С искренней радостью и слезами благодарности гоблины выразили единодушное согласие служить Гоб-гулыбу и умереть за него, если очень надо. Наконец-то предсказанный пророчеством мессия вел себя подобающим образом — запугивал до икоты и грозился зверскими карами.

В этот момент Стасик выпалил еще одну порцию словесной мешанины, заставившей новых подданных распластаться в пыли и дрожать. А затем, пятясь задом, быстро скрылся в дверях.

— Воистину, кто он, если не Гоб-гулыб? — произнес Грысак. У наместника дрожали лапы и прихватывало живот. Но аудиенция прошла лучше, чем он ожидал. По крайней мере, миссия его не убил. Пока.

Свита властелина скрылась в постройке следом за ним, и гоблины, расслабившись, принялись обсуждать нового правителя. И все сходились на том, что сбылось древнее пророчество, и это он и есть — предсказанный вождь, что сокрушит мировой порядок и приведет гоблинов в благословенные земли.

— Что ж, неплохо, — сказала Злюка. — Действительно, похож на властелина. Говорит хорошо, кратко и по делу. Внушает.

Она поднялась на ноги. Андис тоже вскочил и застыл подле нее.

— Пойдем-ка, раб, поищем себе местечко для проживания, — сказала беглая принцесса. — Не хочу я опять сидеть в той тюремной камере. Я еще согласна стерпеть жесткую лежанку и голые стены, но гадить в мятое ведро…. Нет, на эту жертву ради торжества всемирного зла я пойти не могу.

У путника, впервые ступившего на нейтральную полосу, неизбежно складывалось впечатление пустынности и не заселенности этой земли. Казалось, что нет в этом краю ничего живого — ни зеленой травинки, ни мелких тварей, таящихся в норах. Однако на деле нейтральная полоса была вполне себе заселена. И далеко не одними лишь чудовищами. Она становилась приютом для изгнанников всех мастей. Все те, кому не было места ни в королевстве добра, ни в империи зла, обретали здесь свой новый дом. Публика эта была своеобразная, неуживчивая, не склонная к дружеским отношениям и соседским походам в гости. И все же каким-то непостижимым образом слухи распространялись даже среди этих убежденных одиночек, словно отравленный ядовитыми испарениями ветер нес их на своих крыльях и вливал в каждое встреченное ухо. Слухи эти разносились быстрее, чем мор расползается по перенаселенному городу. Уже в самых отдаленных краях звучало имя Свиностаса. Его величали не иначе как королем нейтральной полосы, правителем ничейной земли и, по совместительству, темным властелином.

Публика, населяющая нейтральную полосу, обладала рядом характерных черт, объединяющих разношерстых представителей в некое подобие нации. Одной такой ярко выраженной чертой было воинствующее отрицание всякой над собою власти. Многие потому и оказались на нейтральной полосе, что устали терпеть над собой всяких разных начальничков да сборщиков податей, которые только и горазды, что деньги изымать да команды раздавать. Сама мысль о том, чтобы склониться перед чьей-то властной персоной возмущала обитателей нейтральной полосы. Эти земли, при всей их суровости, позволяли человеку быть самому себе хозяином. А кто раз вкусил свободы, не променяет ее на даже самое сытое и безопасное рабство.

Но вместе с тем, обитатели нейтральной полосы имели еще одну общую черту, а именно — лютую обиду на весь белый свет. На нейтральной полосе не оказывались от хорошей жизни. Весь здешний контингент состоял из беглецов и изгнанников. Многие были изгнаны за различные тяжкие преступления или просто отвратительный характер. Но, разумеется, сами себя эти отщепенцы считали невинными жертвами жесткого социума, и на полном серьезе полагали, что это вот именно они безгрешные агнцы, а все остальное человечество суть волки хищные. На этой почве многих одолевало желание поквитаться с обидчиками, отторгшими их, хороших, и вынудивших переселится в самый непригодный для жизни край. Сюда же примешивалась и банальная зависть — самые беднейшие обитатели Ангдэзии или Кранг-дана жили намного лучше и безопаснее, чем горемыки нейтральной полосы. И последних, разумеется, буквально корежило, когда они сравнивали свой убогий быт и быт этих зажравшихся негодяев, незаслуженно имеющих чистую водичку, плодоносную землю и прочие прелести, совершенно недоступные на нейтральной полосе. Возникало естественное желание восстановить историческую и всякую иную справедливость — то есть пойти и отобрать у этих гадов все, что те имеют. В крайнем случае, если не получится присвоить себе, просто переломать и вытоптать, чтобы не досталось оно впредь никому.

Объявившийся некто, громогласно провозгласивший себя властелином нейтральной полосы, взбудоражил местных обитателей. Возникла возможность объединиться и наказать всех вокруг за все на свете. Вот только не сильно-то им хотелось склоняться перед каким-то самозванцем, а в том, что сие самозванец и есть, никто не сомневался. Потому как иначе и быть не могло. Откуда бы у нейтральной полосы взяться королю, когда эта земля испокон веков не принадлежала никому?

Многие мешкали, раздумывали, не могли ни на что решиться. Однако самые ушлые смекнули первыми, что это действительно шанс урвать себе кусок. По крайней мере, надобно сходить и глянуть, что там за король такой завелся. Вдруг окажется, что он и вправду грозный властелин, великой силой наделенный. Такому можно и послужить. Потому как грозный и сильный властелин на одном месте не засидится. Нечего ему делать на нейтральной полосе тут и править-то особо нечем. Следовательно, устремит он свой завоевательный порыв либо на запад, в земли Ангдэзии, либо на восток, в темную империю Кранг-дан. А и там и там есть что пограбить. Они там зажрались уже, что добряки, что злодеи, пока простой народ нейтральной полосы с голоду пухнет. Доколе терпеть эту вопиющую несправедливость? Лишь священная война и возвышенный грабеж исправят этот исторический казус.

Первые желающие поглядеть на владыку и предложить ему свои скромные услуги, появились на следующий день после принесения гоблинами торжественной присяги верности. В крепости вовсю кипела работа — к утру подтянулось еще больше гоблинов, и те бодро взялись за дело. Среди них нашлись умельцы, кое-что смыслящие в фортификационных сооружениях и их устройстве. Под их чутким руководством гоблины взялись за восстановление защитных стен. Строительного материала не хватало — большая часть блоков была разбита в щебень, так что дело шло медленно и невесело. Но лишь до тех пор, пока к гоблинам не присоединилась Света. Демонесса вникла в суть проблемы, затем своей магией сформировала из песка прямоугольный блок, разогрела его докрасна и сплавила песчинки воедино. Получился довольно прочный монолит, способный послужить материалом для возведения стен.

— Сколько таких блоков ты сможешь изготовить? — спросил у Светы Зархад, который сам не работал, а ходил по крепости и орал на других гоблинов, будто имел на это какое-то право. За ним следом таскался Грыбан и тоже всячески пытался выставить себя большим начальником.

— Да сколько потребуется, — ответила Света. — Это для меня не трудно.

— Тогда начинай лепить, — сказал ей Зархад.

Он повернулся к гоблинам и закричал на них:

— Эй вы, ленивцы. Чего встали? Взяли блок и потащили!

Из толпы кто-то недовольно спросил:

— А кто тебя начальником назначил?

Физиономия Зархада потемнела от гнева.

— Так-так, — протянул он. — Вижу, кому-то здесь наскучило на этом свете. Что ж, дело поправимое. Сейчас схожу к Свиностасу, владыке тьмы и ужаса, перекинусь с ним парой словечек. Но когда он прикажет всех вас на колья водрузить, вы уж, братцы, зла на меня не держите.

В этот раз никто из гоблинов не посмел оспорить авторитет Зархада. Недовольно ворча себе под нос, они вновь взялись за работу.

Зархад повернулся к Свете и пожаловался:

— Скверный все же народ, гоблины. Не умеем мы отдаваться делу всей душой. Обязательно надо над нами с палкой стоять, а лучше, конечно, с занесенным ятаганом.