— Первая баба в отряде — и, как назло, своя собственная, — съязвил старик Федорец под дружный смех.

На дворе быстро смеркалось. Первая летучая мышь, проворная, как ласточка, слепо резала воздух. Ольга вышла из сельсовета, огородами напрямик пошла домой. У старого высохшего колодца, в который ссыпа́ли золу и мусор, ее нагнал запыхавшийся Гришка.

— Постой, побалакать с тобой надо.

— Нам с тобой говорить не об чем. Обо всем уже говорено-переговорено.

Ольга остановилась, глаза ее встретились с бешеными черными глазами Гришки, она попятилась, хотела крикнуть, позвать на помощь, но ее настиг удар кулака в горло, и она полетела в неогороженную, страшную яму колодца. Гришка перекрестился, торопливо, собачьей рысцой побежал в сельсовет.

Над железной крышей всходила полная луна.

С фронта мимо села проходили воинские составы. В товарных вагонах, наискосок перечеркнутых белыми крестами, возвращались казаки домой, на берега Кубани и Дона. Войска Центральной рады не задерживали их. Центральная рада заключила тайное соглашение с генералом Калединым, поднявшим на Дону мятеж против советской власти.

Четверо суток простоял отряд Бровы на станции, безуспешно пытаясь обезоружить хотя бы один эшелон. Напрасно до смерти напуганный начальник станции держал закрытым входной семафор, днем поднимал, красный флаг, а ночью красный фонарь. Машинисты, стоя под направленными на них дулами наганов, вели паровозы на всех парах, не обращая внимания на сигналы.

Казаки, наученные горьким опытом на предыдущих станциях, завидев вооруженных людей, нехотя строчили из пулеметов, выкашивая перед станцией молодую озимую пшеницу.

Брова во что бы то ни стало, ценой каких угодно усилий, не взвешивая своих сил и возможностей, стремился учредить Куприевскую республику. Он даже заказал околачивающемуся возле него Миколе Федорцу гимн республики. Хлопец написал несколько гимнов, но ни один из них не пришелся Гришке по душе. Ему хотелось, чтобы в гимне было названо его имя, но Микола не разгадал его тщеславного желания, а подсказывать было неудобно. Надо было вооружить единомышленников, поднять и повести за собой крестьян, уничтожить возможных противников — это Гришка понимал и ради этого держал отряд на станции.

Но оружие не так-то легко было достать. Бойцы его отряда, в большинстве своем не нюхавшие пороха, потягивали под тенистыми кустами глода мутную самогонку, которую по вечерам приносили бабы; истрепанными картами на щелчки играли в очко, подставляя под удары красные вспухшие лбы; фамильярно называли своего командира Гришкой и старались втянуть его в игру, чтобы украсить чело командира синяками.

Надо было на что-то решиться. Посоветовавшись с ближайшим своим другом Макаром Курочкой, посвященным во все его планы, Гришка решил созвать митинг и, пока нет механика Иванова, высказаться перед отрядом начистоту.

Солнце поднялось в полдуба, когда человек сто двадцать принаряженных крестьян, вооруженных дробовиками, топорами и косами, галдя и поругиваясь, неохотно собрались на небольшом перроне захудалой станции. Брова быстрыми шагами вышел из конторы начальника станции, подтянутый, ладный, в щегольском офицерском кителе; взобрался на передок рассохшейся, выкрашенной в красный цвет пожарной бочки, поднял руку, на которой висела узорная плетеная нагайка, выждал, пока утих шум, и начал:

— Нам необходимо оружие… — Он запнулся, стараясь подобрать доходчивые и убедительные слова. — Много оружия надо, чтобы в каждом селянском дворе была винтовка, а на десять дворов — пулемет. Это для того, чтобы начать наконец самостоятельную, ни от кого не зависимую жизнь. Наше село богатое, в нем только птичьего молока нет. Вот и будем жить самосильно, без царя, без Керенского и… — он опять запнулся, — без большевиков. На черта он нам сдался, варнак Иванов! Убить его беспременно надо! Достанем оружие и будем жить отдельной, ни от какого черта не зависимой республикой…

Губы Бровы вдруг побледнели, и на лбу мелкими каплями проступил пот: сквозь беспорядочно сбившуюся толпу к нему пробирался механик Иванов, приехавший на тачанке. Лицо его было багрово и не предвещало добра.

— Агитируешь, предатель! — крикнул Иванов, останавливаясь в трех шагах от него. — Именем социалистической революции я приговариваю тебя, подлого, к смерти! И сам, именем революции, исполняю приговор…

Не целясь, Иванов выстрелил. Словно золотая пчела, мелькнул на солнце выброшенный из маузера патрон. Гришка безмолвно качнулся и, падая, ударился головой о станционный колокол. В душном воздухе пропел медный аккорд.

— Стройся! — зычно прокричал механик, даже не взглянув на труп.

— С ревности это он, — бормотнул Макар Курочка, бесстрашно наклоняясь над убитым дружком.

— Изменник Брова получил по заслугам, — сказал механик. — То же самое будет с каждым, кто подымет руку против советской власти.

— Та он же куркульский сын, а сова не выведет сокола, — добавил долгоногий фронтовик Убийбатько.

— Вот именно, — подтвердил механик Иванов. — Начальником отряда назначаю товарища Убийбатько. Он ваш земляк — старый солдат, участник штурма Зимнего дворца, знает военное дело и будет командовать вами в интересах молодой Советской республики. Думаю, вы все хорошо его знаете.

— Та знаем, чоловик гарный, не подведет, — послышалось в рядах.

— А теперь разбирайте рельсы. Только так мы сможем достать оружие. Через час придет эшелон с фронтовыми казаками. Надо спешить.

Микола Федорец отошел в сторонку, изорвал бумажку с написанным на ней гимном на мелкие кусочки, с сожалением пустил их по ветру.

Где-то далеко, за изломанной линией горизонта, гремела едва слышная орудийная гроза, будя в душе тревогу ожидания и любопытство. На Донбасс надвигалась лавина германо-австрийских дивизий, 18 февраля начавших наступление по всему фронту — от Балтийского моря до Черного.

Механик подошел к Убийбатько, взял его под руку, вместе с ним прошел в здание станции. На окнах звенели мухи, в комнате было сумеречно и прохладно.

— А не дадут казаки нам жару? — осторожно спросил Убийбатько. — Фронтовиков здесь один-два — и обчелся. А то все такой народ, что затвор от мушки отличить не может.

— Обучать их надо военному делу.

Красногвардейцы подожгли на полотне дороги вывернутые из земли смолистые шпалы. Едкий дым поднялся кверху.

— Ты думаешь, что мы будем драться с казаками? И ты не прав, — сказал механик Убийбатько.

— А с кем же мы будем драться?

— Мы подожгли шпалы, чтобы ни один эшелон не смог пройти дальше.

— Ну, это понятно.

— Все, что найдем в вагонах, нам и достанется. Кроме казаков и казацких коней. Казаки, конечно, уйдут дальше походным порядком. А сейчас кликни сюда Балайду, Конвисара, Плюща да двоих Отченашенков.

Хлопцы беспокойно вошли в комнату. На кучерявой голове Балайды вместо шапки — венок из одуванчиков, переплетенных зелеными нитками трав. С ним вошел Макар Курочка, встал у порога, щуря карие насмешливые глаза. Пожурил:

— Зря ты, Шурка, кокнул Григория. За всех скажу — зря.

— Ну, за нас можешь не расписываться, — толкнул его в бок Плющ.

— Я тебе не Шурка, а председатель ревкома. Пора к дисциплине приучаться, товарищ Курочка. — Механик остановился против окна, спиной закрывая свет. — Я должен познакомить вас с расстановкой политических сил на Украине на сегодняшний день. Главнокомандующий немецкими оккупационными войсками на Украине фельдмаршал Эйхгорн убедился, что хлебные поставки сорваны и Центральная рада бессильна справиться с большевиками. Посему он приказал разогнать Центральную раду… Чрезвычайный штаб обороны Донбасса, в котором работают товарищи Артем, Ворошилов и Руднев, перехватил телеграмму Вильгельма Второго. Немцы соглашаются на избрание генерала и помещика Скоропадского гетманом Украины. Ну, кулацко-помещичий съезд хлеборобов — так они себя там именовали — собрался в киевском цирке, и вот эти-то труженики земли и провозгласили Скоропадского гетманом всея Украины. Испекли гетмана, как блин на сковородке. Первым делом гетман поклялся, что выполнит все обязательства Центральной рады. А обязательства эти вы знаете: гнать в Германию продовольствие и промышленное сырье, грабить мать Украину… Я хочу объяснить вам, за что будет бороться наш отряд и кто мы такие. Мы пойдем к большевикам, вольемся в Пятую армию Ворошилова и будем драться с гетманом Скоропадским. Он продал Украину немецкому кайзеру и уже собирается вводить панщину, сгонять крестьян на помещичьи земли убирать хлеб. Большевики создают новую, рабоче-крестьянскую армию, но пока не могут прийти на помощь народу Украины, их связывает Брестский мир, по которому советская власть должна демобилизовать армию и флот и уплатить контрибуцию.