— Есть, капитан! — ответил его помощник.

— Ну что ж, спокойной ночи, боцман, — произнес Жак, — разбудите меня, когда поднимется луна.

И Жак пошел спать со счастливой беззаботностью — одной из привилегий тех, кто постоянно находится между жизнью и смертью.

Через десять минут он погрузился в глубокий сон и спал так же крепко, как любой из его матросов.

Боцман Железный Лоб сдержал слово: он благополучно миновал пролив между Пушечным Клином и Плоским островом и, обогнув проход Декорн и остров Амбры, насколько это было возможно, приблизился к берегу.

В половине первого ночи, когда рог луны показался к югу от острова Родригес, он, согласно полученному приказу, пошел будить капитана.

Поднявшись на палубу, Жак осмотрел горизонт проницательным взглядом моряка. Ветер становился все свежее и менял направление с восточного на северо-восточный; с правого борта милях в девяти виднелась едва заметная в тумане земля. Ни одного судна не было видно ни позади, ни слева, ни впереди.

Корабль находился напротив порта Бурбон.

При создавшемся положении Жак придумал наиболее удачный маневр: если фрегат, потеряв ночью "Калипсо" из виду, продолжает путь на восток — на заре ему будет поздно поворачивать обратно и тогда "Калипсо" спасена. Если же, по подсказке рока, командир фрегата распознает хитрость Жака и пойдет следом за "Калипсо" — у корвета еще останется возможность скрыться от врага, используя извилистые очертания острова. Когда Жак с помощью подзорной трубы ночного видения пытался проникнуть взглядом за горизонт, кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся: то был Жорж.

— А, это ты, брат, — сказал он, протянув ему руку.

— Ну, что нового? — спросил Жорж.

— Пока ничего; но, даже если "Лестер" идет за нами, его еще не видно, расстояние слишком велико. Утром мы узнаем, как обстоят дела… О, вот так штука!

— Что случилось?

— Ничего: небольшой порыв ветра, вот и все.

— Нам на пользу?

— Да, если фрегат следует прежним курсом. Если же нет, то усиление ветра в равной степени благоприятствует и фрегату и нам; в любом случае надо этим воспользоваться.

Затем, обратившись к старшему матросу, заменившему помощника, Жак распорядился:

— Поставить лиселя!

— Есть поставить лиселя! — повторил тот.

В ту же минуту с палубы на марсы, а с марсов на брам-стеньгу поднялись, подобно облакам, пять лиселей и встали по левую сторону от парусов; почти тотчас же ощутилось, что корвет ускорил ход. Жорж обратил на это внимание своего брата.

— Да-да, — сказал Жак, — он, как Антрим, легко слушается узды: его не надо подгонять хлыстом, чтоб он ускорил ход, надо лишь распустить сколько надо парусов, и он отлично помчится.

— И сколько теперь миль мы делаем в час? — спросил Жорж.

Жак скомандовал:

— Бросить лаг!

Приказ тотчас был исполнен.

— Сколько узлов?

— Одиннадцать, капитан.

— Идем на две мили быстрее, чем раньше. Большего требовать нельзя, ведь это всего лишь дерево, парусина и железо, и если бы за нами гналось другое судно, а не этот дьявол "Лестер", я смог бы его провести как на поводке до мыса Доброй Надежды. А там бы мы ему сказали: "До свидания!"

Жорж ничего не ответил; братья продолжали молча прогуливаться по палубе с одного ее конца на другой; тем не менее, когда они выходили на корму, Жак каждый раз пристально всматривался в темноту, словно стараясь разогнать ее взглядом; наконец, вместо того чтобы продолжить прогулку, он остановился, опершись на гакаборт.

Тьма начала рассеиваться, хотя первые лучи света еще не появились, и в светлеющих сумерках, сквозь туман, расступающийся перед голубоватой зарей, Жак заметил на расстоянии примерно пятнадцати миль фрегат, шедший тем же курсом, что и его корвет.

Он уже хотел показать брату эту почти неразличимую точку, но в это время матрос на марсе крикнул: "Парус позади!"

— Да, — ответил Жак, словно говоря с самим собой, — да, я его вижу, он идет в нашем кильватере, как будто мы оставляем за собой след на воде. Однако, вместо того чтобы пройти между Плоским островом и Пушечным Клином, он прошел между Плоским островом и Круглым островом и потому потерял два часа. На корабле следует быть моряку, который немного получше знает свое ремесло.

— А я ничего не вижу, — сказал Жорж.

— Смотри, вон там, — показал ему Жак. — Можно разглядеть даже нижние паруса, а когда судно поднимается на волне, виден, черт возьми, и нос корабля, словно это рыба высовывает голову из воды, чтобы вдохнуть воздух.

— Действительно, — сказал Жорж, — ты прав! Я его вижу.

— И что же вы видите, Жорж? — раздался нежный голос позади молодого человека.

Жорж обернулся и увидел Сару:

— Что я вижу, Сара? Великолепный восход солнца. Но ведь на земле всякая радость несовершенна, и предстающее передо мной зрелище несколько подпорчено появлением этого корабля, который, как видите, вопреки расчетам и надеждам моего брата, не потерял наш след.

— Жорж, — сказала Сара. — Господь, который сотворил чудо, соединив нас, не отвратит от нас свой взор в ту минуту, когда мы больше всего нуждаемся в его помощи. Пусть вид этого корабля не помешает вам любить Господа Бога в его творениях. Взгляните, взгляните, Жорж, как прекрасно это зрелище!

И в самом деле, в тот миг, когда начал зарождаться день, казалось, что ревнивая ночь пытается еще больше сгустить свою мглу. Потом забрезжил голубоватый и прозрачный свет, расходящийся все шире, разгорающийся все ярче; затем он стал переходить от серебристо-белого к нежно-розовому, от нежно-розового — к ярко-розовому, и наконец на горизонте возникло пурпурное облако, похожее на пламенеющие пары вулкана. Это царь мира восходил, чтобы принять власть над своей империей, это солнце, повелитель всего сущего, озарило небосвод.

Сара впервые видела подобное зрелище; зачарованная, она не отводила от него глаз, с любовью и благоговением сжимая руку молодого человека, но Жоржа, не раз наблюдавшего такое во время своих долгих морских путешествий, интересовало главным образом то, что занимало всех. Корабль, преследующий их, все приближался, хотя сейчас, залитый с востока волнами солнечного света, он стал менее заметным; корвет же, вероятно, в эту минуту отчетливо был виден с "Лестера".

— Ничего не поделаешь, — прошептал Жак, — он тоже видит нас, вот он поднимает свои лиселя. Жорж, друг мой, — продолжил он, наклонившись к уху брата, — ты ведь знаешь женщин, они обычно с трудом примиряются со своей участью, и, по-моему, тебе следовало бы тихонько сказать Саре пару слов о том, что нам предстоит.

— Что сказал ваш брат? — спросила Сара.

— Он сомневается в вашем мужестве, — ответил Жорж, — а я ручаюсь ему за вас.

— Вы правы, дорогой мой. Когда наступит решительный час, вы скажете, что мне делать, и я исполню свой долг.

— Этот демон мчится словно на крыльях! — воскликнул Жак. — Милая сестрица, вы не знаете ли случайно имени капитана этого судна?

— Я встречалась с ним несколько раз в нашем доме и отлично помню его имя — Джордж Патерсон, но не может быть, что это он сейчас командует "Лестером". Я еще третьего дня слышала, что Патерсон болен, и, как уверяют, смертельно.

— После смерти капитана командиром судна в тот же день должен быть назначен его помощник, иначе было бы несправедливо. В добрый час. Приятно иметь дело с таким удальцом. Посмотрите, как летит вперед его судно, словно конь на скачках; если так будет продолжаться, через пять-шесть часов нам придется драться врукопашную.

сказал

— Ну что ж, будем драться врукопашную, —

Пьер Мюнье, поднимаясь на палубу; глаза его загорелись огнем, как это бывало с ним всегда перед лицом близкой опасности.

— О, это вы, отец! — воскликнул Жак. — Я восхищен вашими намерениями! Скоро нам понадобятся все, кто находятся на борту.