«Не смейся».

Господи, почему она всегда меня смешит?

— Ты сегодня кислая. — Я контролирую губы, чтобы они не выдали меня, но уголки рта дерзко приподнимаются. — Метеоропатия?

— Думаю, — правильный диагноз — аллергия на твоё присутствие, но давай не будем формальными. Почему ты приехал в офис в… — она проверяет часы на запястье, и от удивления её рот превращается в правильную букву «О», — Боже, неужели уже четверть седьмого?

— Я попал в большое количество пробок. Иначе приехал бы раньше.

— И зачем?

— Ну, во-первых, из-за плана. Но также и по другому поводу. — Я избавляюсь также и от пиджака, и пользуюсь возможностью достать телефон из внутреннего кармана. — Встреча с 18 до 19: «Шар, чтобы закатать в асфальт отдел кадров!» Камилла Феррари приняла приглашение, — прочитал я на экране. — Для тебя так важно произвести хорошее впечатление на другие отделы?

Камилла опускает плечи и выключает музыку. Воцаряется тишина. По дороге в кабинет я встретил многих коллег, спешащих на парковку. Этаж, должно быть, полностью опустел. Нас окутывает только стук дождя о стекло.

— Неважно. Я сделаю сама.

Камилла приседает под стол и появляется с коробкой, которую моя нога слишком хорошо запомнила после того, как я ударился об неё.

Я выхватываю коробку из рук Камиллы и водружаю на свой стол рядом с компьютером.

— Сначала рождественская фигня, а потом план. Приготовь всё. Я на минутку отлучусь в туалет.

И не дав возможности возразить, выхожу из кабинета.

В действительности мне не нужно никуда идти. Мне просто необходимо пространство. И воздух. Этот кабинет на самом деле слишком тесный, мне трудно думать. Взглянуть на вещи в перспективе. Отличать хорошие идеи от плохих.

Быстрым шагом я иду по коридору. Я был прав, не осталось почти никого. Все кабинеты, мимо которых прохожу, пусты. Под тёплым светом светильников обстановка выглядит как в склепе. Контраст с дневной атмосферой впечатляет.

Я дохожу до зоны отдыха с креслами-качалками и искусственной травой, пока не оказываюсь в двух шагах от торговых автоматов. Выискиваю на кнопочной панели два больших кофе и несколько пакетов таралли доступных для сотрудников, и другие закуски, выбирая те, в которых нет ингредиентов животного происхождения.

Вернувшись в кабинет, я застаю Камиллу за вторжением на мой стол (потому что её уже занят). Она высыпает содержимое коробки на столешницу.

Клей, зубчатые ножницы, цветные листы папиросной бумаги, блёстки и всевозможные ленты заполоняют моё рабочее пространство. На единственную свободную часть стола я ставлю два стаканчика и закуски.

Привлечённая движением, Камилла поднимает голову от позорища, которое пытается сделать самостоятельно. Она окидывает взглядом напитки и снэк.

— Я думала, ты предпочитаешь ристретто.

— Напиток из автомата можно назвать кофе? Спасибо, Эдоардо было бы…

— Разве тебе нечем заняться сегодня вечером? — резко прерывает она.

И большой привет спасибо.

Я придвигаю стул ближе к ней и вдыхаю сильный запах клея, который навевает воспоминания о начальной школе.

Камилла наклоняет голову над шариком из полистирола, отрывает кусочек приклеенной папиросной бумаги, чтобы выровнять. Она снова смотрит на свою работу, испытывает разочарование и снова срывает. Кончики её пальцев покрыты тонким слоем застывшего ПВХ, но я всё ещё улавливаю мятно-ванильный аромат, который будоражит меня внутри.

— Перестань пялиться и помоги, — ругает она меня. — Я не умею делать декупаж.

— Да что ты говоришь? У меня же есть степень магистра Art Attack… Что мне делать?

Камилла поворачивается ко мне. Она уже успела испачкать щёку хайлайтером. След цвета фуксии на левой скуле нарушает симметрию лица.

— Возьми отделку. Я буду держать шар ровно, а ты оборачивай.

— А я должен?

— Ты можешь и должен, я верю в тебя, — дразнит она, поднимая шар между нами.

Окей. Я могу это сделать.

Закрепить ленту вокруг шара, так вроде?

Беру красную ленту в чёрный горошек и повинуюсь. Я осторожно распределяю её вокруг полистирола, который Камилла поднимает одной рукой. Невольно я прикасаюсь к спине Камиллы, когда переворачиваю ленту.

Нет, неправда. Я очень этого хочу.

Камилла ослабляет хватку.

Интересно, у неё тоже закружилась голова? Если и она чувствует потребность ощутить это снова. Или, возможно, только я…

Я наблюдаю за ней. Есть ли у меня хоть тысячная доля того влияния, которое я оказывал на неё вначале? И почему мне так важно это выяснить?

Она сосредоточила своё внимание на полистироловом шаре. Непроницаема.

— Я всегда держу его максимально твёрдым во время использования. — Расплываюсь в улыбке я.

Румянец на её лице стоит больше любых слов.

— Спасибо, Эдоардо, за твой бесценный вклад маньяка! Ты хоть раз в жизни работал руками?

— Обычно я занимаюсь другими видами рукоблудия. Может быть, я смогу показать тебе.

Камилла широко раскрывает глаза и начинает кашлять. При этом она опускает шар. Лента разматывается на столе. И всё необходимо переделать.

— Твою мать! — выпаливает она.

Камилла берёт шар и ленту цвета божьей коровки. Не знаю, как она планирует всё исправить. Я не знаю, потому что меня отвлекает этот фуксиевый след от хайлайтера.

Это всё, о чём я могу думать.

Мне хочется провести по нему большим пальцем и стереть.

Даже не уверен, что именно я отдал своей руке приказ двигаться. Вижу, как рука поднимается, беспрепятственно двигаясь по воздуху, пока Камилла занята игрой в маленького городского художника. На её лице появляется победное выражение.

— Эдоардо? Ч-что?.. — она застывает, держа в руках маленький шар, измазанный виниловым клеем.

Тепло её кожи проходит сквозь мою ладонь и заставляет вибрировать тело, а в горле пересыхает. Мне хочется избавиться от фасада, который я слишком долго поддерживал. Это толкает меня послать всё к чёрту и взять то, что хочу.

У Камиллы округляются глаза, она в поисках кислорода, помощи, и уверен, что менее чем за две секунды она всё обдумает, завопит и отвесит мне эпическую пощёчину.

Поэтому я действую импульсивно.

Я провожу большим пальцем по следу от маркера, наклоняюсь и целую.

Доля секунды — и губы Камиллы оказываются между моими. Мягкие, нежные и вкусные. Две секунды, но оно того стоило.

Я избавился от желания.

И был прав. Именно блеск на губах имеет вкус мяты и ванили. Он смешивается с ароматом Камиллы в головокружительной формуле. И мне это нравится. Боже, это сводит меня с ума. Я ещё даже не поцеловал её как следует, а уже пустился в гиперураган прелюдии.

Теперь я, возможно, даже получу пощёчину, которую заслужил.

Только она не приходит.

Камилла не реагирует.

Она тяжело дышит и выглядит так, будто у неё вот-вот случится сердечный приступ. Думаю, она в шоке. Как некоторые животные, которые в ситуациях крайней опасности для спасения притворяются, что умерли.

Неуверенный, я немного отстраняю свой рот от её губ.

— Камилла…

— М-м-м? Д-да? Вот… я… вау, чувак… ты, я имею в виду, мы…

Да на х..

Я расплетаю её волосы, погружаю в них пальцы и возвращаюсь к поцелуям, как отчаявшийся мужчина. Прижимаю свои губы к её губам, двигаю ими, умоляю ответить мне. «Делай с моим ртом, что хочешь». Камилла закрывает глаза. Она испускает вздох неудовлетворённости… а затем ласкает мою нижнюю губу.

Языком.

Моим намерением было заставить её отреагировать, но мгновенно отреагировал я. Дерьмо. Две секунды, и всё, о чём могу думать, — это желание раздеть Камиллу, чтобы она лежала на мне обнажённая. Как давно я желал женщину с такой силой? И почему, почему из всех именно она?

— Боже, — бормочет она мне в рот. — Ещё.

— Да, — киваю я. — Да, ещё.

Обхватив лицо ладонями, я увеличиваю ритм поцелуя. Я вкладываю в него всё, что у меня есть. Губы, язык, зубы. Ярость, гнев, желание. Всё напряжение, которое я испытывал с тех пор, как узнал её, наконец-то находит облегчение.