнил дороги. Животный инстинкт услужливо вел его к городским воротам той же улицей, по которой его вез сюда Ивар.

Пересмешники на пути почему-то разлетались вороньем, бросая добычу. Зато сзади послышался рык пополам с одышкой.

"Все-таки увязался", — огорченно подумал Влад, оглянувшись на хромающего седого оборотня. — "Прет как паровоз. А то старым прикидывался".

С последним усилием, волчок ускорился и оторвался от погони. Однако впереди ждала новая подстава — закрытые ворота и толпа Татьевых сторонников.

«Ну, все, пан или пропан» — невесело усмехнулся про себя Влад, и, сжав челюсти и мохнатые «булки», почесал прямо через толпу. Тролли, фавны и русалки двинулись на него, но так и не смогли бросить ни одну сеть. Остановленные неведомой силой, они обескураженно замерли и расступались перед волчком. Они не могли даже швырнуть в него сеть или камень. Их парализовало, как Влада тогда перед Лютомиром. Дело в чешуйке? Возможно, если Влад теперь частично ее владелец, то и Татия нечего было бояться.

Ворота снова были закрыты. Но они не должны были стать препятствием. В первый раз Влад через них уже убежал и вряд ли с того времени сильно растолстел. Но в тот раз у него не было при себе багажа. Проклятая кругляха не пропихивалась, какой стороной ее не прикладывай. Влад ощущал себя ребенком пытающимся просунуть фигурку со звездочкой в дырку для месяца. Теперь ясно, откуда взялось выражение «Ни в какие ворота не лезет». Оборотень перестал тыкаться наугад и осмотрел герсу. Семью клетками выше ряд между прутьями был больше. Влад полуобратился и полез на решетку.

Толпа нечисти воинственно оживилась, приветствуя старосту как последнего бегуна в марафоне.

Старый опоздал. Чешуйка уже провалилась, со стуком упав на мостовую по другую сторону ворот. Влад полез в эту же дырку, но не успел. Его схватили за хвост и грубо сдернули с ворот, отшвырнув в сторону, точно кота с занавесок.

Татий выплюнул клок черной шерсти и двинулся к Владу, замершему в ожидании. Верхняя губа волчка дрожала в неуверенном испуганном оскале. Рядом с трепещущим от страха сердцем едва теплилось несмелое рычание, больше похожее на храп хомячка.

— «Куда это ты собрался? — обычный старческий голос с трудом вязался со свирепым обликом. — "Мы так не договаривались. Я тебя пригрел, накормил, научил. И вот как ты меня благодаришь?»

— «Я не хочу, чтобы с Чистым случилось то же, что и со Змееградом».

— «Ты зря равняешь нас с людьми. Я распоряжусь даром умнее и справедливее. И собираюсь позаботиться обо всех одинаково. Ведь ничто человеческое мне не чуждо. Как и тебе. Неужели ты готов забрать у людей все хорошее?».

— «Ничего хорошего тут нет», — спокойно ответил он, неотрывно следя за каждым движением старого.

На секунду он скользнул взглядом за его спину. Там, за стеной снега появилась птица с женским ликом; села на подставку для факела и сложила крылья. Влад с трудом сдержал волчий рефлекс склонить голову на бок. Ему некогда было вспоминать, где он эту птицу уже видел. Татий обернулся посмотреть, что там заметил Влад, и ухмыльнулся.

— «Птица Сирин. Видишь, плохой знак. Отступись, щенок. Ты не доберешься до Змея. Откуда тебе знать, что он возьмет ее обратно? Скорее всего просто убьет тебя. Подумай. Мы еще можем договориться».

— «Я подумал».

Стараясь не трястись от страха, Влад пошел к воротам, надеясь, что старый достаточно устал и измучен болью сломанной лапы, чтобы подумать и сдаться. Тогда, возможно ему еще позволят вернуться. Не на место старосты, но хотя бы в деревню.

— Плохо подумал!» — отрезал Татий и бросился на волчонка.

Сцепившись, они ударились о ворота, стряхнув с них едва налипший снег, и покатились по снегу. Ошарашенная толпа, толкаясь, бранясь и охая, поспешно уходила с пути бело-черного клубка первобытной ярости. Свирепый клокочущий рык смешался с болезненным визгом в леденящую кровь грызню. На снежной слякоти расцветали алые брызги.

Влад дал внутреннему зверю полную волю, словно наблюдая со стороны. Ему было так страшно от происходящего, что он искренне удивлялся, почему все еще жив, как умудряется избегать смертельных укусов и где находит ловкости и сил рвать чужую шкуру. Везение не могло длиться вечно. Сейчас он оступится и ему точно конец. С секунды на секунду. Сейчас. Пусть бы его уже убили, лишь бы кошмар прекратился.

Клубок сцепившихся оборотней разбился о перевернутую каменную чашу с цветами. Влад упал на бок, но быстро перевернулся на брюхо, повернул голову к врагу и словно в замедленной съемке смотрел, как огромный седой волк в алых брызгах снега разворачивается к нему и раскрывает окровавленную пасть.

Послышался тугой щелчок. Старый оборотень дернулся, вытянул лапы в мощной судороге и завалился на бок, точно обморочная коза. Волчок, выйдя из ступора, отпрыгнул от Татия как от чумного и, настороженно съежившись, смотрел как тот мелко подергивался, но напасть больше не мог.

— Влад! Эй! — к оклику добавился свист.

На почтительном расстоянии от волчка стоял Элексий. Владу давно рассказали что он играет на стороне Чистого. И хоть обида за сцену с отваром не прошла, но теперь была неуместна. Да и вспоминать стыдно.

— «Неплохо ты его заземлил», — как можно более непринужденно похвалил Влад.

— Ого! Это ты говоришь? Ничего себе! Я тебя слышу! — обрадовался Элексий, опустил лук и подошел к волчку. — Извини, припозднились. Успел тебя старый покусать.

Влад в самом деле выглядел так, будто попал под огромную газонокосилку. Где-то недоставало шерсти, где-то налипли белые клоки, кончик надорванного уха висел, что называется "на соплях", придавая волку дурашливый вид, и хвост торчал ободранной метелкой. После драки тело все еще била немая дрожь. Чувствительность возвращалась медленно. Первым делом болью обожгло открытые раны, которые лизал сырой снежный ветер. Уже потом тупой болью проступали синяки и ушибы.

Влад покивал и молча похромал к воротам.

— Стой! Ты что так и пойдешь?

— «А что мне ждать, пока этот встанет?» — он кивнул носом на Татия.

— Это случится нескоро. Видел, как его шарахнуло? Это мне Хафён такие стрелы придумал, — сбивчиво затрещал Элексий, а потом оглянулся и крикнул в толпу. — Ну, иди сюда, не кусается он!

Толпа смущенная потерей предводителя рассеянно топталась, не решаясь ни напасть, ни уйти. Навьи существа расступились, и Влад увидел как шестирукий упырь, почему-то по пояс голый, но с сумкой через плечо слез с единорога и посеменил к ним.

— Не смотри на меня так. Я тебе фла никогда не фелал. Только нафему любимому князю, — упырь повернулся голой спиной, на которой все место занимал шрам в виде раскорячистой руны. — Видиш? Я не мог покидафь фвой «кабинет», пока старый пердун был жиф. Мофно сказать, был запефятан, как ты. Теперь мы оба фободны. Я фебя офободил, а ты меня.

Пока ученый болтал, Элексий успел на скорую руку обмотать волчку тряпкой хотя бы укушенную до мяса заднюю лапу.

— Влад, скажи ему, чтоб не глупил. Этот дурак в Чистый собрался. А тут он нужен больше. В деревне умных не любят, по себе знаю. А городу рукастые умники нужны, особенно сейчас.

— Да в гробу я видел этот город. На полфага к нему не подойду! — плюнул ученый. — Но снафяла кое-фто тебе отдам. Фпопыхах, правда, фобрал.