Типу ласково трепал Тауса:

— Не я, а Таус победил это нечистое животное. А твой конь не годится болыше для травли. Он ранен.

— Да. Ему уже не забыть никогда кабаньих клыков, — согласился сипахдар.

— Возьми любого коня из моей конюшни.

— Спасибо, хазрат! А Тауса вели подковать серебряными подковами...

Убитых кабанов охотники оставили крестьянам, а сами принялись за оленей.

Привал был устроен на холме, у самого моря. Охотники отдыхали в тени деревьев на коврах, ожидая, пока мир-матба приготовит трапезу. Типу глядел в сторону моря. Спокойное и могущественное, оно простиралось до горизонта, где виднелись паруса чужих кораблей. Приближенные почтительно молчали, слушая его слова:

— Шесть месяцев в году ветры дуют с запада, и идут к нашим берегам корабли ангрезов с солдатами и пушками. Другие шесть месяцев ветры дуют с востока, и ангрезы увозят домой богатую добычу. Нам нужен сильный флот, чтобы противостоять им. Как-то Бахадур сказал: правитель, имеющий сильную армию и хороший флот, непобедим. И он был прав.

— Погляди, какой лес растет вокруг, хазрат! — широко повел рукой Лютф Али Бег. — Из него можно построить отличные корабли. А наши пушки и порох не хуже, чем у ангрезов...

Гази Хан с сомнением взглянул на Типу и сипахдара.

— Не нравится мне море, — сказал он. — Нет в нем правды.

— Почему? — спросил Типу.

— Родной дом майсурца — леса и равнины Декана. На коне или пешком — он грозный противник ангрезам, Маратхам и хайдарабадцам. А что ему делать в море? Ни спрятаться от погони, ни найти удобного места для засады...

Все невольно заулыбались. Старый Гази Хан был по-своему прав. Он знал как свои пять пальцев все тропы, леса и равнины Декана. В открытом море он чувствовал бы себя неуютно.

— А потом, у нас нет хороших моряков...

— Но ты забыл о жителях Малабара, отважный Гази Хан, — возразил Типу. — Они плавают как рыбы и не страшатся выходить в море на своих катамаранах даже в шторм! Кажется, один только Аллах помогает им держаться на этих бревнах, перевязанных веревками. О, из них получатся храбрые моряки!

— Им нельзя доверять, — убежденно ответил старый Гази Хан. — В свое время твой отец поручил командовать флотом Майсура ангрезу Станнету. И когда тот увел его в Бомбей, малабарцы не воспротивились. А в эту войну адмирал ангрезов сжег все новые корабли, которые были заложены на Малабаре. Что толку от флота? Один перевод денег.

— Нет, Гази Хан. Флот необходим, — с не меньшей убежденностью сказал Типу. — Вместо сожженных кораблей мы построим новые — сами или с помощью иноземцев. У нас будут мореходные школы в Оноре, Каннануре и Мангалуре. Ты еще услышишь об отважных майсурских моряках!

Типу помолчал.

— Ты рожден для конных схваток, засад и атак, отважный Гази Хан. Скоро я прикажу тебе ехать в Шрирангапаттинам и учить военному искусству моего сына Фатх Хайдара, как выучил ты меня.

— Спасибо! — с чувством сказал польщенный старик.

— А ты, Лютф Али Бег, поедешь вскоре в Константинополь, предложишь султану нашу дружбу и попросишь помощи.

— Для меня это великая честь, хазрат! Но неужто не суждено мне стать мир-бахром твоего будущего флота?

— В свое время. А пока посольства будут направлены также шахиншаху Ирана, эмиру Афганистана и королю Франции. Опытный вакиль поедет и к королю Англии с просьбой, чтобы Компания не натравливала на меня маратхов и низама. Думается мне, что король ангрезов не знает, что делают на Декане его слуги.

— Ночью шакалы дружно лают на луну, — скептически заметил Гази Хан. — При дворе правителя ангрезов торговцев Компании поймут скорей, чем твоего самого красноречивого посла.

— Все равно — нужно попытаться. Иначе скоро опять надо будет воевать с Компанией и ее союзниками.

Приближенные молчали. Главный мунши Хабибулла, поверенный тайных дум правителя Майсура, добавил:

— В новых войнах у тебя будет на кого положиться, хазрат. Смелые и опытные полководцы возглавляют твою армию. А вспомни о том сипае, который спас сегодня тебе жизнь... Сколько у тебя таких молодцов! А ведь он даже не коренной майсурец.

Типу пытливо поглядел на Хабибуллу:

— Да, это так. Но что нужно сделать для того, чтобы все до одного мои подданные поддерживали меня в борьбе с ангрезами, чтобы мои войны стали их войнами? Знаю, крестьянам нужна земля и умеренный налог. Ремесленникам нужны дом и хорошая работа. Воинам — добрый конь, острый меч и хорошая плата. Майсур должен стать прибежищем для тех, кого обижают и разоряют ангрезы. Пускай приходят в Майсур крестьяне из соседних государств. И как этому Рамасвами и его землякам, я дам им льготы, чтобы они могли подняться на ноги, защищу их от палаяккаров. Сплоченность — вот сила государства!

Приближенные слушали Типу затаив дыхание. Но почему он не сказал ничего о старых семьях Шрирангапаттинама, Бангалура и других майсурских городов, на которые искони опирались все правители Майсура? Что народ? Народ слеп!

Арзбеги доложил, что трапеза готова. Слуги расставили на дастархане котлы с пряным мясом, подносы с приправами и лепешками, медные кубки. Типу, как всегда, ел мало. Мухаммад Али, который за весь день не проронил ни слова, вдруг спросил:

— Хазрат, ты все-таки казнишь Касыма?

— Да, — сухо ответил Типу. — И при всем войске, чтобы впредь никому неповадно было вступать на тропу измены.

— Мир Касым происходит из старого и славного мусульманского рода!

— Тем хуже для него. Изменник!

— У него была старая крепость и мало людей...

— Людей у него было вдвое больше, чем сейчас у коменданта ангрезов. Город и крепость были полны провианта и боеприпасов. А он сдал их без боя. За это панчаят и приговорил его к виселице — не я! Во всем виноват Касым, которого ты держишь в своей палатке. Один ты ничего не видишь.

— Не вижу! — резко, почти вызывающе сказал Мухаммад Али. — Касым ни в чем не виновен!

Приближенные с изумлением глядели на Мухаммада Али. Никто еще не осмеливался говорить в таком тоне с Типу. Конечно, сипахдар — великий воин. Он пролил реки вражеской крови. Но разве может Типу в самом начале своего правления отменить приказ? Его тогда никто и в грош не будет ставить.

Лицо Типу оставалось бесстрастным, только полезла вверх и круто изогнулась правая бровь:

— Мне известно, что Касым — твой приятель, сипахдар. Однако неужели ты не видишь страшного урона, который нанес этот предатель? Врагу бессовестно отдан богатейший город. Сожжен новый флот. Нарушена вся торговля. Я несколько месяцев топчусь здесь со всей армией. Что дороже тебе — Майсур или предатель?

Мухаммад Али молчал. Весь его вид выражал непреклонное упрямство. Он вдруг вскочил с ковра, яростным рывком затянул пояс, надел чувяки и ушел, не спросив разрешения и не попрощавшись. Все ждали, что молодой правитель властным окриком остановит дерзкого упрямца. Типу даже не посмотрел ему вслед.

— Горячая голова, — сказал он. — Вздернут завтра предателя, сразу остынет...

Все молчали. Только Гази Хан, пользуясь привилегией бывшего наставника Типу, с сомнением покачал седой головой. Умудренный опытом старик знал сипахдара лучше Типу. Мухаммад Али разговаривал как человек, который ставит на карту все и сжигает за собой пути к отступлению...

Вскоре после памятной охоты сипахдар Зайн уль-Абедин Шастри получил распоряжение повесить Касыма. Широким каре выстроилось войско. Бывшего киладара повели между рядами сипаев. Глашатай, заглядывая в свиток, выкрикивал:

— Воины Майсура! За бесславную сдачу крепости киладар Мир Касым предается смертной казни! — барабанщики отбивали громкую дробь, и глашатай продолжал: — По его вине ни за что погибли тысячи людей, а казна понесла неисчислимый урон. Будь вечно проклят предатель за нарушение клятвы верно служить Майсуру, которую он принес на благородном Коране!