Вскоре после ухода Хамберстона к защитникам Пальгхата подошла подмога. С востока донесся глухой гром отсыревших барабанов и пение труб, затем послышался гомон людских голосов и конское ржание. Из-за гор вынеслись всадники, поползли белые колонны сипаев.

Вслед за авангардом подходившего войска показался эскадрон богатырей-соваров на арабских полукровках. В середине эскадрона, под зеленым знаменем с тяжелыми золотыми кистями, гарцевал на белоснежном коне всадник с посадкой великого воина и повелителя многих людей.

— Глядите-ка, Таус! — радостно галдели высыпавшие на стены пальгхатцы, указывая друг другу на белого коня. — Это сам шахзада[78] Типу Сахиб!

При виде знатного всадника фаудждар[79] Пальгхата велел спешно поднять на флагштоке майсурское знамя, а пушкарям палить «салами» в честь прибытия шахзады. И пушки, недавно грозившие бомбейским сипаям, жарко рявкнули салют в низко нависшее небо, окутав стены серым вонючим дымом.

Это был в самом деле Типу. Обеспокоенный Хайдар Али послал его на Малабар, поставив перед ним нелегкую задачу — опрокинуть в море непрошеных гостей. Немалые силы привел с собой шахзада: тысяч двадцать сипаев и соваров, европейский корпус Лалли, обоз с осадными орудиями и несколько батарей легких пушек.

Со всеми своими помощниками, муллами и старейшинами фаудждар Пальгхата поспешил навстречу принцу. Сойдя с коней, все они низко поклонились Типу.

— Добро пожаловать в Пальгхат, шахзада! Сердца твоих усердных слуг полны ликования при виде тебя, о опора трона! — произнес традиционное цветистое приветствие фаудждар.

Окруженный блестящей свитой, шахзада неподвижно сидел на своем Таусе. На нем был иранский шлем с крепкой стрелкой и золотыми ветвями по бокам, вышитый золотом халат. С пояса свисала сабля с драгоценной рукоятью.

— Ты и твои люди показали себя настоящими воинами, — сказал Типу, засовывая за пояс боевые рукавицы. —А Майсур ценит отважных. Пойдемте в крепость...

И Типу, а вслед за ним фаудждар и прибывшие с армией полководцы двинулись по алой ковровой дорожке к воротам Пальгхата, приветствуемые местными жителями, которые успели вернуться из окрестных лесов.

— Я спешил к Пальгхату, чтобы отбросить ангрезов, но ты сам справился с ними, — говорил фаудждару Типу, пытливо рассматривая лежащие под стенами сломанные лестницы, груды камней и обгорелые бревна — следы недавнего штурма. — Слава всем вам! Пусть будут достойно награждены все, кто отличился в бою.

— Будет исполнено, шахзада! — радостно сказал фаудждар.

А вечером, при ярком свете факелов и свеч, состоялся пир в честь прибытия наследника. Слуги раскатали во дворце фаудждара большой дастархан[80]; его уставили блюдами с желтым от шафрана вареным рисом, высокими медными кувшинами с вином, шербетом и чистой водой, серебряными тарелочками со сластями.

— Садитесь, — пригласил Типу полководцев и старейшин. Подавая пример, он первым опустился на ковер. Вслед за ним, придерживая оружие, уселись и остальные. — А ты, отважный фаудждар, садись рядом со мной. Велики ли твои потери?

— Всего полтора десятка человек, шахзада, — отвечал фаудждар. Его так и распирало от гордости при виде того, как Типу своей рукой накладывает ему в тарелку рис и мясо. Многим ли выпадает такая честь! — А ангрезы потеряли множество сипаев и белых солдат. Мои люди напали на их арьергард в узком горном проходе и с помощью Аллаха отбили все пушки и провиант. Ангрезы убегают от Пальгхата голодные и злые...

— Это пойдет им на пользу. Далеко они отсюда?

— Всего в трех-четырех переходах, шахзада. Они отступают к крепости Поннани. Ты найдешь ангрезов по брошенной амуниции и солдатским могилам.

— Что ж, мы этого следа не потеряем.

Типу сидел на ковре, поджав под себя ноги и слегка наклонив вперед широкие сильные плечи. При свете факелов сверкала его досиня выбритая голова. Кусочками лепешки шахзада захватывал горстки риса, клал их в рот и медленно пережевывал янтарные зерна, думая о чем-то своем.

Фаудждар искоса поглядывал на шахзаду. Он казался ему воплощением силы и отваги, этот молодой герой Майсура, непревзойденный наездник, искусный полководец и мастер дерзких конных атак. Слава его гремит по всему Декану, и о нем распевают по городам и деревням бродячие певцы.

— Бомбейскому командиру, как видно, очень хотелось взять Пальгхат, — осмелился нарушить мысли Типу фаудждар. — Он подсылал сюда джасусов, обещая большие деньги за сдачу крепости. Только ничего из этого не вышло.

Типу не спеша повернулся к фаудждару и пытливо посмотрел ему в глаза.

— Командир ангрезов понимает, что Пальгхат — сердце этой части Малабара, — сказал он. — А Малабар богат тиковым лесом и перцем, которыми мы торгуем с Аравией, Ираном и Пегу[81]. Товары эти нынче дороже золота.

Покончив с едой, Типу приложил к губам платок и потянулся за медным стаканом с водой.

— Ангрезы пришли на Малабар, чтобы выручить Мадрас, — продолжал он. — Но мы все равно сорвем с высокой мачты мадрасского форта их паучье знамя...

Когда с ужином было покончено, Типу достал из кармана великолепные английские часы, посмотрел на их черный циферблат и сказал приближенным:

— Уже поздно. Ступайте по частям! Позаботьтесь о том, чтобы сипаи были сыты и хорошо отдохнули. Завтра отправимся в погоню.

Поблагодарив Типу, майсурские полководцы разошлись. Во дворце остался лишь отряд телохранителей шахзады. Пробили отбой барабаны. Пропели вечернюю зорю боевые трубы.

А наутро, когда солнце проглянуло на миг сквозь рваные тучи, просторное поле у стен Пальгхата, где недавно шумел лагерь, уже было пустынным. В нем виднелись лишь гаснущие кострища, следы кольев от военных палаток да пара охромевших быков, которые мирно щипали примятую траву.

Армия Хамберстона отступала от Пальгхата вдоль реки Поннани. Кутаясь в клубы сизых туманов, на нее угрюмо смотрели окрестные высокие горы. Вся в пене и брызгах река с грохотом ворочала камни. Вода в ней была мутно-желтой от мхов и лишайников, в изобилии росших на окрестных скалах. На коротких ночных привалах бомбейские сипаи укрывались в палатках от ливней, прислушиваясь, как вслед за ослепительными вспышками молний гремит небесная канонада, тысячекратно усиленная горным эхом. «Богиня Сита полощет в реке свои прекрасные волосы! — в страхе шептались они. — Хну с них смывает. К добру это или к беде?.. »

А едва занимался рассвет, измученные солдаты и сипаи вновь плелись на запад, скользя по размокшей тропе и спотыкаясь о камни, облепленные изумрудно-зеленым мхом и лишайником. Многие умирали от скоротечных болезней...

Скоро Хамберстона начали теснить авангардные части шахзады. Двигаясь боковыми тропами, они сжимали бомбейцев с обеих сторон. Особенно донимали вражеские пушки. Майсурские канониры все чаще заезжали вперед и открывали меткий перекрестный огонь по отступающим частям. Попытки атаковать их не давали никакого результата. Майсурцы мигом подпрягали сильных быков, и те резво утаскивали пушки в горы.

— Черт-те что! — пожимал плечами Хамберстон. — Откуда такая прыть? Мы несем ощутимые потери...

— Следовало бы ускорить движение колонн, сэр, — заметил майор Абингтон — второй по старшинству офицер в армии.

— Что ж! Отдайте команду батальонным командирам. У Типу, я вижу, великолепный тягловый скот.

— Да, сэр, — подтвердил Абингтон. — В Майсуре есть особая порода сильных тягловых быков — так называемые амрит-махал. Мы видим сейчас этих быков в действии...

Потрепанная армия Хамберстона не шла, а бежала. Лучше всякого приказа солдат и сипаев подгоняли пушечные выстрелы и трескотня мушкетов, которые не смолкали за их спинами.