Через полтора часа дворники расклеивали на тумбах приказ за подписью генерала, в котором он требовал немедленного восстановления порядка.

По улицам, вызывая смех граждан, промаршировал женский батальон смерти. Вооруженные бабы в солдатских штанах, с уродливо толстыми обмотками на ногах обстреляли из винтовок демонстрантов на углу Невского и Садовой, на Литейном проспекте и около Инженерного замка. Было убито человек двадцать.

— Провокация с целью вызвать ответную стрельбу, — разъяснил механик окружавшим его рабочим.

— Да, похоже, бабенок этих вызвали затем, чтобы они заварили кашу, — соглашались рабочие.

ЦК партии охранялся вооруженными моряками, неумело сидящими на конях. Войдя во дворец, Иванов узнал от возбужденных людей, толкавшихся в вестибюле, что к Петрограду для наведения порядка подходят четырнадцатая кавалерийская дивизия, четырнадцатый Донской казачий и сто семнадцатый Изборский полки под командованием известного усмирителя солдатских бунтов — меньшевика, члена Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета поручика Мазуренко.

Возбужденные люди толпились в вестибюле — это были рабочие-большевики, которым полчаса назад Землячка от имени ЦК поручила немедленно выехать навстречу этим частям Временного правительства и любыми средствами задержать их продвижение к столице.

Не все понимали, каким образом удастся выполнить это поручение, никто не знал, где находятся войска. Несколько человек, примостившись на широких подоконниках, делали наметки своих речей, с которыми они готовились обратиться к солдатам.

— Вы должны рассказать войскам всю правду о революции… По-видимому, без митингов там не обойтись, — отвечала на их вопросы Землячка. Она едва держалась на ногах от усталости.

Явился человек в брезентовой куртке, измазанной краской, вероятно маляр, и сказал властно:

— Поехали, товарищи! Железнодорожники приготовили для нас паровоз. Там, на месте, будет видней, как поступать и что делать.

Повеселевшие рабочие пошли за маляром.

На первом этаже особняка, в большом зале, уставленном вынесенными из зимнего сада деревьями, к Землячке подошел связной, дежуривший у входа.

— Розалия Самойловна, вас какая-то барыня спрашивает.

— Кто, что?

— Да вот она собственной персоной.

В зал вошла золотоволосая женщина. Лицо ее было скрыто черной вуалью. Женщина спросила:

— Это правда, что здесь для солдат, прибывших с фронта, устраивают по четвергам концерты?

— А для чего это вам знать? — насторожившись, спросила Землячка.

— Я бы хотела выступить на таком концерте… Безвозмездно, конечно…

— А вы кто, артистка?

— Да, я подруга Матильды Кшесинской, балерина Нина Белоножко… — Женщина глубоко вздохнула. — Раньше я часто бывала в этом особняке.

— Мы будем очень рады, если вы выступите у нас в ближайший четверг.

— Извините за беспокойство. — Нина Белоножко, приподняв вуаль, открыла свое хорошенькое личико, театрально поклонилась и ушла, оставляя следы маленьких ножек на матовом от пыли паркете.

— Отрадное явление: интеллигенты все чаще приходят к нам. Сегодня явились два поэта, читали очень боевые стихи, — сказала Землячка связному.

В зал ввалились солдаты, заросшие бородами, в замызганных, пахнущих дымом шинелях. Они волочили за собой два зеленых ящика из-под снарядов.

— Что это вы? Пол поцарапаете! — возмутилась Землячка, близоруко щуря глаза.

— У нас вся душа исцарапана, и то не хнычем. Принимай, мамаша, подарок от фронтовиков на издание «Солдатской правды»: три пуда серебра и четверть фунта золота, все Георгиевскими крестами.

— Спасибо, товарищи!

— Ты нам расписку на кресты напиши, чтобы мы могли отчитаться перед товарищами. И еще расскажи нам — что делает Ленин и когда кончится война?

— Ленин работает на революцию, что же касается войны, то конец ее зависит от вас.

Солдаты расхохотались.

— Если бы только от нас!..

Пришел расстроенный Баулин, рассказал: на улице его остановил патруль юнкеров, осыпал бранью и обыскал.

— Устройте мне свидание с товарищем Лениным, — попросил Баулин Землячку.

— Ну, что вы, товарищ, как маленький. — Землячка сняла очки, протерла их носовым платком. — Контрреволюция на всех перекрестках требует суда над Лениным. Владимир Ильич, чтобы избегнуть ареста, ушел в подполье… Демонстрация закончена!.. Большевики призывают демонстрантов мирно разойтись по домам. Вот, голубчик, пакет со статьей, которую надо немедленно отнести в «Правду», — сказала Землячка Иванову.

Иванов взял пакет и, позвав Баулина, отправился вместе с ним в редакцию «Правды». По дороге, простояв четверть часа в очереди, они купили желтую газетенку «Живое слово». На первой полосе жирным шрифтом были набраны показания прапорщика шестнадцатого Сибирского полка Ермоленко, переброшенного будто бы немецкой разведкой в шестую армию для агитации за заключение мира с Германией. Ермоленко обвинял Ленина в шпионаже.

— Как только у этого мерзавца язык повернулся так нагло клеветать на Ильича! — возмутился Иванов. — Брехня как сажа: не убьет, так измажет.

— Слыхал я, будто Зиновьев и Каменев уговаривали Владимира Ильича явиться в суд, но он не послушался их.

— И правильно сделал. Класть голову в пасть зверя — это значит обезглавить партию.

Так, перекидываясь словами, Иванов и Баулин дошли до «Правды». Двери редакции были распахнуты настежь. Железная лестница завалена ворохами бумаг — статей и писем. На верхней площадке, молодцевато выпятив грудь, стояли вооруженные юнкера, какой-то прапорщик фотографировал их.

— Пойдем в типографию, может, удастся все-таки напечатать статью, — предложил Баулин.

Но типография тоже была разгромлена. В ней — ни души. Товарищам ничего не оставалось, как вернуться во дворец Кшесинской.

Но в полуквартале от дворца они обнаружили, что ЦК занят юнкерами, а из красивых окон с разбитыми стеклами вылетает черный пепел сожженных бумаг.

На рассвете 24 октября юнкера Ораниенбаумской школы ворвались в типографию газет «Рабочий путь» и «Солдат», разбили прикладами стереотипы, конфисковали тираж и запечатали помещение, навесив на входную дверь бечевку, скрепленную двумя сургучными печатями, напоминавшими пятна крови.

В это время в типографии оказался Иванов. Он пришел вместе с Убийбатько за газетами для завода «Ленгензипен». Иванов давно сотрудничал в «Правде», в последнее время несколько раз менявшей название, присылал заметки еще из Чарусы.

Взволнованный происшедшим, Иванов долго пререкался с юнкерами, а когда протесты не помогли, он из проходной по телефону позвонил редактору газеты.

— Юнкера громят «Рабочий путь»! — выдохнул он.

— Много их? — спросил редактор.

— Человек десять во главе с офицером.

— Ладно! Сейчас пришлю броневики.

Часа через два прибыли три броневика и дежурный взвод Литовского полка. Солдаты прогнали юнкеров, сорвали печати, заняли типографию. Печатники, так и не уходившие домой, снова принялись за работу.

В обед Серега Убийбатько в Смольном рассказал Иванову, что Центральный Комитет партии постановил: всем членам ЦК оставаться в Смольном и связаться с Петроградским комитетом. Для наблюдений за действиями Временного правительства ЦК выделил Свердлова. Дзержинскому поручили почту и телеграф. Организован запасной штаб в Петропавловской крепости, уже приведенной в боевую готовность. Крепость, расположенная на стыке двух рабочих районов — Выборгского и Петроградской стороны, — держит под угрозой своих пушек Троицкий мост и резиденцию Временного правительства — Зимний дворец. Постановление ЦК сообщено Военно-революционному комитету, который по телефону передал всем комиссарам и полковым комитетам приказ привести части в боевую готовность.

— Что ж, выходит — будем брать власть силой? — чувствуя во всем теле небывалую легкость, спросил Иванов.

— Выходит, так, — ответил всезнающий Убийбатько. У него в Смольном среди солдат были такие же, как он, расторопные земляки.