— Я ожидаю, что мою собственность вернут в таком же состоянии, в котором и позаимствовали.

— Нет проблем. Я всего лишь почитаю их и законспектирую для себя.

— Это как ты позаимствовал мою отвертку, чтобы поменять батарейку в радиоприемнике? Или как ты просто позаимствовал мои коллекционные пластинки Rolling Stones, когда купил тот адовый граммофон на гаражной распродаже, не зная, в каком он состоянии?

Мне хотелось сказать, что я был всего лишь ребенком, но я знал, что не стоит это говорить. Если я буду возражать, Уолтер припомнит еще дюжину примеров моей безответственности. По его мнению, я был королем дурацких решений. И неважно, что большинство инцидентов произошло еще до того, как я достиг полового созревания.

— Я буду осторожен.

Выражение его лица говорило о том, что он в этом сомневается. В глазах Уолтера я ничего не мог сделать правильно. Хоть я и был вполне приличным и всесторонне развитым подростком, он все равно видел лишь повод для раздражения. Если я делал десять вещей правильно, он сосредотачивался на одной вещи, которую я сделал неправильно, и жаловался на это.

Мама подбадривала меня, а Уолтер гнобил. В таком порочном замкнутом круге я жил с тех пор, как они с мамой поженились.

Поскольку мое настроение основательно сдулось, я ел, не участвуя в разговоре. Мама несколько раз косилась в мою сторону, и ее глаза источали печаль. Уолтер разговаривал с Джейкобом о пробах в хоккейную команду и о школе, слушая, как мой брат трещит о выходе новой консольной игры, которая стала бы отличным ранним подарком на Рождество. Уолтер ни разу не спросил, как дела в университете.

Как бы я ни любил маму и брата, пребывание дома гасило мой обычно жизнерадостный и счастливый нрав. Я не мог найти в себе силы улыбаться и уставился в свою еду, гоняя ее по тарелке и считая минуты до тех пор, когда можно будет извиниться, взять нужные газеты и уехать.

— Джейк, ты поможешь мне прибраться на кухне, — объявила мама, когда завтрак закончился, и она стала собирать грязные тарелки со стола.

Джейкоб застонал.

— Джейку надо делать домашнюю работу, — заявил Уолтер. — Скайлар здесь. Он может помочь тебе.

— Скай — гость, — тон мамы был едким, и она выдержала взгляд Уолтера, выжидая, когда он возразит.

— Все нормально, мама. Я помогу. Я не против.

Джейкоб как можно быстрее смылся с выражением облегчения на лице. Как только он вернулся в комнату, музыка снова загремела сквозь стены. Готов поспорить на месячную зарплату, что он листал тот журнал и вовсе не занимался домашкой.

Уолтеру было плевать. Он извинился, зашел на кухню налить себе еще кофе и скрылся обратно в своем кабинете. Если я дома, он не желал в этом участвовать.

Когда мама попыталась извиниться, я отмахнулся от нее.

— Ничего страшного.

— Неправда.

— Забудь. Я не против помочь.

Я нашел бодрый плейлист на телефоне и положил его на стол, чтобы мы слушали музыку и убирались. Мое плохое настроение исчезло под песню Uptown Funk, и мы с мамой нашли ритм, пританцовывая и смеясь, задевая друг друга бедрами и подпевая, пока мыли посуду.

Одна песня перетекала в другую, и я смаковал эти редкие моменты с мамой, наблюдая, как она старается поспевать за мной. Ее щеки порозовели, улыбка была ослепительной.

Когда мы почти закончили, Уолтер промаршировал на кухню, жалуясь на адские вопли и требуя, чтобы я это выключил.

Прежде чем я успел парировать, мама послала меня в гараж на поиски газет, поцеловав в щеку и сказав, что любит меня. И снова Уолтер сумел убить мой настрой.

Я достал наушники из кармана и сунул в уши, врубив свои адские вопли, чтобы они смыли дурные энергии и вернули хорошее настроение.

Я тихонько подпевал Бритни Спирс, пока перебирал коробки и смотрел на даты, которые Уолтер подписал сбоку. Тут хранились газеты за много лет, и все они были организованы в типичной для него ОКР-ной манере (прим. ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство личности, часто характеризуется чрезмерным стремлением к порядку).

Быстрый поиск с телефона сообщил мне, когда арестовали Моргана Аткинсона, и когда началось рассмотрение его дела в суде. Я сосредоточился на этих датах, сидя на холодном цементе, открывая одну коробку за другой, копаясь внутри и ища любые статьи с упоминанием Кингстонского Душителя.

В дни и недели после его ареста вышло несколько статей. Изначально его подозревали в убийстве четырех мужчин. Через несколько месяцев шумиха улеглась, и я не находил ничего с упоминанием его имени. Когда дело Моргана Аткинсона начало рассматриваться в суде, через девять с лишним месяцев после ареста, в СМИ снова поднялся ажиотаж.

К тому времени Моргана обвиняли в одиннадцати убийствах первой степени и нарекли его прозвищем Кингстонский Душитель. В те месяцы тишины между этими датами полиция собрала больше улик, выстроила дело и связала Моргана с несколькими нераскрытыми убийствами, произошедшими за последние годы.

Статья на передней полосе, напечатанная восемь месяцев назад, привлекла мое внимание. Маленькая черно-белая фотография изображала Моргана Аткинсона до ареста, обнимавшего одной рукой другого парня. Они сидели где-то на скамейке в парке. Было лето, поскольку деревья полностью распустились, а на фоне цвели клумбы. Ветер взъерошил их волосы. Их интимная связь была очевидна в том, как они прикасались и прильнули друг к другу.

Фотография была нечеткой, но улыбающимся лицом с аккуратной бородкой и более длинными волосами определенно был мой профессор истории. Подпись ниже гласила: Действительно ли подозреваемый серийный убийца Морган Аткинсон действовал в одиночку?

Я прочел статью, подмечая все спекулятивные улики, подмеченные журналистом. Пусть там и содержалось примечание, что полиция не нашла никаких улик, подтверждавших причастность Джейсона, статья все равно наносила урон. Неудивительно, что у Джейсона не осталось выбора, кроме как сбежать.

Я отложил газету и продолжил копаться в коробке, найдя еще несколько статей, сосредоточившихся на Джейсоне вместо Моргана. Похоже, на протяжении короткого периода времени в феврале и марте он был в центре внимания. Многие граждане были убеждены, что полиции надо тщательнее расследовать возможную причастность Джейсона — якобы они слишком быстро списали его со счетов.

Лишь в некоторых статьях имелись фотографии. Большинство из них было размытыми или сделанными издалека — Джейсон сбегает из дома или из здания, похожего на университет. Джейсон бежит к знакомому гибридному автомобилю, прикрывая лицо.

Две фотографии более молодого Джейсона, должно быть, репортеры откопали в сети. Они были более четкими, и несмотря на разницу в возрасте и небольшие изменения во внешности, это определенно был он.

Если бы он не сказал мне правду, это заставило бы меня догадаться. Неудивительно, что он жил в страхе, что люди узнают. Любой, кто достаточно любопытен, мог бы легко сложить два плюс два.

Я продолжал копать. Статьи середины апреля и далее были преимущественно сосредоточены на Моргане и суде. Изредка упоминали и Джейсона, но я не раз натыкался на фразы о том, что он отказался от комментариев и не давал интервью.

К тому времени, когда я закончил, у меня собралась огромная стопка газет. Снова закрыв коробки крышками, я поставил их у стены гаража в том же порядке, в котором их нашел. Ту стопку, что была нужна мне для учебы, я отнес в машину, после чего вернулся внутрь, чтобы попрощаться с мамой.

Когда я вошел на кухню, там был Джейкоб, засунувший голову в холодильник и наверняка ищущий, чем бы перекусить, хотя завтрак закончился менее получаса назад. Я достал наушники из ушей и позволил им болтаться на шее.

— Эй. Где мама?

Джейкоб схватил банку колы и повернулся, бедром захлопнув дверцу холодильника.

— Читает в гостиной. Ты уходишь?

— Ага. Береги себя, ладно? Сделай ту домашку. Позвони, если захочешь провести время вместе. Я серьезно. Ты в любое время можешь прийти ко мне в гости.