— Чувак, я жую этот карандаш. Много жую. А теперь на нем микробы.

— Ну так не надо было бросать его в меня.

Я притворно зарычал, показывая зубы.

Хантер зарычал в ответ.

Мэверик закрыл свой ноутбук и избавил меня от планшета. Он намного лучше меня умел искать информацию, так что я на время оставил его в покое. Когда он вернул мне планшет через десять минут, мое настроение скисло.

— Прости, понятия не имею. Я пытался.

— Все нормально.

***

Позднее тем же днем, когда наши пары на сегодня закончились, Мэверик и Хантер пошли домой, а я уселся на скамейку перед кабинетом доктора Палмера и стал ждать, когда его приемные часы официально начнутся. Я пришел рано, так что засунул в уши наушники, прибавил громкости и запрокинул голову, закрыв глаза и позволяя мелодии и словам омывать меня.

Одной из моих плохих привычек было то, что я так глубоко погружался в свою музыкальную медитацию, что забывал про окружение. Я имел склонность петь во весь голос, даже когда был в наушниках. Хантер и Мэверик постоянно прикалывались надо мной. По их мнению, я не мог попадать в ноты, даже если от этого зависела бы моя жизнь. В моем воображении я был изумительным певцом и заслуживал место на проекте «Голос».

Пока я напевал слова песни I Gotta Feeling в исполнении Black Eyed Peas, кто-то выдернул наушник из моего уха. Я открыл глаза и обнаружил, что надо мной возвышается доктор Палмер.

— Вы же понимаете, что все слышат ваше пение, да?

Я выдернул второй наушник из уха, позволяя им повиснуть на проводе вокруг шеи, вскочил со скамейки и встал лицом к нему.

— Джексон. Эй. Привет.

— Доктор Палмер.

Моя улыбка сделалась шире.

— Точно. Простите. Я забыл о времени.

— Что вы здесь делаете?

Я показал на закрытую дверь его кабинета.

— Приемные часы, верно? Заскочил побеседовать.

— Мы уже обсуждали это. Если у вас нет настоящих поводов для беспокойства или проблем с учебным планом, то приемные часы вам ни к чему, мистер Доусон.

— Но у меня правда есть вопросы.

Он выгнул бровь, с холодным и безэмоциональным как камень лицом ожидая, когда я объясню.

— Видите ли, я изучал пирамиду социальной структуры, которую мы сегодня обсуждали на паре. 187 страница в учебнике. Так вот, я соотносил ее с современным миром и относил знакомых мне людей к различным уровням, которые им бы подошли. Ну знаете, если притвориться, что мы живем во времена Древнего Египта или типа того. Так вот, хотите услышать, что у меня получилось? — я не дожидался ответа. — Думаю, вы на самой верхушке. Фараон. Бог. Кто-то должен построить огромную каменную пирамиду, чтобы почтить вашу гениальность. Вы заслуживаете статуй, воздвигнутых в вашу честь. Я бы поклонялся у ваших ног каждый день.

Он не развеселился, как я рассчитывал. Доктор Палмер скрестил руки на груди, и рукава рубашки туго натянулись на бицепсах, когда он нахмурился.

— Вот как?

— Да-да. Говорят, фараоны обладали абсолютной властью над своими подчиненными. Они могли ввести любые законы, которые казались им подходящими. Менять любые правила по своему усмотрению, в том числе и дурацкие запреты типа того, что учителям не разрешается вступать в половые связи со студентами, — я подмигнул и продолжил, когда он открыл рот, чтобы заговорить. — А еще у них были слуги и рабы, чтобы прислуживать им. Рабы выполняли их пожелания и следили, чтобы фараон был счастлив и... основательно удовлетворен.

Доктор Палмер прочистил горло и сощурился.

— Понятно. Дайте-ка угадаю. В этой воображаемой иерархии, созданной вами, вы были бы моим рабом, — он не улыбнулся, но его фасад определенно дал трещину, а в тоне голоса появился намек на улыбку.

Я драматично ахнул и схватился за свою грудь.

— Доктор Палмер. Я и понятия не имел. Как непристойно с вашей стороны предлагать такое. Но эй, вы сами сказали, я вас за язык не тянул. Значит, быть мне вашим рабом.

— Мистер Доусон, зачем вы здесь?

— Вы и дальше будете посещать тот курс по психологии?

Он повернулся и отпер дверь кабинета, отвечая:

— Нет.

— Вы и в прошлый раз так говорили, а потом пришли. Так как мне вам верить? — я последовал за ним внутрь, когда он включил лампу за столом вместо того, чтобы открыть жалюзи и впустить солнце.

Здесь было душно и мрачно, как и в прошлый раз. По-прежнему никаких признаков жизни. Его офис напоминал кладбище. Гробницу. Безжизненный. Тусклый.

Доктор Палмер плюхнулся на свое кожаное кресло и покопался в ящике, вытащив бутылочку ибупрофена.

— Снова голова болит? Похоже, у вас это часто случается. Хотите мою таблетку? В прошлый раз помогло? Моя мама только ими и спасается.

Я уже опускал рюкзак, чтобы найти их, когда он махнул рукой, показывая остановиться.

— Обойдусь и этими. Спасибо.

— Сегодня утром на лекции вы выглядели усталым. Мэверик посчитал вас тусовщиком и сказал, что вы наверняка не спали ночь, потому что были с... Ну, мы не будем на этом останавливаться, потому что это было грубо и обидно. Обидно для меня по ряду причин. Я поставил его на место. Так вот, вы гей?

Это застало его врасплох. Он выронил бутылочку с таблетками, и та упала на его стол. Он спешно поднял ее и нахмурил брови, вскинув взгляд, потом тут же переключил внимание.

— Мистер Доусон, это не...

— Забудьте, — я издал резкий и взрывной смешок. — Чем я думал? Игнорируйте это. Вау. Кто вообще говорит такое дерьмо, да? Мой рот иногда мне не подчиняется. Так вот, возвращаемся к нашему обсуждению психологии.

— Мы не...

— Мне просто любопытно, — если я буду говорить достаточно быстро и достаточно долго, надеюсь, он забудет, что я только что задал совершенно непристойный вопрос. — Если вы и дальше будете посещать те занятия, пусть даже чисто для интереса, потому что я знаю, что вы не студент, то я подумал, что вы были бы не прочь поработать вместе над исследованием дела. Доктор Вескови наконец-то раздала субъектов для исследования. Думаю, она сосредоточилась на канадских преступниках, и это отстой, но что поделать, да? Так вот...

— Мистер Доусон, еще раз, я не заинтере...

— Мне достался Морган Аткинсон. Кингстонский Душитель. Вы о нем слышали? Честно говоря, я бы его не выбрал. Как я должен изучать парня, которому вот только что вынесли приговор? Никто еще не написал о нем книгу. У меня нет ничего, кроме газетных статей и, может, того, что удастся найти в журналах и типа того. Разве это не кажется...

Я нахмурился.

Доктор Палмер замер совершенно неподвижно. Его кожа сделалась почти белой, и он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

— Джексон? Доктор Палмер? Вы в порядке?

— Вам нужно уйти.

— Но я только что...

— Немедленно! — он хлопнул рукой по столу, подчеркивая свои слова.

Я подпрыгнул от резкости его тона. Ярость в его взгляде отсекла все мои аргументы, и я попятился назад, подняв руки.

— Хорошо. Простите. Я просто...

Я был на полпути к двери, когда его слова остановили меня. Я не повернулся. Я не мог. Я оставался на месте и слушал.

— Слушай, парень, — его голос звучал мягче, но не менее устало. — Я не знаю, как еще сказать это, чтобы ты услышал. Я твой преподаватель. Я не твой приятель. Я не твой друг. Я почти на двадцать лет старше тебя. Что бы ты там себе ни вообразил, этого не может быть. Тебе надо выбросить это из головы. Я не хотел орать. Прошу прощения.

Я вышел и минутку постоял в коридоре, засовывая наушники в уши и прокручивая в голове слова доктора Палмера. Он не первый мужчина, который отверг меня или отвесил вербальных тумаков, чтобы задеть мое эго. Мне нравилось думать, что мой псевдо-отец помог мне отрастить толстую шкуру против такого. Но мое внимание привлекло не то, что сказал доктор Палмер. А то, чего он не сказал.

Он мог бы сказать «Я не заинтересован».

Он мог бы сказать «Прекрати флиртовать».

Он мог бы сказать «Я натурал».