Рассматривая изувеченные бастионы и зияющие проломы в стенах форта, Типу заметил:

— Я бы сейчас охотно сделал то же самое...

Прибыл с рапортом Мир Садык.

— В форте ничего не уцелело, хазрат. Канцелярия разгромлена. Государственные бумаги, налоговые реестры со списками деревень свалены в кучи и сожжены...

— А казна? — нетерпеливо спросил Типу.

— Казна пуста, хазрат. В сундуках и мешках не осталось ни одной пайсы.

Типу недоверчиво поглядел на дивана. Тот виновато развел руками:

— Истинная правда, хазрат.

— Если это не безумие, то что же? — с негодованием воскликнул Типу. — Генерал ангрезов либо сошел с ума, либо считает меня дураком! Но напрасно он надеется уплыть в Бомбей с украденными деньгами. Видит Аллах — не я нарушил условия капитуляции...

Типу круто повернул Тауса и, окруженный толпой телохранителей и приближенных, поскакал прочь из форта.

Армия Мэттьюза успела сделать полный дневной переход к Хайдаргарху и была уже недалеко от лесов Западных Гат, как вдруг позади послышались звуки рожков и конский топот. С гиком проскакав с обеих сторон, усачи луути-вала быстро достигли головы колонны и загородили дорогу красному паланкину Мэттьюза.

— В чем дело? Что за спектакль? — спросил генерал француза-переводчика, который сидел на коне рядом с Лютф Али Бегом.

Молодой француз, великолепный в своей красно-голубой форме, смущенно расправил усы.

— Весьма сожалею, сэр! — сказал он. — Но Лютф Али Бегу велено остановить ваше движение в связи с тем, что... как бы это выразиться... — француз явно затруднялся, — ...в связи с тем, что в Беднуре не оказалось денег, которые должны были остаться после вашего ухода.

— Что это — предлог для срыва условий капитуляции? — резко спросил Мэттьюз.

— Не знаю, сэр. Я лучше передам ваши слова этому бравому вояке, — кивнул француз в сторону Лютф Али Бега.

Выслушав то, что было горячо сказано на фарси хмурым сипахдаром, переводчик снова обратился к генералу:

— Лютф Али Бег заявляет, что именно ваша сторона не выполнила условий капитуляции. Вы захватили с собой несколько сот тысяч золотых пагод — собственность Типу Султана, сожгли государственные бумаги, которые хранились в крепости, и вдобавок ко всему расстреляли пленных майсурских сипаев. Видите ли, сэр, Султан всегда держит слово, данное противнику, — добавил от себя молодой француз. — Я думаю, вы хватили через край. Султан бегает по своей палатке злой, как черт, а это с ним редко бывает...

— Молокосос! — взорвался Мэттьюз. — Мне нет дела до того, что вы думаете!

Француз, наказанный за откровенность, опешил. Невольная его симпатия к европейцу моментально исчезла. Он побледнел:

— Не забывайтесь! Вы имеете дело с офицером и дворянином!

— Хотите сказать — наемником туземного принца?

— Офицером королевской армии, генерал! — резко ответил француз. Как бы там ни было, а вы полностью нарушили условия капитуляции. И это дает Султану законное право не церемониться с вами. Располагайтесь вон в той уютной долинке, пока Султан будет решать, что с вами делать. Тем временем вы немного поостынете. Прощайте, мой генерал!

Мэттьюз выругался, но что мог он сделать с безоружной и измученной до предела армией, в которой каждый четвертый солдат и офицер был ранен или болен? Генерал проклинал сейчас свою самонадеянность и фантастические надежды на помощь с юга...

Пленная бомбейская армия промаялась в долине несколько дней, окруженная бурыми, поросшими редким вереском скалами. Немилосердно палило солнце, причиняя страдания больным и раненым; многие умирали, и их хоронили на импровизированном кладбище у края лагеря.

Армия, разбойничавшая в Оноре, Анантапураме и Беднуре, не имела права рассчитывать на снисхождение. За пленниками бдительно следили джасусы.

Первого мая 1783 года в устье долины появился зеленый шатер правителя Майсура. Начат был повальный обыск. Паника охватила солдат и сипаев. Каждый пытался скрыть от джасусов хотя бы часть золота, а те придирчиво перетряхивали солдатские ранцы и имущество офицеров.

Капитан Макдональд, которого пару дней назад чуть не застрелил майсурский сипай, когда тот ящерицей пытался выбраться из долины, лихорадочно мял в руках кожаный кошелек. В нем оставалось не так уж много. Макдональд схватил за ошейник своего колли — рыжего красавца с пышным хвостом. Разомкнув узкую пасть собаки, он запихивал туда монеты.

— Выручай хозяина, дружище! — шептал он.

Пес чувствовал себя худо — в желудке у него тяжелым комом лежало золото. Наконец, не вынеся издевательства над собой, он рявкнул и попытался укусить капитана, но получил крепкий пинок. Ах, эти неблагодарные люди! Давно ли во время одного из походов, когда солдаты и сипаи, обливаясь потом, шагали по дороге, капитан вместе с другими офицерами развлекался охотой на кабанов. Вот тогда-то черный и страшный кабан распорол брюхо коню и, яростно хрюкнув, кинулся было на вышибленного из седла Макдональда. Колли бросился на кабана и отвлек его от хозяина, который без памяти лежал рядом со сломанной пикой. А теперь — такая неблагодарность!

Однако капитану было не до собачьих обид. Награждая пса тумаками, он заставлял его заглатывать монету за монетой. Вскоре кошелек был пуст.

К полудню на место обыска прибыл Типу. Он сошел с Тауса и расположился в кресле на пригорке.

Пурнайя, глава финансовой и налоговой службы Майсура, доложил:

— Обыск ведется успешно, хазрат. Ангрезы прячут украденное золото и драгоценные камни в ранцах, в хлебе, в своих постелях, — словом, кто как может. Некоторых пришлось отделать прикладами — не желали отдавать...

— Продолжайте, — сказал Типу. — Деньги должны быть возвращены в казну.

Типу задумчиво смотрел на растревоженный человеческий муравейник. Он был не в силах понять английского генерала, который сам дал ему предлог для того, чтобы наказать эту разбойничью армию. Что ж, пускай пеняет на себя!

Обыск между тем продолжался. На кусках белой материи росли и росли кучи золота. Майсурцы обыскали солдат и унтеров. Наконец, пришла очередь офицеров.

— Нет у меня ничего, — жестами объяснил капитан Макдональд рослому наику.

Тем не менее по приказу наика сипаи тщательно перетрясли все имущество капитана. Ничего не оказалось и у слуг капитана:

— Гляди, Сагуна!— воскликнул один из сипаев, показывая рукой туда, где привязанная к колышку возле палатки коза, принадлежавшая капитану, обнюхивала крупный драгоценный камень. Он поблескивал среди полупережеванной травы. Капитан побледнел.

— Так говоришь — нет у тебя ничего? — спросил Сагуна, поднося к его носу драгоценный камень. — Проклятые убийцы!

Внимание сипаев привлекли и куры капитана. Они сидели в корзине, нахохлившись, с раскрытыми клювами. Несчастных птиц тотчас вспороли, из них полетели окрашенные кровью драгоценные камни. Потом очередь дошла до козы и колли...

Во второй половине дня Пурнайя доложил Типу:

— Обыск окончен, хазрат. По моим расчетам, недостает нескольких десятков тысяч... — Наклонившись, вазир сказал что-то на ухо Типу. Тот удивился:

— Не может быть!

— Правда, хазрат, — заверил Пурнайя, держась за кончик уха, — это была клятва. — Моих джасусов не проведешь.

— В таком случае вспомни, что делают маратхские пираты с пленными купцами.

Всему воинству ангрезов было приказано построиться и снять брюки. Майсурцы извлекали золотые монеты из таких частей их тел, которые вовсе не предназначались для целей хранения. Буквально падали со смеху французы из отряда Коссиньи. Молодой офицер-кавалерист, который служил переводчиком Лютф Али Бега во время разговора с генералом Мэттьюзом, хохотал до слез.

— Ладно, Дежан, — говорил он соседу-пехотинцу. — Против вашего толстяка ставлю вот на этого тощего капитана!