Каждые пять минут «Лестер», уверенно нагонявший «Калипсо», посылал ядра, чтобы заставить шхуну остановиться. Впрочем, на это «Калипсо» отвечала своими кормовыми орудиями, не прекращая бегства.

В это время Жак внимательно рассматривал рангоут своего корабля и давал лейтенанту Ребару полезные советы по усовершенствованию оснастки судов, предназначенных, как это было в случае с «Калипсо», для погони или для спасения от преследований. Нужно было произвести коренные изменения в брам-стеньгах, и Жак, не отрывая глаз от слабых мест судна, едва закончил излагать свои соображения, когда, не получив никакого ответа, он взглянул на лейтенанта и все понял: лейтенант Ребар только что был разорван пушечным ядром надвое.

Положение становилось серьезным; было ясно, что меньше чем через полчаса суда станут борт о борт и придется, как говорят матросы, схватиться врукопашную с экипажем противника, на треть превосходящим числом собственный. Жак решил посоветоваться об этом с наводчиком, орудовавшим на корме возле одной из пушек, как вдруг наводчик, нагнувшись, чтобы прицелиться, казалось оступился, упал лицом на казенную часть своего орудия и уже не встал. Видя, что тот не спешит вернуться к своим обязанностям, столь важным в эту минуту, Жак взял его за ворот и поставил на ноги. Тут он увидел, что бедняга глотнул картечную пулю, но только она пошла не вниз, а поперек. Из-за этого и случилось несчастье. Можно сказать, что он умер, не переварив раскаленного железа.

Жаку не оставалось ничего другого, как самому нагнуться к пушке, поправить на две-три линии прицел и скомандовать: «Огонь!» Пушка громыхнула, и, поскольку Жаку не терпелось узнать, каков результат его сноровки, он вскочил на бортовую сетку взглянуть, какой ущерб нанес противнику его выстрел.

Удар был сокрушительным. Фок-мачта, срезанная немного выше грот-марса, согнулась, как дерево под ветром, потом со страшным треском упала, завалив палубу парусами и такелажем и сломав надводную часть правого борта.

На борту «Калипсо» раздался крик радости. Фрегат резко остановился, опустив в море сломанное крыло, в то время как шхуна, целая и невредимая, если не считать несколько порванных канатов, продолжала свой путь, освободившись от преследования врага.

Когда опасность миновала, первой заботой капитана было назначить Жака своим помощником на место Ребара; впрочем, все корсары и раньше считали, что, если эта должность освободится, она должна быть предоставлена ему. Когда объявили о его назначении, раздались приветственные возгласы.

Вечером состоялось отпевание убитых. Трупы матросов сбрасывали в море по мере того, как они испускали дух, и только помощнику капитана были оказаны почести, подобающие его званию; почести эти состояли в том, что его зашили в гамак, привязав к каждой ноге по ядру тридцать шестого калибра. Церемония была выполнена точно, и бедный Ребар присоединился к мертвецам, сохранив для себя скромное преимущество — опуститься в самую глубину моря, вместо того чтобы плавать на его поверхности.

Вечером капитан Бертран воспользовался темнотой, чтобы совершить обманный маневр; другими словами, благодаря резкой перемене ветра он повернул назад и, таким образом, возвратился в Брест, в то время как «Лестер», поспешивший заменить сломанную мачту запасной, гнался за «Калипсо», взяв курс на Зеленый мыс.

Все это резко ухудшило настроение капитана Муррея, и он поклялся, что, если когда-нибудь ему под руку подвернется «Калипсо», она не уйдет от него так легко, как ей удалось это теперь.

Устранив повреждения «Калипсо», капитан Бертран снова ушел в море; с помощью Жака он творил чудеса. К несчастью, произошло сражение при Ватерлоо, после Ватерлоо — второе отречение, и после второго отречения — мир. На этот раз сомневаться уже было не в чем. Капитан видел, как на борту «Беллерофонта» проплыл мимо него пленник Европы. Бертран бывал на острове Святой Елены, заходил туда дважды; он сразу понял, что сбежать оттуда не так легко, как с Эльбы.

Будущее Бертрана оказалось весьма ненадежным в этой огромной катастрофе, разрушившей столько судеб. Ему нужно было заняться другим делом. Располагая отличной быстроходной шхуной, экипаж которой составляли сто пятьдесят смелых моряков, готовых разделить его судьбу, он, совершенно естественно, решил заняться торговлей невольниками.

Действительно, это было выгодное дело, пока его не подорвала философская болтовня, о которой в то время никто и думать не думал, и тот, кто взялся бы за это дело первым, мог сколотить недурное состояние. Война, которая в Европе временами прекращается, в Африке длится вечно; там всегда находятся племена, испытывающие жажду, и поскольку жители этих славных краев заметили раз и навсегда, что вернейший способ раздобыть пленников — иметь как можно больше водки, то в те времена довольно было пройтись по берегам Сенегамбии, Конго, Мозамбика и Зангебара, имея по бутылке коньяка в каждой руке, чтобы привести с собой на корабль пару негров. Если не хватало пленных — матери готовы были за стаканчик водки отдать свое дитя; правда, дети ценились недорого, но тут выручало количество.

Капитан Бертран с почетом вел выгодную торговлю неграми в течение пяти лет, то есть с 1815 по 1820 год, надеясь заниматься этим делом еще долгие годы, как вдруг неожиданное событие положило конец его бренному существованию. Однажды он поднимался по Рыбной реке, находящейся на западном берегу Африки, вместе с вождем готтентотов, который должен был выдать ему в обмен на две полные бочки рома партию больших намакасов, о чем они договорились; этих негров капитан заранее продал на Мартинику и на Гваделупу. В пути он случайно наступил на хвост гревшейся на солнце бокейры. Хвост этих пресмыкающихся, как известно, настолько чувствителен, что природа наделила его множеством своего рода погремушек, чтобы путник, предупрежденный их звуком, не наступил на него. Бокейра молниеносно выпрямилась и ужалила Бертрана в руку. Капитан, хотя и был вынослив, вскрикнул от боли. Вождь готтентотов обернулся, увидел, что случилось, и поучительно сказал:

— Ужаленный человек — мертвый человек.

— Знаю, черт побери, потому и кричу, — ответил капитан.

Затем, то ли для удовлетворения местью, то ли не желая, чтобы змея еще кого-нибудь ужалила, он крепко ухватил бокейру мощными руками и удушил ее. Но силы тут же оставили храбреца, и он упал замертво рядом со змеей.

Все это произошло столь внезапно, что, когда Жак, шедший за капитаном на расстоянии двадцати пяти шагов, приблизился к нему, тот был уже зеленый, как ящерица. Капитан хотел что-то сказать, но едва смог пробормотать несколько бессвязных слов и испустил дух. Десять минут спустя его тело было испещрено черными и желтыми пятнами, словно какой-то ядовитый гриб.

Нечего было и думать перенести тело капитана на борт «Калипсо», так быстро оно разлагалось вследствие сильного воздействия змеиного яда. Жак и двенадцать сопровождавших его матросов вырыли могилу, положили в нее капитана и навалили на него все камни, какие только можно было найти в окрестности, чтобы как-нибудь предохранить его от гиен и шакалов. Что касается гремучей змеи, то ее взял себе один из матросов, вспомнив, что его дядя, аптекарь из Бреста, просил его привезти гремучую змею, живую или мертвую, чтобы поместить ее у входа в аптеку в банке между двумя сосудами с красной и синей водой.

У коммерсантов существует пословица: «Дело прежде всего». В согласии с ней между вождем готтентотов и Жаком было решено, что это несчастье не помешает осуществить условленную сделку. Жак отправился в соседний крааль взять полсотни проданных ему больших намакасов, а вождь готтентотов прибыл на бриг за двумя бочками рома. Совершив этот обмен, оба коммерсанта расстались довольные друг другом, обещав не прерывать торговых связей.

В тот же вечер Жак собрал на палубе всех матросов, от боцмана до юнги.

После краткой, но яркой речи о бесчисленных добродетелях, что были присущи капитану Бертрану, он предложил экипажу два выхода: либо продать весь груз, заполнявший корабль, а выручку разделить в соответствии с установленным порядком и разойтись в разные стороны на поиски счастья, либо избрать нового капитана, с тем чтобы продолжать торговлю под именем «„Калипсо“ и компания». Жак объявил, что, хотя он занимает должность помощника капитана, он заранее готов подчиняться общему решению команды и первым признает нового капитана, кого бы матросы ни выбрали. После этого произошло то, что и должно было произойти: без всякого голосования капитаном выбрали Жака.